Однажды его «обманул» и «вернул» встретились. Дмитрий стоял у окошка того самого ларька с бабкой за малолетней девочкой. У неё не хватало денег на пачку сливочного масла. Тогда, в 90-е, на каждом углу стояли ржавые ларьки со всем тем, что только можно было втюхать прохожим. Девчонка худыми пальчиками пересчитывала свои копеечки в надежде, что денег хватит. Продавщица, всё та же бабулька, через окошко спрашивала: «Анечка, что же тебе мама стала давать так мало денег?» Девочка скромно отвечала: «У нас теперь больше нет». Дмитрий с радостью вызвался помочь. Вынул свой лопатник и, выискивая мелочь, спросил: «Сколько тебе добавить?» Однако ответа не последовало. Он посмотрел на Аню, чтобы переспросить, но… наткнулся на растерянный взгляд ребёнка. Через мгновение Дмитрий понял, что перед ним дочь матери-одиночки, последней жертвы. А в лопатнике – ею занятые перезанятые деньги на квартирку. Тут же из памяти поднялись давно забытые слова: «Шкура». Однако через двадцать лет эти слова полоснули по самому сердцу, ибо прозвучали справедливо.
Вот и встретились плоды жизни его – осчастливленная гривенником и обобранная до нитки. Вот и встретились «Дима по понятиям» с «Димой по совести». Сомкнулись два мира: ближний и охотничьи угодья. Главные пункты его системы ценности выросли и обострились. Они стали прямо противоречить привычному образу жизни, и всему тому, из чего Дима состоит. По-старому жить уже нельзя – совесть разорвёт на части, по-новому не то что не умеет, его мозг даже не содержит нужной для этого информации. Плюс чувство вины, провоцируемое всё той же системой ценностей. «Там маюсь месяц, чтобы прилететь с югов и поганый гривенник вернуть, а здесь сижу и втираю этим бедолагам, чтобы отнять вообще всё!» – говорил он на приёме. Вот и новый кризис. Вот и тупик – жестокая депрессия, подавленность. Отсюда дикое внутреннее напряжение. От него ледяная злоба и агрессивность, беспробудное пьянство, дебош, ментовка, суд, тюрьма. Второй срок был справедлив, поэтому Дмитрий перенёс его гораздо легче. Ничего нового в тамошних людях не открыл. Словом, старые впечатления. Однако времени подумать было предостаточно. Дмитрий освободился, приехал в свой город и столкнулся с тем, что здесь тоже всё по-старому. Каждый угол, каждый кустик, лавка, дерево… были такими родными. Но всё это смердело понятиями и «тем Димой», которого больше нет. Он уезжает в Москву – бежит от себя. Теперь Дмитрий сам оказался во внешнем мире, причём без команды, войны и цели – без старых слагаемых душевного комфорта. От чего уехал – понятно. К чему приехал – неизвестно. Со старым покончено, но как по-новому? Что делать и для чего жить? Словом, полная растерянность. Будто старая ваза разбита. Есть все её части, а как собрать неизвестно. Однако Москва – великий мегаполис. Здесь есть всё и для мерзавца, и для святого. Вот и Дима, уже не тот, но ещё не этот, нашёл-таки инструкцию по склейке. Однажды кришнаиты вручили ему своё новоявленное Священное Писание. Они с искренним участием общались с ним. Можно по-разному относиться к этой «философии», но прочитанное оказало сильнейшее позитивное воздействие на Дмитрия. Читал он это Священное Писание взахлёб, а душа светлея, кричала: «Нашёл! … Нашёл!» И вот уже новая посудина стала собираться сама собой из старых осколков. Он работает в кришнаитской пекарне и общается в кругу кришнаитов. Словом, становится частью религиозной общины, объединённой общей идеей. Опять новые впечатления и новый опыт, ведь у каждого члена общины свой драматичный путь в секту. Вот и новая команда. Дмитрий решает стать проповедником новой религии. Вот и новая цель. Осталось, правда, несколько нерешённых душевных проблем. Во-первых, Дима мается в поисках причин прощения себя. Например, во время приёма я слышал неуверенные утверждения: «Если все мы здесь под Богом ходим, значит и совершённое убийство кем-нибудь было нужно Богу». Однако такая логика не даёт искомого облегчения, так как подобна старым добрым: «Надо же на что-то жить» и так далее и тому подобное… Во-вторых, надо простить того, кто дал когда-то против Дмитрия показания. Но сначала нужно было понять, как мог это сделать спасённый им человек за своё спасение. Больше того, человек, который раньше сам подставлялся ради Димы. В-третьих, новый образ жизни не содержит войны. Нет даже намёка на противостояние, так как сектой проповедуется мир да любовь. Несомненно, что неосознанный поиск конфликта ещё приведёт к борьбе за какое-нибудь правое дело. Но сейчас самое горящее желание – это найти и «отомстить, отомстить, отомстить!» Он долго искал бывшего друга. Его представления о встрече и «оплате», в зависимости от жизненной ситуации и душевного состояния сменяли друг друга: от яростной расправы до длительного, подавляющего разговора и выразительного плевка в лицо, но потом, всё равно – убить. Просто казнить, без садизма. Однако годы шли, и вместе с системой ценностей видоизменялось содержание этого желания. Когда медиум сидел на приёме, то уже хотел сначала поговорить с «другом», чтоб тот осознал, какую подлость совершил. Но потом уже не казнить, а поступить «по обстоятельствам». Вот эта Димина замена понятий «казнить» на «обстоятельства» проявила противоречие: вера запрещает, но желание сильней его самого. Другими словами, своё «скромное» желание Дмитрий уже формулировал не как «отомстить», а как «восстановить справедливость».
Чудо!
Но вот однажды произошло настоящее чудо! Потому что такой случай, наконец-то, представился. И где бы вы думали? Два человека растворились давным-давно в самой большой стране огромного мира, много лет назад. И вдруг в окне какой-то пригородной электрички, на платформе какого-то серого городка, в самый час пик, промелькнуло до боли знакомое лицо. Дмитрий даже не сразу это осознал, но через мгновение его вопросительно ударило: «Эт чё ща было? … Витя?». А потом уверенно: «Да, да! Ведь это он!». Но поезд уже разгонялся, уезжая всё дальше и дальше. Дмитрий физически чувствовал увеличение расстояния от точки «А» до точки «В». Будто резину растягивал проклятый поезд. На мгновение его охватило смятение: «Так чё делать-то?! Больше ведь не будет никогда…», сменившееся пониманием, что надо действовать, пока не поздно. Дима со свойственной ему решительностью просто встал и, расталкивая плотную толпу, не реагируя на матюки с пинками, вломился в тамбур. Там, у всех на глазах, сорвал стоп-кран. Вцепившись в прутья выходной двери, дождался пока будто получившая в поддых, электричка остановилась и выдохнула открытыми дверьми. Спрыгнув на насыпь, Дима побежал в обратную сторону. Там, при свете фонарей, в самый час пик, был тот, кого сейчас ему послал Бог… или дьявол. И Дмитрий нашёл его – обычного человека, прямо в толпе таких же обычных людей, в совсем незнакомом городе. Дима просто знал, куда ему идти. Будто автор чуда вёл его к «другу».
Справедливость
А вот и встреча. Она прошла совсем не так, как представлялась много-много раз. Дима в последний момент решил скрыть, что знает правду и с коварной искренностью обрадовался встрече с лучшим другом детства и буйной молодости. В первое мгновение Виктор не поверил глазам своим. Потом в его лице Дмитрий точно уловил нешуточный испуг, перешедший быстро в мобилизацию. Однако радость и даже настоящее счастье Дмитрия от встречи сбили «друга» с толку, а потом и вовсе успокоили. Виктор поверил, что Дима ничего не знает, а зря. Дима искренне был счастлив не встрече с другом, а встрече со справедливостью. И началась былая «дружба» вновь. Как водится в таких случаях, взяли бутылочку и пошли куда-нибудь посидеть. Дмитрий давно не пил потому, что терял человеческий облик даже среди своих, а тут был «друг ненавистный». Нужно было сделать всё, чтобы не запьянеть. Однако, как и следовало ожидать, разговоры захмелевшего Вити о былом и тосты за «нерушимую мужскую дружбу», причём с неподдельной кристальной искренностью в глазах, чуть было не стоили ему жизни. В Дмитрии вспыхнула копившиеся многие годы дикая ненависть и безумное желание «разодрать в клочья этот вещающий рот, выдрать этот тухлый язык и заставить сожрать его, бить, бить и бить по башке, пока не выскочат мозги и ненавистные лживые глаза!» Чтоб выплеснуть, наконец, спрессованные потрясение и отчаянье от предательства, а также боль за годы и годы, несправедливо проведённые в тюрьме. Но (!) железная воля сковала Диму. Ещё надо было понять этот мир, в котором такое возможно. В конце концов, наказать можно будет и завтра, и через год.
Была, правда, ещё одна причина не трогать дружка – теперь в жизни Дмитрия есть Бог. А он говорит «не убивай», «прости». Но как?! Как это сделать?! Можно просто приказать себе: «про-ща-ю». Однако это будут только слова. Даже ложь. В сердце невытравимый яд ненависти. Кажется, вырежи её и сдохнешь сам – сердца не останется. Однако суть веры в прощении. Дмитрий не сомневался в этой истине, а поэтому делает вывод: «Значит, я чего-то не понимаю. Мстить нельзя, но еле сдерживаюсь. Простить надо, а уж это… ну совсем невозможно. Однако Бог всегда ставит задачу, что по силам. То есть я чего-то не понял. Что-то очень важное. Наверно слишком далёк от совершенства. Не смирюсь с этим. Найду». Это Дмитрий говорил, когда был на приёме. Медиум знал его жену, ребёнка. Был в хороших отношениях с его матерью, на глазах которой они выросли. В общем, дружил, но на самом деле искал ответ. И этот поиск был решающей схваткой Димы «по понятиям» с Димой «по совести», потому что конфликт жажды мести и веры только нарастал. Тем временем общение с Виктором стало приносить свои плоды. Из откровенных разговоров стало ясно: дружок способен правильно оценивать свои поступки. Он прекрасно знает, что такое предательство, и даже презирает его. Дима на сей раз верит, так как безошибочно определяет, что из Виктора его правда, а что ложь, и потому становится ещё дальше от понимания предательства своего бывшего, дорогого друга детства. Отчаявшись понять, Дмитрий решает казнить, сказав себе: «По крайней мере, на земле не будет такого урода». Кто знает, это тёмная сторона, борясь за пространство в душе, предлагает Дмитрию такое самооправдание или светлая так испытывает? Задуманное «мероприятие» не будет истязанием поверженного противника, это будет именно казнь. Дмитрий предлагает поехать Виктору на охоту в те далёкие места, где они выросли. Там, где у их компании было любимое место, где помнит их детьми каждое дерево, он решает покончить с другом. Уже точно знает Дима что скажет и как убьёт, в каком точно месте и даже во сколько. Так, избавив Божий мир от «морального ур-рода» он надеялся реабилитироваться перед Всевышним – отмывшись за всё своё прошлое.
Сомнения
А потом он поехал туда, один. Нашёл то самое место, в том самом лесу, на своей малой родине. Среди стоявших на том же месте потолстевших стволов деревьев выкопал могилу, спрятал оружие и вернулся за Витей. Всё, после долгих колебаний решение принято. Место готово. День отъезда «на охоту» в родные места оговорен. Но! Чем ближе долгожданный день, тем больше сомнений: «А могу ли я убить, познав Бога? Правильно ли я во всём разобрался? Потом ведь поздно будет! Если есть сомнения, значит, не всё правильно скумекал». Таким образом, открывшийся второй слой ещё более страшного душевного конфликта грозил раздавить Дмитрия новой депрессией. Уже и вера есть, и цель, и товарищи. Вот всё на своих местах! Но старое, до-московское состояние схватит за горло и не отпустит, а что если его новая жизнь здесь – ещё большая ложь? Что если он испоганит собой мир Бога, став хуже Вити. А впереди ничего нет, только пустота, которой тоже нет. Дмитрий чувствует возможные последствия намеченных событий. Глубоко в подсознании понимает причину этих сомнений, но решить их он не в силах. Поэтому интуитивно запрещает себе думать об этом, отгоняя сомнения. Ах, если бы всё так просто решалось. День отъезда приближался, а усилия по недуманию об этом сами превращались в мысли, которые, в свою очередь, тоже надо было гнать таким же способом… опять по кругу… В общем, он у черты. Отсюда острое желание пустить в себя кого-нибудь со стороны. Вот тут-то, через знакомых и попадается Дмитрию человек погружающий людей в прошлые жизни. Последнее обстоятельство особенно подкупает кришнаита. И вот, Дима перед отъездом у меня, на приёме.
Переход
Всё вышеописанное, медиум рассказывал в течение почти трёх часов. Настало время гипнотической регрессии в прошлую жизнь. Внешне это выглядит следующим образом: медиум лежит на кушетке с закрытыми глазами. У изголовья в глубоком кресле сидит психолог. Спокойным, почти без выражения голосом произносит необходимый для изменения сознания медиума текст. Введение длится минут двадцать и плавно переходит в разговор о видениях, поднимающихся из глубин подсознания.
Жизнь прошлая
Сначала медиуму являются сюрреалистические образы. Густой туман, будто он в облаке. В нескольких метрах от мысленного взора виден современный военный ботинок очень большего размера, с шипованной подошвой. Из него видна волосатая голень мощной ноги, которая выше колена скрывается в этом тумане. Через некоторое время образ меняется. Подошва всё того же ботинка. Вид из-подо льда, на котором тот стоит. Подошва так близка, что если не лёд, то ботинок встанет прямо на лицо. Мысленный взор медиума начинает двигаться вдоль льда. Протектор и шипы ботинка остаются на месте, а через лёд начинают проглядываться зимнее синее небо с сияющими солнечным светом нежными облаками. Однако ботинок высоко поднимается и мощно бьёт подошвой в лёд перед лицом (если можно так выразиться). Дмитрий в реальности дёргается. Лёд незыблем. Он непреодолимая преграда для шипованного колосса. Зато куда бы ни двигался мысленный взор Дмитрия, ботинок поднимался и немыслимой массой бил в лёд, пытаясь его проломить и раздавить, наконец, того, кто пытается смотреть на небо. Далее образ меняется. Теперь медиум видит стол. На столе лежит фужер. Вокруг него медленно растекается красная жидкость. Помещение без окон. Освещено огнём горящего камина. Дмитрий видит себя из той жизни со стороны: парик, камзол, чулки, туфли. Тоже очень высокий и худощавый. Лицо грубое, угловатое. Горбатый нос и тонкие губы. Рассматривая черты того своего лица, безразлично восклицает: «Ну и рожа!» Теперь взгляд его на двери. Она массивная. Ручки нет. Видимо, заперта снаружи. Зато есть маленькое закрытое окошечко – «кормушка», так хорошо знакомая бывшему зэку в реальной жизни. Вот с этого момента за визуальными образами из памяти поднимается их смысл – он начинает понимать, что находится в камере. Причём в камере для высокопоставленных персон. Затем приходит понимание причины его здесь нахождения – «арестован за неуважение к суду».
Психолог:
– Кто вы?
Человек типично криминальный, ненавидящий противоположную сторону, отвечает по слогам:
– Про-ку-рор.
Медиум осознаёт, что это Европа, 1730 год. Его имя – Мартин.
– В городе, где я назначен прокурором, всем заправляет один мафиозный человек. Ему принадлежит город. Подсудимого, которого я обвиняю, пытается вытащить этот человек. Все в суде или куплены, или должны ему. Один прокурор – в моём лице, как кость в горле, обвиняет подсудимого безапелляционно и неопровержимо.
Дмитрий замолкает. Прислушивается к своей памяти.
– У меня нечего отнять – презираю собственность. Мне не за кого бояться – я один. Меня нельзя запугать – страх отсутствует в моём устройстве. Я выше их всех, потому что неподкупен. Они пытаются вытащить обвиняемого всеми правдами и неправдами. Это так очевидно, что когда я публично говорю об их продажности, в их же суде, этим хмыр-рям даже нечего возразить. Всё, что они могут сделать – это удалить меня из зала суда в эту камеру на несколько часов.