Н. Х. Да нет, конечно! Даже теоретически каждая оценка всегда имеет погрешность. А уж тройка… ☺.
Ю. Л. Спасибо, очень интересные факты и оценки я сегодня услышал. Не исключаю, что ещё приду кое-что уточнить.
Н. Х. Да пожалуйста! Но учти, что в следующий раз оценки могут быть совсем другие – память и мнения не остаются постоянными…
13.10.13Интервью с Ильей Юрьевичем Лебедевым,[101]
16.07. Илья Лебедев времён поездки с Жоржем.[102]
Ю.Л.: Что ты помнишь о поездке в автомобиле с Жоржем Абрамовичем Ковалем?
И.Л.: Мне кажется, что это были «Жигули» 1 модели, желтого или оранжевого цвета.
Ю.Л.: Отличная память! А кто ездил? Кто был в салоне?
И.Л.: Мне кажется, Жорж был за рулем, тетя Мила, ты, мама и я с Денисом[103]. Вот как-то так…
Ю.Л.: И это была поездка или просто катание?
И.Л.: Нет, это была именно поездка. Что-то связанное или с пионерлагерем, или детским садом. Нас забирали или отвозили. Скорее, забирали…
Ю.Л.: И тогда ты произнес эту знаменитую в нашей семье фразу…
И.Л.: А, это «Жорж, давай подберем»? Это связано с покрышкой, валявшейся на дороге. Я понимал, что покрышка – это ценность! Материальная ценность. Я и сказал: «Жорж! Останови! Подберем – пригодится!».
Ю.Л.: А откуда ты взял это обращение – «Жорж»? Тетю Милу скопировал?
И.Л.: Ну да, конечно. Никто ещё ведь не называл его так.
Н.О.Л.: Все ведь называли по отчеству…
И.Л.: Вероятно, перед этим последней обратилась к нему именно тетя Мила, вот я и скопировал её.[104]
<Сказанная Ильёй 40 лет назад фраза: «Подберём – пригодится!» как руководство к действию имела продолжение через много лет. В начале 2020 года он был с женой в Нью-Йорке. По моей просьбе они осматривали некоторые объекты, связанные жизнью и работой Жоржа. Мне хотелось найти что-то новое, какую-нибудь деталь, которую видел Жорж в 1941 году, на которую мало кто обращает внимание, но которую можно видеть неизменной и до сегодняшнего дня. И такую деталь они нашли – белые плитки облицовки и мозаика на станциях первой постоянной линии нью-йоркского метро.
16.08. К сожалению, на этом троне не мог сиживать ни агент Дельмар, ни студент George Koval…[105]
Илья «подобрал» эту деталь нью-йоркской городской среды на станции метро «Columbia Univercity». Она появилась в 1904 году,[106] и сегодня пригодилась для иллюстрации важного момента биографии Жоржа – именно с этой станции подземки он почти каждый день весны 1941 года ходил в Колумбийский университет и как студент Koval на занятия по органической химии, и как разведчик Дельмар для встреч с Кларенсом Хискеем и другими своими «подопечными»…
Жаль, что в то время на станции не было железного трона, присев на который Дельмар мог бы спокойно проанализировать какую-нибудь свежую «информацию для размышления» при принятии оперативного решения ☺.[107] А в феврале 2020 года у Ильи Лебедева такая возможность задуматься была…
16.09. Размышления на станции нью-йоркского метро…[108]
И он, как и в детстве, полезно для дела ею воспользовался.
В результате вы, читатель, можете увидеть ещё одну деталь нью-йоркской подземки глазами Жоржа:
16.10. Мозаика на станции «137
th
Это мозаика с эмблемой Городского Колледжа, которая часто мелькала перед глазами Жоржа в 1946–1948 годах, когда он учился в CCNY. На неё тогда, как и на брошенную покрышку на подмосковной дороге, Жорж не обращал внимания. А Илья заметил и решил: «Подберём – пригодится!» >
14.10.13Беседа с Ириной Климентьевной Шмульян
16.11. И. К. Шмульян и Ж. А. Коваль на встрече, посвящённой 60-летию кафедры ОХТ, 1996 г.[110]
Разговор начинается с «долгов» – я передаю Ирине Климентьевне номера израильской газеты «Окна», где в публикации о Жорже Абрамовиче использован его автограф – дарственная надпись ей. Вместе с газетой я дарю свою книгу «Эвереттическая прагматика», где упомянут Жорж Абрамович Коваль. И спрашиваю, подписывая книгу: «Как правильно пишется Ваше отчество – через «и» или через «е»?». Ирина Климентьевна твердо говорит – «Через «и»! «Климентьевна», от имени Клим».
Я говорю о причине моего сегодняшнего визита – послушать её воспоминания о его «человеческих качествах».
Ю. Л. Итак – первый вопрос: Как Вы познакомились с Жоржем Абрамовичем?
И. К. Ш. Все началось с того, что я защищала диплом на полгода позже, чем все – была больна. После защиты Иван Николаевич Шокин спросил: «Куда ты хочешь распределиться?» Я выбрала то ли ГИРЕДМЕТ, то ли ГИНЦВЕТМЕТ, поскольку к тому времени мне немножечко надоел институт. (Очень много времени отнимала комсомольская работа. Хотя была она очень интересна – я ведь работала в комсомоле с Легасовым! А он был человеком незаурядным, наверно, такого же ранга, как Жорж Абрамович!) Но Иван Николаевич сказал: «Нет, ты останешься в институте!». Я попыталась спорить – «Кем я останусь? Руками я работать не очень умею…». Но он все-таки начал уговаривать меня не уходить, поскольку хотел оставить у себя на кафедре аспиранткой. Правда, сделать это тогда было нельзя – по положению выпускник должен был отработать по распределению, а только после этого поступать в аспирантуру. И Иван Николаевич договорился с Дмитрием Афанасьевичем Кузнецовым, что он возьмет меня лекционным ассистентом на кафедру ОХТ. После некоторых колебаний я согласилась. Это было в 1960 году. На кафедре тогда были Изабелла Эммануиловна Фурмер, Ия Евгеньевна Зубова, Софья Пантелеймоновна Кокуина и… Жорж Абрамович! Я всем одинаково улыбалась…
Ю. Л. То есть, Вы хотите сказать, что до этого Вы Жоржа Абрамовича не знали?
И. К. Ш. Нет, знала, конечно! Он ведь у нас лекции читал. В то время он один вел курс, читал лекции 6 потокам! Прибегал на лекцию и спрашивал у студентов: «На чем мы в прошлый раз остановились?». Но сейчас я этого не помню. Настоящее наше знакомство началось только на кафедре. Ко мне и Изабелла Эммануиловна подходила, спрашивала, что я собираюсь делать… И как-то Жорж Абрамович подозвал меня и спросил: «Ты вот всем улыбаешься, а для себя решила – с кем будешь работать?». И он предложил попробовать работать у него. Я ответила, что пока ничего не выбрала, поскольку не знаю, получится ли у меня что-то. Я могла бы заняться какой-нибудь химией в пробирках (дипломную работу я делала у Елены Леонидовны Яхонтовой на ТНВ). А вот никакую технологическую работу – сверлить, паять и т. п. – я делать не смогу, сказала я Жоржу Абрамовичу. Ну, вроде так и договорились. И я стала работать с Жоржем Абрамовичем. Начала читать литературу по его теме и, конечно, меня сразу поставили вести лаборатории по КИПам. А там – все эти электрические приборы – потенциометры и прочее подобное… И я со слезами на глазах разбиралась с этой электротехникой, мне было очень трудно!
В это время у меня родился сын (я даже хотела уйти с работы в связи с беременностью, но Жорж Абрамович уговорил меня остаться) и после возвращения из декретного отпуска (а он был тогда очень короткий!) Жорж Абрамович предложил мне тему диссертации по процессам и аппаратам. Я рассердилась: «Вы что делаете! Я же сказала Вам, что не могу сверлить эти тарелки!». Но он меня успокоил тем, что дал мне дипломника. Это был Тонда (Антонин) Шимечек, чех. Наверное, после А. И. Родионова, это был второй дипломник Жоржа Абрамовича. И мы вместе с ним начали осваивать тему. Тонда после окончания института у себя на родине достиг высоких постов, объехал весь мир, и мы продолжали общаться: он писал мне письма, звонил по телефону… Когда вышла книжка про Жоржа Абрамовича, я написала об этом Тонде и он связался с Жоржем Абрамовичем, поздравил его и у них завязалась переписка по интернету. В один из последних моих визитов Жорж Абрамович с восторгом от того, что он освоил интернет, показывал мне на экране компьютера фотографии внучки Тонды, которые тот ему прислал.
Ю. Л. А Вы с Жоржем Абрамовичем электронную переписку не вели?
И. К. Ш. Нет. Жорж Абрамович был круче, чем я, он мог все освоить, а я не смогла и я в этом виновата. Жаль, конечно, но мы общались по телефону.
Ю. Л. Возвращаясь к Вашему знакомству с Жоржем Абрамовичем, хочу спросить – Вас тогда его манера разговора, его американский акцент, не удивили?
И. К. Ш. Нет, я как-то не обращала на него внимания. Хотя наши кафедральные ребята – Гришин в особенности! – и «передразнивали» его (я не могла – нет у меня такого таланта!), да и мне все было понятно в его речи, а его акцент казался мне приятным. К тому времени я уже много общалась с иностранцами по комсомольской работе и слышала разные акценты. А на письме Жорж Абрамович был очень грамотным человеком!
Ю. Л. Ещё один вопрос о раннем времени Вашего знакомства. Собственно, знакомы Вы с ним тогда не были, Вы были студенткой в 1959 году. А в этот год состоялась первая американская выставка в Москве и приехала большая делегация. Как рассказывал Лев Гришин, часть её посетила Менделеевку и Жорж Абрамович по просьбе Кафтанова исполнял обязанности переводчика. И во время приема один из гостей вдруг сказал о том, что у Жоржа Абрамовича «очень приятный северо-западный акцент, похожий на говор жителей Айовы!». Это очень насторожило Жоржа Абрамовича – в составе делегации наверняка есть представители спецслужб, когда они вернутся, то напишут отчеты, и история с «айовским акцентом» менделеевского переводчика всплывет в штатах… И после этого его напрягал каждый шорох в ночной тишине – то ли «наши» за ним пришли, то ли «оттуда» уже добираются…
И. К. Ш. Нет, этой истории я не знала. Но вот по поводу тишины мне Жорж Абрамович говорил, что, когда он приехал сюда «оттуда», его поразила здешняя тишина.[111] Я думаю, что это объясняется тем, что «там» он был все время в напряжении. А здесь он жил на Ордынке, топил дровяную печь и, как он однажды обмолвился, постепенно избавлялся от «тех» страхов.
Ю. Л. А что Вы помните о переезде Жоржа Абрамовича на новую квартиру на Мичуринский проспект?
И. К. Ш. О том, как и почему он получил эту квартиру, я ничего не знаю. Но помню, что помогать при переезде от кафедры ездили Гришин и Семёнов. Там был ещё и приемный сын Жоржа Абрамовича, Валера Рудаков. На него, кстати, Жорж Абрамович частенько жаловался и немножко обижался – он себя вел не очень хорошо. Он ведь из «неблагополучной семьи» – его взяли от соседей… А Жорж Абрамович, как всякий добрый человек, хотя и переживал, но уступал ему… Ведь тогда Валера был он в какой-то степени смыслом жизни Жоржа Абрамовича. Но я, как человек не любопытствующий, не выспрашивала деталей…
Ю. Л. Да, Жоржу Абрамовичу «повезло» – и Вы не были любопытны, и Коля Харитонов не «влезал в душу»…
И. К. Ш. Да, так получилось… Но кое-что о «частной жизни» Жоржа Абрамовича я помню. Однажды – это было году в 63 – он лежал в больнице. У него обнаружилась какая-то опухоль в области желудка. А Жорж Абрамович был человек очень осторожный – разумно-осторожный в отличие от меня! – особенно, когда это касалось его здоровья. Если он грипповал вдруг, то на работу не ходил. Он даже из-за этого не пришел на мою защиту! Так вот, когда он попал в Боткинскую больницу, то очень испугался этого. Он боялся, что у него «самое худшее». И я ездила к нему в больницу. Не часто – у меня был маленький ребенок – но ездила. Там я встречалась с Людмилой Александровной. К сожалению, я заметила, что она относится к моим визитам как-то настороженно, может быть, она даже немного ревновала меня к Жоржу Абрамовичу. А меня не мучила совесть, и поэтому я не могла перед ней оправдываться… И когда выяснилось, что опухоль не столь опасна, я перестала ездить, чтобы не нервировать её… Ему сделали операцию, удалили опухоль, и он снова вернулся на работу.
Ю. Л. А не припомните, когда именно это было – весна, зима?
И. К. Ш. Я боюсь ошибиться, но мне кажется, что это было лето, я была легко одета…
Ю. Л. А когда Вы узнали, что Жорж Абрамович – разведчик?
И. К. Ш. Я не помню… Может быть, когда он читал нам курс, кто-нибудь из студентов сболтнул? Но я этого не помню… Но то, что он был разведчиком, такая информация у меня была. Может быть, это было связано с тем, что как раз в это время, где-то в начале 60-х, он пытался поехать на конференцию в Чехословакию, но ему отказали. Уже потом, много позже, но до того, как его «признали», вспоминая об этом, я даже позорила Жоржа Абрамовича за то, что он не отстоял себя. Я говорила: «Как Вам не стыдно! Я бы на Вашем месте пошла к Вашему начальству и рассказала бы, что Вы… Вот «такой-сякой»… Что так нехорошо… Ну почему вот Василий Иванович <Грачев> все имеет, а Вы просто «рядовой» и ничего не имеете? Ну почему Вы не можете это сделать?». Но он как-то всегда уходил от ответов мне.
Ю. Л. А вот ещё один интересный момент как раз того времени – в 1964 году Жорж Абрамович вступил в партию. Вы не помните, как это происходило?
И. К. Ш. Это почему-то совсем мимо меня прошло! Я к вступлению в партию относилась с осторожностью… Хотя мне предлагали вступить в партию очень хорошие люди – Иван Николаевич Шокин (когда я отказалась, он меня спросил: «Ты что, взносы не хочешь платить?»), Афанасий Иванович Малахов (я тоже отказалась), звал и Легасов (я тогда ещё подумала – «Ну, куда мне! Что такое я, и что – Легасов!»)…
Ю. Л. Хорошо, вернемся к биографии Жоржа Абрамовича. Вы знали о том, что он был в Америке не только в молодости? Может быть по его «обмолвкам», «оговоркам»?
И. К. Ш. Нет, никогда я такого не замечала. Но я знала от кого-то из той студенческой группы, где он был куратором (но не от Гильденблата), что он рассказывал ребятам этой группы об Америке. Но что он рассказывал, я не знаю, я там не была…
Ю. Л. А вот вопрос, который я задаю всем, хорошо знавшим Жоржа Абрамовича. Почему, как Вы думаете, Ковали в 1932 году уехали из Америки?
И. К. Ш. Нет, не знаю… Хотя он рассказывал мне о своих родственниках… Как-то – о приезде брата, о своих племянницах Гале и Гите, показывал фотографии, когда я была у него дома. Но ничего о причинах отъезда я не знаю…
Ю. Л. Но я сейчас не о знаниях Ваших спрашиваю, а о Ваших размышлениях об этом… Жили люди себе, жили и вдруг стронулись с обжитого места…
И. К. Ш. Вы знаете, размышлять я об этом просто не имела времени – у меня мама умерла в 1966 году, и семейные дела – муж, малолетний сын, заботы по хозяйству – просто не оставляли времени на такие раздумья. Хотя Жорж Абрамович показывал мне дома фотографии своего отца – он ведь был плотником, из рабочих… Да и сам Жорж Абрамович был прекрасным мастером. Он, например, мастерил себе табуретки… Он ведь поначалу жил очень бедно. Мне рассказывала Тося – Антонина Григорьевна Кузнецова – что когда Жорж Абрамович приходил в калошах и снимал их, они с Валей Воробьёвой вместе «влезали» в эту калошу: одна поставит ногу, и другая! По длине в калошу вставали как раз обе туфельки – такая большая была нога у Жоржа Абрамовича. Это очень веселило Тосю и Валю и они смеялись над этим… Но при таком размере обуви ему нужно было хорошо питаться, и они, замечая, что он голоден, подкармливали его… Мне Тося рассказывала, что он жил довольно бедно – приносил с собой молоко в бутылке и уносил бутылку, чтобы ее сдать… Помните, в наши времена она стоила 15 копеек? Но я не знаю, почему они уехали…
Ю. Л. А что Вы можете сказать об отношении Жоржа Абрамовича к различным военным юбилеям и праздникам? Он ведь до 1989 года был «нелегалом»: именно в этом году в его военном билете появилась запись о том, что он – ветеран войны.
И. К. Ш. Вы знаете, Жорж Абрамович, как и я, довольно равнодушно относился ко всему этому. Но на всех этих мероприятиях он «как надо», так себя и вел. И вообще, он не был эмоциональным человеком, во всяком случае, публично не проявлял своих эмоций…
Ю. Л. Да, конечно, то, что Жорж Абрамович свои эмоции «держал в рамках», это очевидно… И в общении с людьми умел выглядеть «не эмоциональным». А уж что было у него «внутри» – не нам судить!.. И потому здесь тоже к Вам только оценочный вопрос: как он относился к власти? Он был «советский человек»?