– Жарко? —
Услышала она чей-то учтивый голос. Но мысли лихорадочно закрутились в голове, она поняла, что теряет «лицо». Это было недопустимо, пусть даже именно в данный момент в ее сторону никто старался не смотреть.
Ректор Иштван Рене присел напротив – Милостивая госпожа,….. баронесса, вам не хорошо стало?
Она еще не успела взять себя в руки и подняла на него глаза, полные мольбы и страха. Его карие, проницательные глазки впились ей в лицо. Он все, все прекрасно понимал. Он даже сочувствовал.
– Кто эта студентка? – глухо спросила она.
– Эта известная красавица нашего университета, Анни Милешевская.
– Она из высокородных?
– Не знаю, баронесса, я могу узнать для вас все.
– Баронесса закрылась веером.– — Я вас прошу, вы шикарно будете отблагодарены. Пусть ее больше не станет в университете. Совсем, совсем.
Иштван Рене оторопело откинулся на спинку стула, глазки его заморгали и в них промелькнула недоверчивость.
– Милостивая госпожа, может вам все показалось? Через четыре месяца они выпускники и вы ее больше не увидите.
– Ваше сиятельство, четыре месяца, это слишком много…. А благодарность моя не знает временных границ. Она слишком дерзка, это недопустимо! Сделайте, прошу вас, что- нибудь. – но все еще читая в глазах Иштвана Рене удивление и нерешительность, добавила – Я не для того участвую в финансовых мероприятиях вашего учреждения, что бы затем получать от его учащихся, учащихся, мисье, даже не от ученых мужей, в отношении себя наглость и фамильярность. – голос ее был тихим, но настолько стальным, что ему все больше хотелось отклонятся от нее дальше, что бы не дай господь, сила этой обиды, не затронула и его.
Он помолчал. Опустил глаза. Но потом тихо сказал – Вы мне позвоните. Я готов, но может ваши эмоции улягутся, утро вечера мудренее.
А вихрь кружил их внутри зала, по кругу, но для них время остановилось. Бывает вот как – тебя глубоко, и уверенно терзает мысль, что рядом с тобой сейчас твой человек, твой, Богом данный. Пришел тот момент, для кого-то быстро, для кого-то так не скоро, когда ты встречаешь человека, и внутренний голос, с самой глубины подсознания, тебе нашептывает не умолкая, вот, это твое, единственное, самое дорогое, желанное и тебе предназначалось его любить, еще до твоего рождения, высшими силами – это предопределение. И от того, что ты обрел свою вторую половину, а без нее до этого ты шагал по жизни один, тебе становиться тепло и защищенно. Ты ощущаешь гармонию внутри себя и свою полноту.
И что со всем этим делать, когда по пути, идя по дороге жизни, ты связал себя с другими людьми перед обществом и самим Богом?
– Анни, а почему вы пригласили меня? – вдруг спросил он.
Она растерялась. Опустила глаза и уставилась ему в грудь взглядом. Так неловко от этого вопроса.
– Я, я… но вы же меня так часто выручали, я с вами больше знакома, чем с другими.
Он усмехнулся – Анни…. Меня всегда так восхищала ваша отчаянность и рискованность. И вместе с тем, вы.. так женственны и обольстительны. Этот феномен я никогда не встречал и до сих пор не могу его объяснить. Мужские поступки, решительность, не свойственная ни одной женщине и нежность, беззащитность. Чудеса! Вы только по- этому меня пригласили? Вы сейчас изменяете сами себе и не решаетесь все сказать как есть?
– Вы решили, что все про меня знаете?
– Да.
– Вы самоуверенны. Но…. Знаете, я не так решительна, как вам кажется, ибо была бы более хладнокровной, а у меня этого нет. И потом, вам не понять, вы не боролись за выживание, вы просто живете в свое удовольствие. Карма, слышали про такое? Решительность – не моя суть, а только сложившиеся обстоятельства.
Он не стал возражать, но в его глазах она прочла выражение отрицания и снисходительности. Тихо, тихо он бросил, безлико – ну, да…..не понять – но интонация, с какой он это произнес, как буд-то говорила «Вот мне то как раз, это знакомо больше чем кому!»
Ей не хотелось, что -бы танец остановился. Все ее существо тянулось к нему и возникало чувство, что врастает в него с костями, кожей, кровью. «О, дева Мария, что за наваждение, я не смогу с ним расстаться!»
Но музыка смолкла. И она словно очнулась, первое интуитивное движение у нее было посильнее уцепиться за его руку, но тут же испугалась саму себя и ослабила силу. Медленно, медленно рука сползла вниз и повисла вдоль тела, безжизненно. Но у него порыв был такой же. Только здравый рассудок заставил совершать какие-то действия, вопреки зову сердца. Он отвел ее в сторону.
Вскоре он вернулся к баронессе. Она сидела вся взмокшая, хотя не танцевала. Веер нервно гонял теплый воздух. Он понял ее мысли. Но ему было все равно. Еще запах другой женщины не развеялся и выражение ее глаз стояло в воображении неотступно.
Баронесса сумела справиться с эмоциями и специально выдержала паузу, чтобы не выдавать себя и своих чувств. Она дождалась еще несколько композиций, дала остыть после танца своему супругу и только тогда стала настаивать на том, что бы им уехать. «Ей тут жарко, ей тут скучно и ей тут дискомфортно» Муж предложил ей по танцевать с ним, но она возразила, сослалась на резкую головную боль и заспешила к выходу, легким поклонам прощаясь со всеми присутствующими.
Не хотел, но все понял князь Войцеховский, это была естественная человеческая реакция. Они уехали с бала. И как только это произошло, Анни потеряла весь интерес к празднику. Вскоре покинула бал и она. Игн и Хелен еще оставались.
22. Через несколько дней, с ней в университете произошел ошеломивший всех случай. Анни не все видела сама, не все знала. На одной из лекций, сзади, одним из студентов в сумку была подложена отпечатанная рукопись Карла Маркса и Фридриха Энгельса теоретиков коммунизма. Это была какая-то мистика! Она спасала своего друга, когда того в действительности поймали с этими сшитыми бумагами. А здесь у нее их обнаружили, но про них она была в неведении. Сразу после лекций ее вызвали в деканат. Ректор сидел за столом и она помнит, как войдя еще отметила про себя: « Что-то он не смотрит в глаза, но весь его вид такой пасмурный и сердитый, а все остальные, двое профессоров и лаборант, стояли поотдаль, в каком-то ожидании» Воздух был пропитан негативом и даже опасностью. Удивление было преобладающей эмоцией в этой ситуации, но странно, легкий страх вползал в сердце, заставляя его учащенно биться. Она растерянно подошла ближе к столу и ректор поднял на нее глаза. Ничего доброго они не сулили. « О дева, Мария, что же случилось?»
Иштван Рене начал четко и говорил так, словно хотел каждое свое слово нагрузить дополнительным весом. – Анни Милешевская. Нам было доложено, что в стенах университета вы распространяете запрещенную литературу!
– — А? что? – выдохнула она в изумлении.
Он четко повторил.
– — Кто …. кем доложено? – у нее от поразившего изумления мысли спутались.
– Разрешите нам проверить вашу сумку.– попросил ректор.
Она хаотично схватила свою сумку и вытрясла из нее все на пол. И вот она, выпала, длинными желтыми, отпечатанными на машинке листами на паркет. Она остолбенела. Глаза расширились и руки перестали слушаться. Схватив рукопись, она еще раз и еще прочла заголовок и сердце похолодело. Какая то невидимая, темная сила накрыла ее тяжелым покрывалом и у нее возникло ощущение, что она оказалась в темноте, а в ней по углам сидят цепные псы, она их не видит, но они вот – вот готовы броситься на нее что бы разорвать.
Громкий, тягучий вздох раздался в напряженной тишине. Ректор вышел из-за стола, подошел, нагнулся и забрал рукопись. Хотя мысли её спутались, все еще не до конца верилось, что это происходит с ней по-настоящему, но часто встречая в коридорах университета ректора Иштвана Рене, он ассоциировался у нее с добрым, интеллигентным, даже чаще отрешенным от мира сего человеком и он сейчас стал для нее тем злодеем, который одним только движением руки поломает её такую хрупкую жизнь, её мечту, безжалостно растопчет эти годы труда и напряжения физических сил прилагаемых для успешного учения. Бессонные ночи, переживания, ограничения своих плотских желаний в смысле отказа от отдыха, мелких покупок, ну ведь она же девушка.
– Анни Милешевская, в данной ситуации, вы понимаете, что это запрещенная литература, что вы, однозначно, отчисляетесь из университета, без права восстановления и что в лучшем случае, только из-за нашего к вам расположения мы не станем сообщать об инциденте в полицию, что бы не запятнать университет и не создавать лишних проблем никому. Вы должны написать заявление об отчислении вас из университета по доброй воле, по семейным обстоятельствам.
– Нет! – громко крикнула она
– Если вас отсюда выведет полиция, вы не только будете отчислены, но и потеряете свободу на пару лет. Вы хотите этого?
Она резко и быстро, быстро замахала головой и из глаз брызнули слезы. Закусив от ярости свою ладошку, она судорожно стала выкрикивать – Это не мои рукописи. Я их вижу первый раз! Недоразумение! Это какое-то недоразумение! Верьте мне! Я же ничего не знала. А… Мне это просто подбросили!
Но в их движениях, в их взглядах она читала неумолимость. Слова отскакивали от невидимой стенки. Они уже все решили!
Закрыв лицо руками, она залилась слезами. Ректор отошел к окну и стал терпеливо ждать, когда закончиться женская истерика. Анни не долго плакала. Она настолько имела сильный дух. Мысль прожгла ее неожиданно: «Гады, какие гады! И я тут ползаю перед ними, унижаясь!» Вдруг она оторвала руки от лица и выпрямила плечи. Поднялась и устало стала собирать свои вещи. За какие-то десять минут, ей казалось, что из нее ушла вся ее энергия. Гордо посмотрев на присутствующих, она четко произнесла – Я подумаю. Завтра скажу о своем решении! – и быстро вышла. Она чуть не бежала, она не видела ничего вокруг. Она не заметила, как Игн пытался ухватить на бегу ее за руку. Она отмахнулась. Бежав по улице, она тоже ничего кругом не видела. Взлетев по ступенькам, она ворвалась в дом и опять взлетела по ступенькам на второй этаж, ничего не ответила перепуганной тетушке и упала на кровать. И еще до двери тетушка услышала громкие, неудержимые рыдания, даже похожие то на вой, то на скуление побитой собачонки. Поспешила к племяннице и затрясла ее за плечи.
Еще на следующий день, Хелен осторожно постучала в кабинет математики. Она узнала когда приезжает обычно князь Войцеховский и поведала ему о случившемся, о том, что знала сама.
Она ожидала и готовилась к высокомерному отношению, но этого не произошло. Внимательно все выслушав, он попросил передать Анни, что бы та приехала в охотничий домик и рассказала ему все сама. Через несколько часов он отправился в свое имение, чтобы взять коня и отпустить экипаж, переодеться.
Баронесса, проснувшись очень поздно, принимала ванну и ей прислуживала ее камеристка. Супруг вошел в ванную комнату, когда та уже одевалась. Застегивая капот, она с удивлением посмотрела на мужа.
– Ты так рано? Это что-то не естественное! – томно проговорила она.
Тихо, спокойно, как бы издалека Артур спросил – Лиза, зачем ты так?
Она поняла к чему вопрос, но….ей было проще не признаваться, хотя спокойное и умиротворенное настроение, после принятия ванны улетучилось в миг. Подойдя к зеркалу, она стала расчесываться, тем самым стараясь скрыть свое не равнодушие.
– Ты всегда добра к людям, Элизабет. Ты не можешь сломать жизнь этой девочке! Если не предпримешь каких-либо действий и не обратишь все вспять, ТО НАЧНУ ДЕЙСТВОВАТЬ Я – А ЭТО ВЫЗОВеТ В ГОРОДЕ ТОЛПУ СПЛЕТЕН И ОБСУЖДЕНИЙ. Тебе это надо?
Она напустила удивление и в недоумении повернулась к нему, пожала плечами. – Артур, у тебя что-то случилось? Я не могу угнаться за твоими мыслями, ты о чем?
– Опять твоя дикая ревность! Девушке подбросили запрещенную литературу и выгнали из университета, с твоей подачи?
– Милый, как больно ты меня ранишь….Я всего лишь борюсь за свою семью, брак, дом. Неужели ты мог допустить, что я позволю какой-то «пиглице», на моих глазах флиртовать с моим мужем? И потом, я…я в шоке от твоих слов, тебе ли не все равно? Эта безродная девчонка завтра же выскачет замуж, нарожает себе ребятишек и забудет обо всем! Ты вступаешься за нее, и это дает мне право подозревать – что ты к ней не равнодушен. Я не узнаю тебя!
– Лиза, ты судишь о том, чего не понимаешь. Изначально ты родилась в роскоши и блеске. – немного помолчал, подумал не слишком ли он резок, но мысль понесла – Ты….можешь допустить, что люди имеют цели, о чет-то грезят, за что-то переживают?! Эта девочка станет блестящим хирургом и может быть спасет сотни жизней. А ты из-за ревности……Она живет ради этого, а не только для того, что бы отдать дань природным инстинктам размножения.
Она так внимательно и сосредоточенно стала заглядывать ему в глаза – А откуда ты знаешь?
Он стал сердиться. Баронесса, право, часто донимала своей ревностью. Она бегала, бегала взглядом по его лицу и резко отвернулась. Ком подкатил к горлу. – Ты упрекаешь меня в том, что я бесцельно живу? Какие цели ты ждешь что бы я перед собой ставила. Я уже в ее годы знала больше чем она, видела больше чем она, ее узкий мирок не сравним с моими масштабами!
Он угрюмо молчал. Не понимает, совсем не понимает баронесса что он имеет ввиду. Разговаривать становилось трудно и к нему подступало раздражение.
Баронесса же подхватила собачонку и хотела быстро удалиться, что-бы не накалять конфликт, но вдруг обернулась. Взгляд с вызовом пробежал по лицу князя.
– Я баронесса фон Газейштард! И я женщина! Да она хуже меня во сто крат, хотя бы потому, что не подумала о моих чувствах, когда танцевала с тобой. Ты ей понравился, и все- «трава не расти!». Если бы еще меня не было рядом, а то…….– и в раздражении махнула рукой.
Артур смягчился и уже спокойнее – Лиза, она молода, нет мудрости. Ты же знаешь – все приходит с годами. Ей это, конечно, урок, но так жестко! Это слишком! Пусть она учиться… и потом, может будь там больше студенток, ее поступок не воспринялся бы так вызывающе. Женщин почти нет в университете! Другая же студентка тоже пригласила преподавателя на танец.
– Тот преподаватель был без супруги. Артур, мне не двадцать лет, что- бы ничего не понять. Она влюблена в тебя как кошка!
– Чувства нам не подконтрольны, ты знаешь. В этом ее вина? Еще раз подумай, она молода, не опытна, поддалась порыву и возможно уже была не трезва. И что, вот взять и все для нее закрыть?! Ты забыла кто я? Ты никогда не была настолько тщеславна!
Баронесса разрывалась от противоречивого чувства: ревности, злости, гордости и не приятия душой своего поступка. В сущности, она была очень добрым человеком. Пометавшись из стороны в сторону, она обмякла и прислонилась к двери. Артур услышал уже совершенную подавленность в ее голосе и муку. Слова как бы выдавила из себя. – Мне не двадцать лет, я не девочка. Я почувствовала угрозу, ты ни на кого никогда так не смотрел, как на нее! Ты на меня никогда так не смотрел! Пусть она знает, что за все в этой жизни нужно отвечать, всему есть цена!
Он спокойно подошел к ней, обнял, пропустил свою руку ей за затылок, и наклонил к своей груди. – Тс. Тс – услышала она шепот – Я всегда твой и остаюсь только с тобой. Я ведь тоже не мальчик. Знаю цену всему и ты себе все надумала.
Ее плечи обмякли, она обвила его руками и повисла. Такие минуты ласки от него давно не было. Она знала, ее это давило и оскорбляло, он исполнял свой супружеский долг и особенно в последнее время не пытаясь даже создать романтику, быстро и холодно, чтобы скинуть напряжение и расслабиться, привычно погладив ее голову, лежащую у себя на груди и моментально провалиться в сон, не слыша ни одного слова, произнесенного ею. Им не нужно было приезжать в Венгерское королевство. Ей это уже становилось понятно все больше. И что ей теперь делать?
23. Анни выкричалась, выплакалась, высказалась. А на следующее утро решительно отправилась к графу фон Махелю. Она прометалась всю ночь. Она стояла на коленях в молитвах к деве Марии и ход ее дальнейших действий определился. Уставшая, измученная, с воспаленными глазами и кругами от бессонницы она взяла себя в руки и решила действовать. Терять было уже не чего, а университет для нее – не только цель. Для нее сейчас вся жизнь была поставлена на кон. Ей всегда говорила тетушка, что чувства графа к ней не только дружеские. Хелен постоянно напоминала ей в трудные минуты о любви его. Выхода не было, только он может ей помочь. Если любит, она готова пожертвовать всем, даже своей девственностью. Концы концов, пора взрослеть и набираться женского умения. Покровительство графа надо использовать. Утром, подойдя к дому графа и позвонив в дверь, прежде чем она увидела хозяина, ей успел подействовать на нервы отпрыск знатного рода, который не пропускал случая, что бы не поиздеваться. Его дико возбуждало то, что она всегда умела дать ему отпор, а это его только подзадоривало. Когда экономка Дора доложила о неожиданном визите Анни Милешевской, он в халате тупо бродил по дому в поисках пива, которое граф уже давно запретил держать в доме, а все спиртные напитки прятались в чулане и ключи находились только у графа. Ибо все начиналось у молодого отпрыска с пинты пива и заканчивалось пьяными оргиями в борделях. Только услышав краем уха о визите Милешевской, он поспешил ей на встречу. Граф был в ванной и не знал.