Блуждающие в ночи
Константин Кривчиков
Книга издана при финансовой поддержке Министерства культуры Российской Федерации и техническом содействии
Союза российских писателей.
© Константин Кривчиков, 2021
ISBN 978-5-0055-2726-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Моим родным и близким – с благодарностью и любовью
ОДИНОЧЕСТВО ДЕВОЧКИ ВАУ
Притча для тех, кто понимает
Посвящается Анюте
Давным-давно, когда по речным долинам бродили мудрые мохнатые мамонты, а в заповедных лесах скалили острые клыки саблезубые тигры, жила-была первобытная девочка. Мама девочки вела домашнее хозяйство, а папа добывал пропитание: выкапывал из земли сладкие корни, удил рыбу и ловил на пригорке зазевавшихся сусликов. Добычу папа приносил домой в пещеру, а мама готовила на костре вкусные супы и жаркое.
А девочка… Будучи совсем маленькой, она почти ничем не занималась. Только играла с куклой, которую папа смастерил из обломка сучковатой ветки и кусочка шкуры неизвестного животного – возможно, тираннозавра1. Как не играть с такой куклой?
А еще девочка любила раскладывать на песке камушки. Положит один камушек, потом добавит к нему второй, а затем и третий…
– Вау! – восклицала мама. – Папа, посмотри, какой у нас умный ребенок. Наша дочка точно знает, сколько в нашей семье человек.
– А сколько? – спрашивал папа. Он всегда трудился в поте лица, даже по вечерам, помня о том, что человеком из глупой и ленивой обезьяны его сделал труд. И пересчитывать членов первобытной семьи папе было некогда.
– А вот столько, – отвечала мама. – И раз, и еще «и раз», и снова «и раз».
У мамы получалось считать только до одного, потому что в детстве она не очень хорошо училась в первобытной школе. И даже иногда сбегала с уроков, когда на поляне давали благотворительный концерт бродячие артисты-неандертальцы2.
– И сколько же нас всего? – не понимал папа.
– А ты как думаешь? – хитро улыбалась мама, раскрашивая ногти желтой охрой.
– Я предполагаю, что много, – с умным видом говорил папа. – Не удивлюсь, если тьма, елки-палки.
Сам он научился считать до двух и больше не заморачивал голову подобными пустяками. Даже стишок сочинил на эту тему: «Уха два и глаза два. Кто не верит: ква и ква».
– Вау! – восхищалась мама. – Наш папа – настоящий поэт, ну просто супер-пупер. Чего это лягушки расквакались? К дождю, что ли?
Девочка же только грустно вздыхала про себя. Ведь она еще не умела говорить, и ее никто ни о чем не спрашивал. А ей так хотелось поучаствовать в разговорах папы и мамы и выразить свои мысли! Их в голове у девочки бегало очень много. Почти столько же, сколько бегает муравьев на старом пне в солнечный день.
Чтобы как-то сохранить и передать свои мысли, девочка брала прутик и чертила на песке палочки и кружочки. Ей казалось – в рисунках заключен важный смысл. Но никто, кроме самой малышки, не обращал на них внимания. Папа и мама ходили по пещере взад-вперед и нечаянно затаптывали рисунки босыми ногами в цыпках. А мама еще и сердилась.
– Вау! – пугалась она, наткнувшись на дочку в темном углу пещеры. – Опять ты сидишь на земле голой попой. Хочешь простыть? А ты знаешь, сколько просит за лечение наш колдун? Так много, что папе и за месяц столько сусликов не наловить. А я давно мечтаю о новой лисьей шубе. И тебе не мешало бы к зиме шубку сшить. Хотя бы из сусликов.
Чтобы не расстраивать маму, девочка брала куклу и садилась у костра на корточки. В отличие от современных избалованных детей она имела лишь одну куклу – но зато настоящую! И самое главное, что та всегда понимала девочку без слов.
Малышка смотрела на огонь и думала о том, что огонь похож на рыжую лису. И если его поймать, то можно сшить красивую шубку. Или даже две. Как папа и мама об этом не догадываются?
А еще ей казалось: огонь ворчит, как старая бабушка, которую никто не слушает; и вода, капающая с потолка, о чем-то хочет рассказать; и ветер, залетающий в открытый проход пещеры, шепчет о том, что он видел в лесу…
Однажды, когда мама ушла к ручью за водой, девочка подобрала около костра остывший черный уголек и присела у стены пещеры. Она спешила выразить обуревавшие ее мысли, пока мама не видит, – а то ведь опять скажет: «Вау!» И добавит какое-нибудь «бла-бла-бла». Зачем взрослые произносят столько непонятных звуков? Словно эти самые… ага, лягуши.
На земляном полу от сырости образовалась лужица. Поблизости валялись сикось-накось сучья разной длины, из которых папа собирался смастерить что-нибудь полезное для общества. Например, стрелы, чтобы охотиться на шустрого зайца, или капкан – на жирного суслика. Папа даже разложил сучья в определенном порядке – в соответствии со своими замыслами.
Однако девочку чужие замыслы не интересовали, ведь она сама намеревалась творить. Посмотрев внимательно на землю, малышка осторожно начертила угольком на стене пещеры несколько линий, и получился следующий рисунок:
А
«А ведь похоже, елки-палки, – подумала девочка, – хотя… как-то немного косовато». И уже уверенней добавила еще несколько черточек, копируя то, что видит на земле. Получилось вот это:
А Н
«Ну просто тютелька в тютельку, – решила малышка. – Мама наверняка воскликнет „Вау!“ – а папа заявит: „Прямо в точку, елки-палки“. Он ведь у нас „известный юморист“, как выражается мама».
Девочка продолжила увлекательный процесс творчества, попытавшись изобразить лужу и валяющиеся рядышком палочки. Но с лужей возникла загвоздка. Оказалось, что рисовать овал куда труднее, чем проводить прямые линии. Девочка так старалась, что едва не прикусила высунутый язычок, а на лбу у нее выступили бисеринки пота. В итоге вышло вполне художественно, почти «супер-пупер», говоря словами продвинутой мамы. А папа в таких случаях изрекал с умным видом, что терпение и труд все перетрут. Ну и дальше про обезьяну…
Вот так получилось:
А Н Ю
Малышка была очень довольна своим творением и хотела рисовать дальше. Однако в этот момент вернулась мама и сказала:
– Вау! Опять ты занимаешься ерундой. И вся вымазалась в угле. Пошли мыть руки, пора обедать. Папа поймал большую рыбу, а я запекла ее в золе.
И они пошли мыть руки. А картина на стене так и осталась незавершенной…
К сожалению, мы не знаем, что дальше случилось с этой семьей. Но минуло много-много лет, и пещеру, где когда-то жила первобытная девочка, нашли ученые-археологи. Они обрадовались так, что прыгали до потолка пещеры: ведь в ней обнаружились следы пребывания древних людей. Экспедицию возглавлял знаменитый, почтенного возраста профессор, ему помогал молодой помощник Паша, а раскопки вели студенты, которые учились у профессора.
Каждый день студенты что-то находили: то наконечник для копья, то каменный ножичек, то иголку из кости оленя… И даже отпечатки ног древних людей. Паша собирал находки и приносил их в большую палатку, где жил профессор. Тот записывал информацию в толстую тетрадь, а потом обзванивал по сотовому телефону популярные газеты. На следующий день они большими буквами сообщали о том, как знаменитым ученым в результате долгих поисков обнаружен новый важный артефакт3. Разумеется, находка в очередной раз подтверждала теорию4 ученого о создании письменности.
Однажды помощник прибежал дико взволнованный. Он даже не дал профессору допить послеобеденный кофе и потащил в пещеру, как бедный старичок ни отбивался.
– Смотрите, п-профессор, – заикаясь от волнения, произнес Паша, подсвечивая фонарем на стену пещеры. – Смотрите, здесь написано «АНЮ». Вы п-понимаете?
Ученый в спешке забыл захватить очки. Поэтому, прищурив один глаз, он внимательно рассмотрел надпись и с недоумением отозвался:
– Чего я должен понимать? Что еще за «Аню»?
– Это имя, п-профессор. След древней цивилизации!
– Какой еще след? Впервые слышу подобное имя. Вот Аня – слышал. И Ани слышал. И даже Арно. Бабаджанян, был такой композитор. – И профессор, задумавшись на пару секунд, вдруг замурлыкал под нос: – Твои следы тара-та у реки… Ведь нет следов, что исчезают без следа.
– Ну п-при чем тут композитор Арно? – чуть не плача от расстройства, жалобно протянул помощник. – Уверяю вас – это п-первобытное имя. И это – мировая сенсация, п-профессор, п-послание современному человечеству из минувших веков. Это кардинально меняет п-представления о времени изобретения п-письменности. П-понимаете?
Профессор покосился на надпись и ехидно рассмеялся:
– Какой вы наивный, Паша, и совсем зеленый! – говоря так, знаменитый ученый намекал на то, что аспирант слишком молод и мало чего понимает в серьезной науке. – Везде вам чудятся великие открытия. Буквы не могли быть придуманы так рано примитивными первобытными людьми. Это совершенно точно установлено.
– Кем? – опрометчиво спросил Паша.
– Как кем? Мной!
Профессор взглянул на помощника с укоризной и продолжил:
– Даже без лупы видно – надпись сделана туристами. Вечно они стены пачкают: «Здесь была Катя», «Здесь сидел Витя»… Лучше я пойду, допью кофе.
– П-подождите, п-профессор, – попробовал спорить настырный аспирант. – Обратите внимание на п-признаки окаменелости. Я п-почти уверен – надпись нанесли на стену в каменном веке.
Увы! Убеленный сединами и умудренный знаниями профессор так и не поверил «зеленому» помощнику и даже обругал его за то, что кофе остыл. А еще, на обратном пути в палатку, невезучий старичок наткнулся на дерево и набил на лбу большую шишку – ведь он без очков почти ничего не видел.
Что касается аспиранта, то тот, подумав как следует, осознал свою ошибку и стер, на всякий случай, подозрительную надпись в пещере. Вскоре Паша стал зятем профессора, кандидатом археологических наук и важным ученым. И теперь сам преподает в институте студентам теорию о происхождении письменности, выдуманную профессором. Поэтому до сих пор считается, что письменность изобрели древние шумеры примерно пять тысяч лет тому назад.
Впрочем, смысл нашей истории в ином. Ведь девочка Вау и не собиралась изобретать письменность. Она лишь хотела, чтобы ее услышали и поняли. Вот что важно!
Каждый из нас приходит в чужой и неведомый мир с криком страха и отчаянья. И вся жизнь человека, это поиск хотя бы одной души, способной понять его чувства, утешить и подарить надежду. Поиск бесконечный, мучительный и не всегда успешный.
Вот почему я зол на хитрого профессора и угодливого аспиранта. Так бы и послал их в меловый период, чтобы скормить саблезубым тиграм – если бы те не вымерли. Зол не только потому, что эти «типа ученые» уничтожили рисунок девочки Вау. Уникального рисунка очень жаль! Однако основная моя претензия вызвана тем, что аспирант и профессор занимаются чепухой, подменяя смыслы. Неужели их в детстве ставили в угол?
Кто бы мне объяснил – зачем нужна письменность, если с ее помощью люди строчат доносы, изощряются в оскорблениях и объявляют войны? Да и люди ли они вовсе или всего лишь местами подбритые обезьяны с гаджетами?
Неужели смысл бытия состоит в бесконечном, как лента Мёбиуса, прогрессе, в том, чтобы делать карьеру или сочинять теорию, которую потом все равно опровергнут или просто забудут? Какой смысл в открытиях того, что ни на йоту не делает человекоподобное существо человечнее? Разве это не мартышкин труд?
Что бы там не утверждали некоторые умники, но вовсе не труд превратил обезьяну в человека, а способность понять сородича и проявить к нему сочувствие. А если тебя не понимают, то кому они нужны, эти буковки, циферки и прочие теории?
Суть нашей истории не в том, кто первым придумал буквы, а в том, что рядом с каждым человеком должен находиться кто-то, способный его услышать и понять. Ведь можно сочинить кучу умных теорий, якобы объясняющих мир, но не понять собственного ребенка. И кому он будет нужен, подобный мир?
Ведь в таком мире никого не останется. Совсем никого. Ни мохнатых мамонтов. Ни саблезубых тигров. Ни девочки Вау. Ни ее мамы, так мечтавшей о новой шубе… И даже хитрых профессоров не останется.
Останутся одни суслики. Но разве с ними поговоришь?
ИДИ КО МНЕ
– Иди ко мне, – позвала из спальни жена.
Он не откликнулся – сидел у себя в комнате, допечатывая первую фразу рассказа. Творческий процесс нельзя прерывать – вечно она этого не понимает.
Но вторая фраза не складывалась. Он поерзал еще немного в кресле – нет, сбился настрой. Ну чего ей опять понадобилось?
Жена в последнее время болела. Иногда ленилась, как он считал, вставать. За стаканом воды, например, почему самой на кухню не сходить? Лишняя разминка даже больному не помешает. И его бы по пустякам не отвлекала.
А то еще моду взяла: «Сядь, побудь со мной, поговори». Зачем? Как будто за жизнь не насиделись. И много высидели? Одну дочь. Да и та… Если разобраться, ничего больше и не связывает. Сиди теперь, не сиди… Вот даже интересно, зачем сейчас звала?
Негромко ворча под нос, добрел до спальни. Там никого не было. «На кухне, что ли?»
Однако и на кухне жены не обнаружилось. Постоял в недоумении. Непонятно.
Заглянул в гостиную. Тот же результат.
Машинально проверил туалет и ванную. Пусто.
Пожав плечами, вернулся в свою комнату и застыл около стола. Чертовщина какая-то.
Задумчиво поскреб подбородок: «Надо же, опять бриться забываю…» Послышалось? Да нет же! Так и сказала: «Иди ко мне». Почти над ухом, он едва не вздрогнул. Вот так всегда отвлекает, стоит лишь сосредоточиться – а ведь вдохновение не легко поймать. Это ведь тебе не курица во дворе, хотя и за той побегать надо. Это – творчество, таинство, можно сказать. Но как объяснить, если у человека мозг под другое заточен?
Да еще посмеивается: «На старости лет решил Львом Толстым заделаться? Лучше бы с внуком в парк сходил». Так получилось, что зовут его Лев, а девичья фамилия матери – Толстая. И зачем мать трогать? – померла давно.
Не ладили они, конечно, свекровь с невесткой. Почитай, всю жизнь не ладили. Но он-то в эти бабские разборки не лез, нейтралитет держал. Разве что иногда на жену прикрикивал, чтобы лишку не духарилась. А на кого кричать? Не на мать же? А жена обижалась…
Да, наверное, иногда не проявлял внимания. Но ведь жизнь такая, что крутишься, словно белка в колесе. Все торопишься…
Куда же она делась-то? Прямо испарилась.
Он почти не нервничал, но было как-то неприятно. Не по себе.
Так. Снова кухня. Дверь на балкон. Высунул голову: ну, разумеется, нет. Да и чего ей здесь делать, в январе на холоде? Да еще больной. Тюмень – не Сочи.
Неужели вышла? Куда? Идея, конечно, здравая в сложившейся ситуации. Но…
Ведь недели две уже дома сидит, по квартире и то еле передвигается. И как он мог не заметить, если вышла? Дверь в комнату открыта, услышал бы… И кто тогда звал?
На всякий случай посмотрел в глазок. В коридоре – пусто и тихо.
Добавляла раздражения надоедливая мысль: зачем звала-то? Вот объявится и сама, наверное, не вспомнит. Всегда с ней так.
Понимая, что занимается откровенной ерундой, отодвинул в спальне штору, чтобы глянуть на оконную створку. Закрыта изнутри. А ты чего предполагал? Что супруга через форточку вылетит с шестого этажа, словно Маргарита у Булгакова? Не паникуй, возьми себя в руки. Должно же быть объяснение.
Присел на диван в гостиной. Ну вот, сердце-то как заколотилось. Разнервничался все-таки, старый идиот. И чего звала, спрашивается?
***
Дочь проверяла документы клиента, когда позвонил отец.
– Понимаешь, она всего-то попросила воды, а я не подошел сразу, – голос дрожал и прерывался, словно говорящий задыхался. – И не успел.
– Папа, ну сколько можно этим маяться? – дочь не сдержала раздражения. – Мне сейчас некогда, потом перезвоню.