Пунш желаний - Лунгина Лилианна Зиновьевна 2 стр.

– Личина! – поправил пришелец на этот раз довольно резко.

Его мертвенно-бледное лицо, освещённое беспокойным пламенем камина, выглядело теперь жутковато.

У колдуна буквально подкосились ноги.

– Извините, извините. – Он хлопнул себя по лбу. – Я немного рассеян, у меня ведь стресс! Была порядочная нервотрёпка с выполнением моих договорных обязательств, а тут ещё приходилось всё время водить за нос шпиона в собственном доме. Он хотя и не хитёр, но ведь уши-то и глаза у него отменные, как у всех кошек. Приходилось работать в чрезвычайно тяжёлых условиях. С этим вы не можете не согласиться. А какая затрата времени! Да-да, очень, очень много времени, многоуважаемый господин… э-э-э…

– Весьма огорчительно, – перебил его господин Личина, – в самом деле огорчительно. Но всё это ваши проблемы, мой любезный. В договоре это ничего изменить не может. Или, по-вашему, я не прав?

Заморочит сгорбился.

– Поверьте, я с удовольствием устроил бы этому проклятому коту вивисекцию, или поджарил его живьём на шампуре, или, может, вообще зашвырнул бы его на Луну, но ведь это показалось бы подозрительным Великому Совету Зверей. Им-то известно, что он шпионит здесь, у меня. А со зверьём гораздо труднее расправиться, чем с гномами и прочей шайкой-лейкой или, скажем, с людьми. С людьми-то вообще почти никаких проблем. Но пробовали ли вы когда-нибудь загипнотизировать саранчу или дикого кабана? Ничего тут поделать невозможно. А если все звери во всём мире, самые большие и самые маленькие, вдруг объединятся и дружно ринутся на нас, тут уж никакое колдовство не поможет! А значит, необходима строжайшая осторожность! Пожалуйста, объясните это Его Адскому Превосходительству, вашему многоуважаемому господину шефу.

Личина взял свой портфель с кресла и повернулся наконец лицом к колдуну:

– Это не входит в моё поручение – передавать всякие объяснения.

– Как это понять? – возмутился Заморочит. – Его Превосходительство должен войти в положение! В своих же интересах. Я, в конце концов, не могу колдовать. То есть я, конечно, колдовать-то могу, но есть всему границы и – прежде всего – сроки. Даже и для меня. И к чему, собственно говоря, такая чудовищная спешка? Мир всё равно идёт к верной гибели, мы на правильном пути. Годом раньше, годом позже – какая разница!

– А понимать это надо так, – с ледяной вежливостью ответил господин Личина, подхватив первый вопрос Заморочита, – что вы предупреждены. Ровно в полночь, в момент наступления Нового года, я возвращаюсь сюда. Таково моё поручение. Если до этого срока вы не исполните взятых на себя обязательств по злодеяниям…

– Что тогда?

– Тогда, – заявил господин Личина, – вы, тайный советник колдовских наук, по высочайшему распоряжению свыше будете строго наказаны по служебной линии. Желаю вам счастливого Нового года!

– Подождите! – вскричал Заморочит. – Ещё только одно слово, ну, пожалуйста, господин Маска… э-э… господин Личина…

Но посетитель уже исчез.

Колдун опустился в кресло, снял очки с толстыми стёклами и уткнул лицо в ладони. Если бы чернокнижники умели плакать, он сейчас наверняка бы заплакал. Но из глаз его выкатилось только несколько сухих крупинок соли.

– Так что же теперь будет? – прохрипел он. – Не представляю, что же теперь будет, клянусь всеми муками ада!

Двадцать три минуты шестого

Колдовство – как доброе, так и злое – вовсе не такое уж простое дело. Многие дилетанты, правда, думают, что достаточно пробормотать несколько заклинаний, ну, в крайнем случае поразмахивать волшебной палочкой, вроде того, как это делает дирижёр, – и всё готово: какое-нибудь там превращение, или привидение, или ещё что-нибудь в этом духе. Но в том-то и дело, что всё обстоит совсем не так. Ведь на самом-то деле любое магическое действие необычайно сложно: для него требуется колоссальная эрудиция и множество приборов и подручного материала, а приобрести это чаще всего очень трудно. Ну и, кроме того, целые дни, а иногда и целые месяцы подготовки. К тому же это дело всегда крайне опасно, и малейшая ошибка может привести к неправильному результату.

Вельзевул Заморочит в развевающемся халате принялся бегать по комнатам и коридорам своей виллы в отчаянных поисках спасения, хотя и сам отлично знал, что уже слишком поздно. Он стонал и вздыхал, как злосчастный и неприкаянный дух, непрерывно бормотал что-то себе под нос. Шаги его отдавались эхом в тишине дома.

Условия договора он уже не успеет выполнить. Теперь он думал лишь о том, как спасти свою шкуру, куда бы спрятаться от адского судебного исполнителя.

Конечно, он может превратиться, например, в крысу, или в простодушного снеговика, или в поле электромагнитных колебаний – впрочем, тогда во всём городе заметят помехи изображения на телевизионных экранах, – но он ведь прекрасно знал, что так посланца Его Адского Превосходительства не проведёшь: тот всегда его узнает, какой бы образ он ни принял.

И так же бесполезно куда-либо бежать, как угодно далеко – в пустыню Сахару, на Северный полюс или на вершину Тибета: ведь пространственная отдалённость не играет для этого посетителя вообще никакой роли. Одно мгновение колдун подумал даже о том, не спрятаться ли ему за алтарём в городском кафедральном соборе или на его башне, но тут же отказался от этой мысли, потому что далеко не был уверен, что в наши дни адским чиновникам трудно попасть туда, куда им вздумается.

Заморочит поспешил в библиотеку, где во много рядов – один над другим – стояли старые фолианты и новейшие справочники. Он пробежал глазами заглавия на корешках книг. «Отмена совести. Учебное пособие для прошедших начальный курс», – прочёл он на одном из них. И ещё: «Руководство по отравлению колодцев и рек», «Энциклопедический словарь ругательств и проклятий»… Но тут не было ничего, что могло бы помочь ему в его трудном положении.

Он продолжал носиться из комнаты в комнату.

Вилла «Кошмар» представляла собой огромный тёмный ящик, снаружи он был украшен покосившимися башенками и крытыми балкончиками, а внутри помещение было разделено на множество комнат с косыми углами и закоулками, а также на кривые коридоры. Скрипучие шаткие лестницы соединяли первый этаж со вторым, а со свода свисала паутина. Всё здесь было точно так, как обычно представляешь себе дом злого колдуна. Заморочит когда-то сам набросал план своего дома, поскольку вкус его в отношении архитектуры был очень старомоден. В хорошие минуты он любил называть свою виллу «Мой уютный семейный очаг». Но сейчас ему было не до подобных шуток.

Он стоял теперь в одном из длинных тёмных коридоров, по стенам которого хранились на полках сотни и тысячи больших стеклянных банок. Это и была та коллекция, которую он хотел показать господину Личине, называл он её «Музей природоведения». В каждой банке – пойманный и законсервированный дух природы: тут были и гномы, и кобольды, и цветочные эльфы всех сортов, а рядом с ними ундины, малютки-водяные, русалочки с пёстрыми рыбьими хвостиками, и домовята, и даже несколько маленьких духов огня, называемых саламандрами, которые раньше ютились в камине Заморочита. Каждая банка была снабжена аккуратной этикеткой с точным обозначением её содержимого и датой поимки духа.

Все арестанты сидели совершенно неподвижно в своих стеклянных камерах, так как колдун подверг их перед посадкой бессрочному гипнозу. Он будил их только тогда, когда собирался поставить на ком-нибудь один из своих страшных опытов.

Впрочем, среди этих экспонатов в одной из банок отбывал свой бессрочный срок особенно уродливый и противный дух – настоящее маленькое чудовище, так называемый Буквоед, прозванный в народе Мудрокаком, Коринфской Вонючкой и Книгобрюзжалкой, или просто Брюзжалой. Такие духи дни напролёт с брюзжанием роются в книгах. До сих пор исследователи ещё окончательно не установили, зачем вообще эти создания существуют на свете. Колдун именно для этого и держал одного из них, чтобы путём длительного наблюдения установить, на что они могут сгодиться. Он был твёрдо уверен, что маленький Брюзжала каким-то образом окажется полезен для осуществления его замыслов. Но сейчас даже этот дух не интересовал колдуна. Только лишь по привычке он, проходя по коридору, постукивал костяшками пальцев то тут, то там по стеклу какой-нибудь банки. Нигде не было движения.

Наконец он дошёл до маленькой комнатки, помещавшейся на крытом балконе. На двери её было написано: «Камерный певец Мяурицио ди Мяуро».

Комната была обставлена с большой роскошью, как того может пожелать только избалованный кот. Тут было много мягкой мебели, о которую приятно точить когти; повсюду лежали клубки шерсти и другие игрушки; на низеньком столике стояла мисочка со сливками и много тарелок с разными аппетитными кушаньями; к стене было прислонено зеркало высотой в кошачий рост, перед которым можно было умывать лапкой нос и при этом любоваться самим собой; и как вершина всего этого великолепия – в уголке уютная корзинка в форме колыбельки с голубыми бархатными подушками и занавесками.

В этой постельке лежал, свернувшись клубочком, маленький толстый котик. Он спал. Впрочем, слова «толстый» здесь явно недостаточно. На самом деле котик был круглый как шар. А поскольку мех у него был трёхцветный – рыжевато-коричневый, чёрный и белый, – он казался хорошо набитой диванной подушкой с заплатами, четырьмя короткими лапами и забавным жалким хвостиком.

Когда Мяурицио чуть больше года тому назад пришёл в этот дом по тайному поручению Великого Совета, это был больной, шелудивый, отощавший кот – все рёбра можно было пересчитать.

Сначала он сделал вид, будто случайно забежал к колдуну, просто приблудился, и был очень горд своей хитростью. Но потом, когда увидел, что его не только не выгоняют, а даже всячески балуют, очень быстро забыл про свою тайную миссию. Вскоре он был уже совершенно очарован своим хозяином, был просто в полном восторге! Правда, он вообще легко приходил в восторг, а особенно от всего, что ему льстило и соответствовало его представлениям о престижном образе жизни.

– Мы, коты из высшего общества, – объяснял он колдуну, – умеем держать уровень. Даже в нищете мы не опускаемся ниже нашего ниво[1].

А вот что он рассказал колдуну несколько недель спустя:

– Вы, возможно, поначалу приняли меня за обыкновенную бездомную кошку. Но я на вас не в обиде. Как вы могли догадаться, что я происхожу из древнего рыцарского рода? Наш род ди Мяуро славится также знаменитыми певцами. Вы, наверное, мне не поверите, потому что мой голос звучит сейчас немного хрипло, – на самом деле голос его звучал скорее как кваканье лягушки, чем как мяуканье, – но ведь раньше я тоже был бардом, миннезингером, и тронул своими любовными песнями немало гордых сердец. Мой отец из Неаполя, оттуда, как известно, происходят все воистину великие певцы. На нашем гербе начертан девиз «Красота и отвага» – и тому и другому служил каждый из моего рода. Но я заболел. Почти все кошки в той округе, где я жил, вдруг оказались больны. Во всяком случае, те, которые питались рыбой. А благородные кошки, как известно, больше всего любят рыбу. Но рыба, как выяснилось, была ядовитой, потому что река, где её ловили, отравлена. И я потерял из-за этого мой дивный голос. Другие же почти поголовно погибли. Вся моя семья теперь уже на небе у Большого Кота.

Заморочит сделал вид, что совершенно потрясён этой историей, хотя уж кто-кто, а он-то знал, каким образом река оказалась отравленной. Он ужасно сочувствовал Мяурицио и даже назвал его «трагическим героем», а это было особенно приятно маленькому котику.

– Если хочешь мне довериться, – обратился он к коту, – я тебя выхожу, вылечу и верну тебе голос. Я найду подходящее лекарство. Но запасись терпением – на это требуется время. А главное, ты должен делать всё, что я скажу, и слушаться меня во всём. Согласен?

О, конечно, Мяурицио был согласен! С этого дня он называл Заморочита не иначе как «дорогой маэстро». О поручении Великого Совета Зверей он уже почти не вспоминал.

И разумеется, не догадывался, что Вельзевул Заморочит с помощью Чёрного Зеркала и других магических средств информации давно уже был в курсе того, с какой целью послан кот к нему в дом. Тайный советник колдовских наук тут же решил использовать все маленькие слабости Мяурицио, чтобы обезвредить его, не пробудив при этом ни малейшего подозрения. Простодушный котик чувствовал себя и в самом деле словно в сказочной стране с молочными реками и кисельными берегами. Он ел, и спал, и опять ел, и становился всё толще, всё ленивее, уж до того разленился, что и мышей ловить перестал.

Однако никто ведь не может спать без просыпу много недель и месяцев подряд, даже ленивый кот. И вот Мяурицио время от времени поднимался на своих коротеньких лапках и, покачивая животом, который почти уже доставал до пола, принимался бродить по дому. Заморочиту всегда приходилось быть начеку, чтобы кот не застал его за каким-нибудь злым колдовством. Вот это и привело к тому отчаянному положению, в котором он сейчас находился.

Заморочит стоял перед колыбелькой и глядел на трёхцветный меховой клубочек, так спокойно дышавший, свернувшись на бархатной подушке. Сейчас он его убьёт!

– Проклятое кошачье отродье, – шептал он, – один ты во всём виноват!

Маленький котик замурлыкал во сне.

– Раз уж всё равно всё пропало, – бормотал Заморочит, – так хоть доставлю себе удовольствие свернуть тебе шею.

Его длинные костлявые пальцы уже потрагивали затылок Мяурицио, а тот, не просыпаясь, перевернулся на спинку и, подняв кверху все четыре лапки, с наслаждением протянул ему свою шею.

Колдун отступил.

– Нет, – сказал он негромко, – это ничем не поможет, да и кроме того – всегда успеется.

Половина шестого

Чуть позже колдун уже снова сидел в своей лаборатории и при свете настольной лампы что-то писал.

Он решил составить завещание.

Заковыристым торопливым почерком со множеством росчерков и завитушек он изобразил на листке бумаги следующее:

Он перестал писать и начал грызть свою самопишущую ручку, которую имел обыкновение наполнять не чернилами, а синильной кислотой или цианистым калием.

– И вправду приличный возраст, – пробормотал он, – но для таких, как я, это ещё молодой возраст, во всяком случае слишком молодой, чтобы отправляться прямой дорогой в ад.

Например, его тётка, ведьма, прожила уже триста лет, но в профессиональном отношении была ещё крайне активна.

Он слегка вздрогнул, потому что вдруг на стол к нему прыгнул маленький котик. Он зевнул, изящно выгнул розовый язычок, потом потянулся изо всех сил, вытянув сперва передние, а потом задние лапы, и несколько раз решительно чихнул.

– Мяу-ой! – мяукнул он. – Чем это тут так противно воняет? – Он сел прямо на завещание и начал умываться.

– Хорошо ли вы спали, господин камерный певец? – раздражённо спросил колдун и весьма нелюбезно оттолкнул его в сторону.

– Не знаю, – ответил Мяурицио. – Я всегда чувствую себя ужасно усталым, сам не знаю почему. А кто это здесь был, пока я спал?

– Никого не было, – мрачно буркнул колдун. – Пожалуйста, не мешай мне сейчас. Я должен работать. Дело очень срочное.

Мяурицио принюхался:

– Но ведь пахнет как-то странно. Здесь был кто-то чужой.

– Да что ты! – сказал Заморочит. – Это всё тебе приснилось. Воображение! А сейчас заткнись.

Кот начал умывать лапкой мордочку, но вдруг остановился и с удивлением поглядел на колдуна:

– Что случилось, дорогой маэстро? У вас такой подавленный и пришибленный вид.

Заморочит нервно мотнул головой:

– Ничего не случилось. А теперь оставь-ка меня наконец в покое. Понятно?

Но Мяурицио не отставал. Наоборот, он снова сел на завещание и стал тереться головой о руку колдуна, тихонько мурлыкая:

– Уж я догадываюсь, почему вы такой печальный, маэстро! Сегодня предновогодний вечер, и все празднуют его в весёлой компании. А вы сидите здесь одинёшенек, всеми покинутый. Мне вас так жалко!