Нить связи, мигая зеленым, бешено пульсировала и вырывалась, но Бесена, крепко обернув ее вокруг своего запястья, затянула узел. И бес с телом стали едины, хоть еще оставались чужими друг другу. Ведь бес никогда не заменит телу душу.
Но и дух ее тоже не заменит.
Цвета-с-бесом глубоко вздохнула и медленно села.
Вдруг раздалась трель дверного звонка. Лабрадоры в соседней комнате неистово залаяли, словно призывая на помощь.
Пора было подниматься с постели и начинать жить.
Цвета-с-бесом аккуратно встала, держась за спинку кровати. Голова кружилась, и девушку слегка мутило. Еще одно неприятное чувство, но и его нужно было перетерпеть. Пальцы разжались, отпуская металлический набалдашник – украшение кровати, и тут же лихорадочно вцепились в столешницу. Цвета-с-бесом сделала шаг, схватилась за стул, потом за угол комода, уперлась в шкаф и наконец сжала ручку двери. С каждым шагом тело слушалось все лучше, и голова перестала кружиться.
Толкнув дверь комнаты, Цвета-с-бесом на секунду прикрыла глаза.
Цвета в сердечном домике окончательно очнулась. Она не была удивлена, для нее нынешнее состояние не казалось новым. Опять этот сон. Цвета видела, словно издалека, сквозь полупрозрачные стены домика – нет, не омут, а собственную розовую комнату снаружи. И эти багровые всполохи на серых досках она, кажется, тоже раньше иногда мельком видела. Только рогатой в своих снах никогда прежде не была. Бесена с закрытыми глазами парила над полом домика, иногда вздрагивая и шевеля руками. Вдруг она распахнула глаза и сразу же коснулась ногами досок.
– Ох, не так уж и легко! – сообщила она своей соседке.
– На что похоже? – тихо спросила подменыш.
– На что похоже? – задумалась подселенка. – Я словно в первый раз села на лошадь. Училась управлять живым, сноровистым, но в моей власти было заставить ее идти туда, куда я хочу.
Цвету кольнула ревность. Бесена первый раз в ее теле, а уже подчинила его себе. Никаких тебе сонных ступоров.
– Но это тяжело? – не удержалась и спросила она, надеясь себя немного утешить.
– Тяжеловато, – призналась Бесена.
– И ради этого ты заключила со мной договор? Ведь ты даже по комнате еле ходишь.
– С непривычки, – возразила рогатая. – Дальше легче пойдет.
Вдруг Бесена вспомнила разговоры подселенцев на сходках. Они же и про тела рассказывали!
– О! – заликовала Бесена. – Есть хороший способ!
Она пошевелила пальцами. Привязанный к руке стебель запульсировал.
Одна из теней на стене вдруг вздулась, стала выпуклостью, а потом и вовсе отделилась. Перед Бесеной теперь стояла маленькая кукла, похожая на Цвету, вернее, на ее человеческое тело. От куклы к пальцам подселенки тянулись почти невидимые ниточки.
Бесена прикусила губу, нахмурилась от напряжения и зашевелила пальцами. Кроха ожила и чуть воспарила над полом.
– Марионетка? – удивилась Цвета.
– Человек, который придумал эту куклу, явно что-то знал об устройстве души. И наверняка заключал договор с бесом, – хмыкнула подселенка. – С такой проекцией управлять телом мне будет легче. А потом раздобуду еще нитей связи. Или хотя бы выпью живой воды.
– И где ты их возьмешь? – спросила Цвета. – Эти самые нити?
– Не боись, не у тебя. Ты и так в этом теле еле держишься, – съязвила Бесена.
– Так откуда? – не унималась подменыш.
Рогатая явно что-то скрывала.
– Зачем тебе? Хочешь потом воспользоваться моим методом? – хихикнула Бесена.
– А могу?
Но подселенка только лукаво улыбнулась.
– Ты мне не скажешь, – поняла Цвета.
От марионетки, своей маленькой копии, подменыш скользнула взглядом по зеленому стеблю, привязанному к руке Бесены, взглянула на собственную кисть – коричневую, деревянную… Взгляд ее растерянно скользнул дальше, и только тут Цвета впервые заметила, что ноги исчезли – вместо них она увидела пучок корней.
– Ты украла мою внешность! – взвизгнула Цвета.
– Стоп! Ничего я не крала! – возмутилась Бесена. – Это твое истинное обличие!
– Это все сон, – пробормотала Цвета. – Я просто сплю. Сонный ступор. Скоро все пройдет!
– Ага, просто спишь, – охотно поддержала рогатая. – И в этом сне ты лесная русалка – древляница. Вместо ног у тебя корни, вместо волос – мох и папоротник, а кожа – как кора дерева. Ладно, мне пора возвращаться наружу, там к нам ломится кто-то.
И, оставив подменыша привыкать к своей настоящей внешности, Бесена вернулась наружу.
Звонок стих, теперь незваный гость колотил в дверь – требовательно, настойчиво. Запертые лабрадоры продолжали откликаться лаем. Подселенка почувствовала, что ее свежеприобретенная голова начинает болеть от этой какофонии.
Хорошо, что большинство действий тело совершало само, повинуясь многолетней привычке. Мозг бережно хранил библиотеку воспоминаний, и ему было без разницы, кому предоставлять доступ – душе, духу или подселенцу. Бесене оставалось только принимать решения. А сейчас ей хотелось побыстрее открыть дверь и прервать этот шум. Телу тоже.
Поэтому Цвета-с-бесом продолжила свой путь и вышла из комнаты.
С каждым шагом Бесена становилась увереннее. До этого она гуляла только в кошках. Но с кошками было проще, в них Бесена не подселялась, а просила временного приюта. Еду же она добывала, щипая души пьяниц и других потерянных, одурманенных людей. Охранники их сердечных домиков были слабыми, а иногда и вовсе в отключке. Так что справиться с ними ничего не стоило. Временами Бесена шалила: водила пьяниц кругами, укладывала на мох, подкидывая образ теплой постельки, купала в лужах, – но не обижала особо. Не зря говорят: «Пьяному и море по колено». Если пьяниц не станет, кто тогда будет кормить бесов?
Но щипать за душу и быть за душу – это разные вещи.
Тело Цветы привычно открыло замок, и на пороге появилась мощная высокая тетка в синем платье в горошек. «Соседка с верхнего этажа, Ольга», – услужливо подсказало тело.
– Привет, что тут у тебя? – озабоченно спросила синяя гора, перекрикивая лающих собак. – Все в порядке? Я слышала, ты кричала.
Цвета-с-бесом виновато улыбнулась и показала красную точку на пальце.
– Укололась.
– А орала так, будто режут, – усомнилась соседка и сделала шаг вперед, напирая на девушку и силясь заглянуть в квартиру.
– Просто все сразу навалилось, – попыталась оправдаться Цвета-с-бесом, стойко удерживаясь в проходе, не уступая ни пяди линолеума напирающей соседке, а сама тем временем лихорадочно листала каталоги памяти, силясь придумать ответ. – Школа любого до седых волос доведет. А крик, говорят, снимает стресс.
– Они тоже стресс снимают? – недоверчиво спросила соседка, имея в виду собак. – Давно уже скулят и лают. Где Вера? На работе?
Цвета-с-бесом прикрыла глаза, и Бесена в багровой красноте сердечного домика умоляюще посмотрела на подменыша.
– Собак еще не выводили, вот и воют, – машинально подсказала Цвета.
В какой-то миг ей захотелось позвать тетю Олю на помощь. Но она понимала по своим снам, что та ее не услышит.
– Еще не выводила, – повторила Бесена вслух. – Не успела. Мама на работе, да.
– А чего ты их в комнате заперла? – не унималась соседка.
Какая дотошная!
– Готовлю обед. Мясо. А они мешают, – Бесена уже и сама неплохо врала.
– Но мясом не пахнет…
Или все-таки врала плохо.
– Спасибо за беспокойство! – быстро проговорила она и захлопнула дверь.
Соседка наверняка вечером привяжется к матери, когда та вернется с работы, ну и пусть.
Бесена сердито открыла дверь к лабрадорам и взвизгнула, оскалив зубы:
– Заткнитесь!
Псы бросились в дальний угол комнаты и спрятались за шторами.
Все-таки бесом она пока была больше, чем человеком.
Глава 7
Дружина
Дружина появилась благодаря Демьяну, как утверждал Ром-Ночка. Хотя, конечно, все это он сам придумал. Назвать их компашку Дружиной тоже предложил Ночка, давно уже. Он говорил, что ему нравится, как слово «дружина» перекликается с «другом».
День смутно помнил, что это какое-то сборище мужиков. Поискав потом в учебнике истории про дружину, он обнаружил, что так называли княжеское войско. Их компании это подходило. Они были войском своего Ночки Князева.
В шестом классе Ночка на уроках без устали трещал со своим лучшим другом и соседом по парте Илюхой, которого позже прозвали Кощеем. Хоть Илюху было нелегко разговорить, но Рому это удалось. Когда у обоих упала успеваемость, классная решила рассадить парочку. Так шебутной Ром оказался за одной партой со спокойным Демьяном.
Мальчишки уже до этого хорошо ладили, а став соседями по парте, и вовсе сдружились. У них даже появилась традиция: по вторникам на переменке между ИЗО и математикой бежать в соседнюю пекарню за пирожным «картошка», а на следующей переменке, перед уроком труда, заглядывать в столовую за чаем. Весь урок пирожные словно подбадривали: «Дотерпишь до конца и получишь сладкий приз». Поэтому перед математикой один тащил рюкзаки в кабинет, а другой несся за провиантом.
Как-то Ночка неделю болел, а потом стал уверять Демьяна, что и очередь в пекарню проболел тоже.
– А чай пить не будешь, что ли? – удивился День.
– Буду, конечно, зачем нарушать традиции? – ответил Ночка.
– Тогда ты за «картошкой». А то получается, что мне третий вторник гонцом быть, – возмутился Демьян.
– А если я снова заболею? – насупился Ночка. – Будешь тогда еще неделю один сидеть.
– Закаляйся, – отрезал День.
Раньше все споры друзья решали игрой «камень – ножницы – бумага», но Ночка обычно проигрывал и злился, поэтому он вдруг подумал сменить тактику и, схватив два карандаша, спрятал за спину.
– Богатыри вырезали липовые щепки и кидали их в реку Смородину. Такая жеребьевка. У нас реки нет, но деревяшки есть. Выбирай! Кто проиграет, тот бежит в пекарню.
– Эта.
День ткнул друга в правое плечо.
Ром вытянул руку и показал белый карандаш.
– Ты, – довольно сказал он.
– Чего это я? – возмутился День.
– Потому что ты Белый.
Ром положил на парту другой карандаш. Он оказался черным. Демьян не знал тогда, в ту первую жеребьевку, взял ли Ночка специально такой цвет или случайно. В то время Ром вроде меньше увлекался черным, хотя День особо не помнил – давно это было, лет пять назад, когда они только начали дружить, да и не интересовался он никогда Ночкиными нарядами.
– А вообще, надо Илюхе и Феликсу тоже цвета присудить, – решил Ночка, довольный своей победой в карандашной жеребьевке. – За теми же чипсами бегать.
– Когда это Феликс бегал за чипсами? – ехидно спросил Демьян.
– Вот пусть и приобщается, – уже тише заявил Ночка, не сводя глаз с Марьи Ивановны.
Та оторвалась от книги и посмотрела на класс, который за своими художествами разгуделся куда громче, чем позволяли приличия.
– А «камень – ножницы» чем не устраивает? – подколол друга День.
– Карандаши будут нашими символами, – нашелся Ночка. – Станем тайным братством. Нет, дружиной!
Мальчишки тогда и не думали, что шутка с дружиной сохранится аж до выпускного класса, а компания Ночки станет популярной в школе и на Дружину станут равняться другие, сбиваясь в кучки и тоже называясь дружинами.
А в тот раз шестиклассник День возмутился:
– У меня, значит, белый карандаш? Который самый бесполезный? Такое ощущение, что в наборы его кладут для количества. На фига он нужен?
– Чтобы рисовать по черному, – серьезно ответил Ром. – Белый день на черном листе.
– Но если я – белый день, то ты – черная ночь, – усмехнулся Демьян.
– Зови меня только не Ночью, а Ночем… О, придумал, Ночным Князем! – решил Ром.
– Ночкой, – фыркнул День. – Будешь Ночкой.
– Как-то совсем по-девчачьи, – обиженно пробурчал Ром.
– Ничё не знаю, – хмыкнул довольный День. – Ночка, и точка. О, я даже стихами заговорил!
Так и прилипло к Рому это прозвище.
Глава 8
Живая вода
2 октября
Цвета-с-бесом открыла холодильник. На нижней полке стояла тарелка с размораживающимся куском мяса. Стейк был бордово-красный, с тонкими прослойками жира, аппетитный и манящий.
Живая вода – еще один способ укрепиться в чужом теле.
Значит, молоко или кровь.
«Но кровь мы не пьем», – напомнило тело.
И Цвета в сердечном домике дернула за стебель, который связывал ее с Бесеной.
– Даже не вздумай!
– Ай! – пискнула Цвета-с-бесом и схватилась за сердце. – Хорошо, хорошо!
Она, прищурившись, глубоко вдохнула, втягивая в себя запах мяса. Надо подождать, когда тело свыкнется с ней и подменыш уже не сможет проделывать такие фокусы. А пока Цвета-с-бесом взяла высокую коробку с придурковатой коровой на этикетке.
Следует быть осторожной. Вдруг зайдет Вера или спросит потом, что ее дочь сделала с куском мяса. Можно, конечно, свалить на псов…
– Не вздумай! – снова окликнула Цвета из сердечного домика и сильнее дернула за стебель. – Я вегетарианка, а ты обещала мне беречь тело. Оно не твое!
– И не твое, – процедила Цвета-с-бесом, отдышавшись после приступа боли.
Хотя пить маленькими глотками холодное молоко и аккуратно кусать овсяное печенье, подбирая пальцем крошки со скатерти кухонного стола, тоже было приятно. Не мясо, но все же…
Бесена с каждым глотком живой воды чувствовала, что по-настоящему становится хозяйкой тела. Вот теперь-то она полностью завладела и разумом. Больше не требовалось представлять каталоги воспоминаний – те сами услужливо развертывались перед ее мысленным взором.
От Бесены к стенам сердечного домика протянулось несколько бус из сверкающих капелек. Это, конечно, не настоящие нити связи, но хоть что-то, теперь будет полегче.
Цвета-с-бесом допила молоко, вернулась в свою комнату и села на кровать. Положив руки на голову, она медленно провела ладонями по волосам.
Они были такие гладкие и мягкие. Трогать волосы, собирать их на затылке в хвост и позволять им снова рассыпаться по плечам было приятно. Цвета-с-бесом подошла к зеркалу и сняла с пробковой доски тонкую резинку для волос, накинутую на канцелярскую кнопку. Она отделила небольшую прядь и закрутила ее на макушке. Потом сделала еще один рог. Кривовато, но для первого раза вполне сносно.
Стоя перед зеркалом, подселенка продолжила изучать тело. Оно было прекрасным. Молодым, гибким, здоровым. Холодными подушечками пальцев Цвета-с-бесом провела по мочкам ушей, коснулась век, переносицы с маленькой горбинкой, темного пятнышка родинки на щеке, сухих губ. Наконец-то можно попробовать блеск!
Цвета-с-бесом схватила тюбик, открутила крышку и с наслаждением понюхала, прищуриваясь от удовольствия. Блеск пах не ягодами, а жевательной резинкой, но Бесене аромат понравился. Девушка выдавила розовую перламутровую каплю, размазала по губам и улыбнулась отражению.
Нужно столько всего попробовать за три дня!
Нет, надо сосредоточиться на главном, ведь так хочется остаться в этом теле. Бесене надоел Тихий Омут, ей хотелось пить каждое утро молоко, есть печенье, расчесывать волосы, носить платья. Хотя бы лет семьдесят. А там можно и в Тихий Омут вернуться.
Еще ей хотелось обниматься, обмениваться теплом с кем-то живым. Просто восхитительное преимущество людей!
Хотя почему – с кем-то?
Бесена знала своего принца.
Теперь он увидит ее не в изгибах водорослей, коряг и ряски, а живую и настоящую. Между ними больше не будет пленки воды. Бесена сможет прикоснуться к нему, взять за руку, прижаться и узнать, каким шампунем пахнут его волосы. Почувствовать тепло внутреннего солнца в кольце его объятий, солнца, которое прячется в нем. Которое прячется в каждом человеке. А сейчас – даже в ней… Подумать только, теперь она тоже может дарить тепло!
И Цвета-с-бесом прижала к щекам ладони. Холодные пальцы тут же нагрелись.
Да, сначала дело, а уж потом развлечения. И о подменыше нельзя забывать.
– Я обещала помочь тебе, – сказала Цвета-с-бесом, глядя в зеркало, но обращаясь к древлянице, – завтра снова отправимся к твоей бабушке. Но теперь я буду задавать вопросы. Я знаю, что спросить, и ты услышишь о себе много нового.