Быть может, собака слишком разгорячилась, а может быть, ее напугал шум. Или, быть может, Пол с самого начала был прав. Она развернулась и посмотрела на меня. Обнюхала мою протянутую руку. После чего вонзила в нее зубы.
Это я помню.
* * *
Прижимая к груди картонную папку со своими документами, я следую по красной линии, петляющей по первому этажу подобно волшебной тропе, ведущей через заколдованный лес, которая, хочется верить, приведет к правде. Как и во всяком приличном заколдованном лесу, меня сопровождает Гоблин, которого зовут Фрэнсис. Это грузный санитар лет пятидесяти, он тоже хромает, и у него кривая, но приятная улыбка. Мы с ним быстро поладили, обменявшись парой плоских шуток.
По пути встречаем других ночных существ. Еще один санитар катит накрытую простыней каталку. Возбужденный молодой парень в зимней куртке обгоняет нас и скрывается вдалеке, оставив после себя терпкий запах лосьона после бритья и пота. В коридорах снова воцаряется тишина. Здесь большинство кабинетов ночью не используется, и есть что-то смутно гнетущее в веренице запертых дверей. Наконец мы оказываемся в холле без окон с несколькими стульями в ряд. Фрэнсис забирает у меня папку и благоговейно протягивает ее в окошко миниатюрной индианке, взгромоздившейся перед компьютером.
Та уходит вместе с папкой. Фрэнсис достает пачку сигарет, смотрит на часы, откашливается и говорит, что меня пригласят на томографию не раньше чем через полчаса. Я улыбаюсь и заверяю его, что прекрасно справлюсь и один, если у него есть какие-либо срочные дела. Такие дела у него есть.
После ухода Фрэнсиса я отправляюсь на разведку к ближайшему углу. Снова улавливаю аромат лосьона после бритья и пота, но коридор за поворотом пуст. Лишь та же самая бесконечная вереница вечно горящих ламп дневного света. Таблетка, которую дала мне врач, начинает действовать. Голова и шея болят меньше, но я чувствую, как затормаживаюсь, теряю сосредоточенность. Возвращаюсь на свой стул и беру журнал. Гламурные люди с обложки не имеют для меня никакого смысла. Заголовки плавают перед глазами подобно посланиям с другой планеты.
К моему удивлению, не проходит и десяти минут, как меня вызывают на томографию, а Фрэнсис еще не вернулся со своей срочной сигареты. Два вялых рентгенолога раздевают меня и скармливают металлической трубе. Внутри тесно, и я не могу пошевелить руками. Мне говорят расслабиться, и я лежу, ослепленный, заточенный в темницу, а машина стонет, посылая лучи в глубь моего мозга. Я думаю о том, что не смогу отсюда выбраться, если что-нибудь случится – пожар, отключение электричества.
Через двадцать минут всего этого адские стоны заканчиваются, и меня извлекают на свободу. Я дышу глубоко, радуясь тому, что снова оказался на свободе, а один из рентгенологов говорит, чтобы я вернулся в приемное отделение и ожидал результатов. Выхожу в холл, но там никого нет. Слабый запах табачного дыма указывает на то, что Фрэнсис вернулся, пока меня сканировали, после чего вспомнил о еще одном неотложном деле, связанном с табаком.
Зевнув, я решаю, что уже достаточно большой мальчик и смогу самостоятельно выбраться на поверхность. А пока посещаю туалет, расположенный прямо напротив. Он обозначен как только для инвалидов, но я ощущаю себя сейчас абсолютно немощным.
Не задумываясь, оборачиваюсь, чтобы запереть дверь. Но она распахивается настежь. Прямо мне в лицо. На какое-то мгновение я оглушен. Толкаю дверь, но она снова бьет меня, отбрасывая на раковину, больно втыкающуюся мне в спину.
И тут я его вижу – молодого парня, обогнавшего нас в коридоре. Запах сильный – лосьон после бритья и пот. Парень закрывает ногой дверь и с силой втыкает кулак мне в живот. Я сгибаюсь пополам от боли. Он бьет меня по затылку. Я падаю на колени, пытаясь защититься руками. Но парень ударяет мне ботинком между глаз. Он кричит что-то невнятное и снова бьет меня по затылку. Я падаю, треснувшись лбом о серый пластиковый пол.
Град ударов прерывается, и я переворачиваюсь. Парень сидит на корточках рядом со мной, с красным лицом, и в руке у него появляется нож. Маленький и грязный.
– Полиция! – воплю я. – Я из полиции! Я сотрудник полиции!
Парень словно меня не слышит. Он ударяет мне в горло. Я откатываюсь вправо и врезаюсь в унитаз. Нож обдирает мне висок и втыкается в пол. Я хватаю парня за запястье, и лезвие режет мне пальцы. Парень выдергивает нож и ругается по-английски и на не знакомом мне языке.
– Прекрати! – кричу я.
Тогда парень называет мое имя, произнося его снова и снова с сильным восточноевропейским акцентом.
– Росс Блэкли! – кричит он. – Росс Блэкли! Росс Блэкли!
Потрясенный, я колеблюсь мгновение, и это промедление едва не убивает меня, так как нож, подобно змеиному языку, выстреливает мне в глаз. Я выворачиваюсь влево, и лезвие режет мне щеку. Отталкиваю парня – он оказывается на удивление легким – и ползу к красному шнурку экстренного вызова. В голове у меня по-прежнему туман, каждое движение требует усилий. Но прежде чем я успеваю добраться до шнурка, парень с силой швыряет меня в стену и дико выкрикивает смесь слов, лишенных смысла. Нож возвращается, неудержимый, слепой, жаждущий моей крови.
Теперь мне уже страшно всерьез – я забываю про подготовку и принимаюсь судорожно размахивать кулаками. И на какое-то мгновение парень теряется. Этого мне достаточно для того, чтобы лягнуть его в промежность, отбрасывая назад. Я распахиваю дверь, пытаясь ударить ею своего противника. Я больше не полицейский, и даже не человек; я зверь, отчаянно сражающийся за свою жизнь.
Парень захлопывает дверь. Но тотчас же она с грохотом распахивается, налетая на него.
За дверью кто-то есть. Фрэнсис. Гоблин. Он открывает дверь, навалившись на нее своим мощным плечом. Его сила удивляет меня. Фрэнсис протягивает руку в щель и хватает нападавшего за волосы; тот падает назад на дверной косяк, издавая яростный непереводимый шум, размахивая ножом, словно сумасшедший, цепляя меня за рукав. На этот раз мне удается перехватить его руку с ножом и с силой ударить ею по стене. После чего парень вырывается, выскакивает мимо Фрэнсиса в коридор и скрывается из виду.
Фрэнсис бежит следом за ним, быстрее, чем я ожидал от него.
И вот тут до меня наконец доходит. Меня всего трясет. Я сгибаюсь пополам, не в силах пошевелиться, хватаюсь руками за колени, легкие горят, я жадно глотаю воздух. Всепобеждающей пустотой приходит слабость. И страх. В голову и ноги возвращается боль. Я с трудом могу дышать. Молю Бога о том, чтобы этот парень не вернулся и не набросился на меня снова. У меня не осталось больше сил защищаться. Мне жарко и в то же время холодно. Я чувствую себя дилетантом. Жертвой. Как будто мне еще никогда не приходилось драться. Я чувствую себя очень одиноким.
Слышу, как Фрэнсис бегом возвращается ко мне, встревоженно окликая меня по имени. Выпрямляюсь и собираюсь ответить. Затем вспоминаю, что нападавший также выкрикивал мое имя, и понимаю то, что должен был понять еще тогда. Разворачиваюсь и, вместо того чтобы откликнуться, как могу быстро хромаю за угол, к кабинету томографии. Здесь жду, затаившись, прислушиваясь, стараясь успокоить дыхание, а Фрэнсис вбегает в приемное отделение. Он снова окликает меня, и в его голосе звучат недоумение и тревога. Затем я слышу, как он разворачивается и возвращается обратно.
Я жду, когда его шаги затихнут вдали, после чего спешу в противоположном направлении.
* * *
В зале суда стоит полная тишина. Я медлю, обводя взглядом присутствующих. Стоун понимает, что мне нужна пауза, какое-то время, чтобы собраться с мыслями. Он переворачивает страницу в своих записях, затем говорит медленно, негромко:
– Вы подверглись жестокому нападению.
– Да. Но я понятия не имел, кто это был.
– Вы были уверены, что до того момента никогда его не видели?
– Я так думаю. Но, разумеется, моя память…
– Разумеется.
– Очевидно, он знал меня – или, по крайней мере, знал, кто я такой. Что заставило меня задуматься.
И, думая над этим, я пришел к заключению, что нападение не было случайным. Но это означало, что нападавший должен был знать о том, что я там. Вот что я понял, когда услышал, как Фрэнсис окликает меня по имени. А насколько мне было известно, мало кто знал, что я в тот момент нахожусь именно там.
Стоун поднимает взгляд на меня, стоящего за кафедрой для дачи показаний, и спрашивает ровным тоном:
– Кто знал, что вы там?
Глава 10
01.00
Я лежу в лучах теплого летнего солнца на траве в парке неподалеку от того места, где у нас сегодня была пирушка. Лора сидит рядом со мной, держа мою голову на коленях, и что-то тихо говорит, но я ее не слышу. На дворе снова 2008 год, и я испытываю облегчение от того, что я здесь, вместе с любимой женщиной, а не в том кошмаре под снегом. Лора гладит меня по лицу и говорит, как по мне соскучилась. Она очень переживала за меня. Мы целуемся. Я чувствую запах вина из бокала, который, похоже, опрокинул – хотя я этого не помню, – и, посмотрев налево, вижу своего отца, стоящего рядом с Джерри. У меня мелькает смутная мысль: что они здесь делают? А по мере того как Лора меня качает, запах вина становится все более едким, больше похожим на антисептик…
Но этот запах исходит от повязки у меня на шее. Я не с Лорой в залитом солнцем парке, а один, в такси, ночью, и движения, которые я чувствую, – это повороты, выписываемые такси на узких улочках северо-запада Лондона.
Я медленно прихожу в себя, но какие-то тревожные странности сна упрямо цепляются за сознание: звуки голоса моей жены, прикосновение ее руки к лицу. Я тру виски, пытаясь очистить голову.
Вспоминаю, как взял такси на стоянке недалеко от больницы, хотя и не помню, как туда попал. Снова пугающие провалы в памяти – но по крайней мере сейчас я, похоже, потерял всего несколько минут, а не полтора года.
– Путь неблизкий, – сказал водитель, когда я назвал ему адрес. – А я уже собирался закругляться.
– У меня есть открытая виза в Пиннер[1], – говорю я. – Министерство внутренних дел утверждает, что сейчас туда ехать безопасно.
Водитель примерно моего возраста, лет тридцати, с бабушкиными очками в стиле Джона Леннона, которыми он задумчиво постукивал по рулевому колесу.
– Двойной счетчик, – наконец сказал он. Полное отсутствие чувства юмора…
Поворачиваю голову и смотрю назад. К моему облегчению, никто нас не преследует. Я вижу позади только дорогу, следы, оставленные колесами такси, быстро исчезающие под непрекращающимся снегом. Может быть, я переусердствовал? Какой-то человек только что хотел меня убить. Но, что гораздо хуже, он знал, кто я такой. От этой мысли меня бьет холодная дрожь, но зато она помогает мне предельно сосредоточиться. Парень с ножом не был каким-то случайно оказавшимся в больнице пациентом, сбежавшим из психиатрической клиники. Это означает, что на меня охотились. Но как он меня нашел? О том, что я нахожусь в больнице, знали только медицинские работники и мои коллеги из полиции.
С усилием сажусь прямее. Моя правая рука онемела, словно я отлежал ее во сне, а на телефоне три пропущенных звонка от Джерри Гарднера.
Приходит текстовое сообщение от Джерри: «Слышал, на тебя напали. Ты где, твою мать? Что происходит?» Я сам хотел бы это знать, и я хотел бы знать, кому могу доверять. Долго смотрю на сообщение, затем стираю его. После чего, в целях безопасности, отключаю оба телефона. Это выглядит до глупости мелодраматично, но я не знаю, как мне быть. Раньше мне и в голову не приходило, что кто-то может желать моей смерти. Я имел дело с бандитами, стремившимися раскроить мне голову, и вдоволь наслушался угроз, но с серьезным хладнокровным убийцей мне еще не приходилось сталкиваться. Печка в такси работает на полную, но эта мысль все равно вызывает у меня холодный озноб.
Я смотрю на свое отражение в боковом стекле, которое появляется и исчезает вместе с мелькающими огнями на улице, затем надолго застывает, когда такси движется мимо темноты неосвещенного парка рядом с нашим домом. Я осунулся и выгляжу старше по сравнению с таким, каким себя помню; стал похудевшим, небритым, с запавшими глазами. Над правым глазом появилась новая рана, похожая на красную галочку или поднятую бровь. Левая рука также кровоточит, поэтому я обматываю ее носовым платком.
– Направо или налево? – спрашивает таксист, сбрасывая скорость перед нашей улицей, теперь любезный, после того как он заехал в самый темный уголок Пиннера и остался жив. Я подаюсь вперед и указываю ему дорогу.
Я соскучился по своей жене и гадаю, когда видел ее в последний раз. Кажется, прошло всего несколько часов с тех пор, как я видел ее раздающей тарелки с хлопьями и обменивающейся профессиональными сплетнями с коллегами по работе. Но что произошло с тех пор? Неужели я также потерял восемнадцать месяцев совместных воспоминаний, забот, споров, шуток?
– Какой номер? – Водитель смотрит на меня в зеркало заднего вида.
– Третий фонарь справа, – говорю я.
Он оборачивается и удивленно смотрит на меня.
– Вы здесь с кем-то встречаетесь?
– А вам какое дело?
Водитель пожимает плечами и, остановившись, открывает дверь. Я сую ему в руку деньги и выхожу из машины.
Не обращая внимания на ударивший мне в лицо снег, пытаюсь понять, что вижу. Конец улицы исчез. Цепочка домов закончилась в пятидесяти метрах позади нас. Там, где должна была быть входная дверь нашего дома, – большая стройка, окруженная зеленым дощатым забором с воротами из стальной сетки.
Я слышу, как такси разворачивается у меня за спиной, и кричу, перекрывая шум ветра. Водитель тормозит.
– Что происходит?
Он водружает на нос бабушкины очки со снисходительной уверенностью всех таксистов.
– Это улица, которую вы просили, – произносит он. Снова трогается, и я снова кричу ему остановиться.
– Адрес правильный, – отвечаю, чувствуя нарастающий страх. – Я точно знаю. Я здесь живу.
– Субботний вечер, – говорит таксист, не обращаясь ни к кому конкретно. – Вечно одно и то же…
Я оглядываюсь назад и проверяю: да, это моя улица. Вон там, под грудой битого кирпича, был сад, где мы пировали под летним солнцем, что, как мне кажется до сих пор, было всего несколько часов назад, хотя я уже начинаю потихоньку признавать, что на самом деле с тех пор прошло уже полтора года. Справа от меня должен быть дом номер 7 – где, через два дня после того как мы сюда переехали, владелец ночью сидел голый на крыше, накачавшийся наркотиками до одури, до тех пор, пока я не уговорил его спуститься вниз. Слева был дом номер 11 – где мы раз в полгода, в целях поддержания добрососедских отношений, ужинали вместе с Кейти и Стивом, глядя на то, как Кейти становится все пьянее, а Стив – все озабоченнее.
Но теперь ничего. Ни домов, ни садов. Лишь недостроенные стены, строительные бытовки и груды мусора, медленно становящиеся белыми под хлопьями падающего снега.
Глава 11
Я залезаю обратно в такси, стараясь не поддаваться панике. В тот самый момент, когда я уже считал, что оказался дома и в безопасности, кошмар снова вернулся. Открываю в телефоне адресную книгу и набираю «Дом», но теперь смотрю на номер и с ужасом понимаю, что это вовсе не мой телефон. Где дом? Где Лора?
– Ты только не блевани у меня в машине, – бросает через плечо водитель, снова включая счетчик.
– Я не пьяный! – кричу я в ответ.
– Ну конечно. – Он самодовольно принимается хрустеть пальцами. – Твой дом украли? Ты хочешь, чтобы я вызвал полицию?
– Офигеть как смешно… А ты хочешь, чтобы я написал заявление, что ты берешь сверх счетчика?