– Вам достанется благословение божье, любезный регистратор, если вы воротите молодого человека в здравый рассудок! – заявил конректор Паульман.
– Благословение господне! – эхом вторила Вероника, вздымая сверхнабожно глаза к небу и шустро пропуская через голову мысль, какой студент Ансельм и теперь уже приятный юноша, даже и без капли рассудка! И вот в то мгновение, когда архивариус Линдгорст со шляпой и палкой в руке выходил из кофейни, регистратор Геербранд шустро схватил студента Ансельма за руку и, преградив вдвоём с ним дорогу архивариусу, крикнул:
– О, прекрсный, высокопочитаемый господин тайный архивариус, вот перед вами студент Ансельм, который, будучи чроезвычайно искушён в каллиграфии и графике, мечтает о том, чтобы переписывать ваши удивительные манускрипты!
– Слышать такое мне в высшей степени лестно и приятно! – скороговоркой ответил архивариус, и набросив на голову треугольную солдатскую шляпу, отстранил рукой и регистратора Геербранда и студента Ансельма, помчался с великим шумом вниз по лестнице, так что те, совершенно потрясённые, обескураженные и озадаченные, в недоумении стояли и, хлопая глазами, смотрели на дверь, которая с громовым треском захлопнулась у них прямо перед носом.
– Какой чудной старикашка! – проговорил наконец регистратор Геербранд, кажется, едва приходя в себя.
«Да! Чересчур чудной старикашка!» – пробормотал про себя смущённый студент Ансельм, внезапно ощутив, как ледяной поток промчался по его заледенелым жилам, превращая его в холодную белую статую. Но, как ни странно, все гости на подбор тут мелко засмеялись и наперебой затараторили:
– О! Архивариус пребывал давеча сызнова в своём непредставимо-уникальном настроении, назавтра он, кровь из носу, будет тих и кроток, как церковная мышь, и в ответ на ваше бу-бу-бу не вымолвит ни словечка, а так, будет себе посиживать за газетками или считать дымные колечки своей трубочки, тюх, тюх, тюх – не стоит на это акцентировать внимание!