Плинтус и пол вдоль него вспыхнули так, что бойцы, толкаемые чувством самосохранения, сразу шарахнулись к выходу, но тут же стали. В них вдруг проснулось любопытство и неуемная тяга к божественному, к чуду. «Ведь не сгорел этот дед от своего Огня? Авось и нам ничего не будет?»
Медведев сжал кулаки, и искал взглядом огнетушитель, а Лукьянов? Он только рассеянно хлопал светлыми ресницами, созерцая происходящее.
– Ай, – наигранно испугался Орислав, проявляя неплохие актерские качества, – становится опасно. Огонь, уймись, уйди…
Словно кто-то крутанул ручку газовой плиты, и пламя резко пошло на спад. Это никак не могло быть внушением или массовым гипнозом. Плинтус и стена над ним были закопчены! Шоу продолжалось:
– Чем вам не чудо? Кто из вас способен на такое?
Бойцы начали роптать…
– Неправильно! – даже не вслушиваясь в несуразные, тихие возгласы, продолжал «дед». – Практически любой из вас может так. Само собой, самодисциплина, многие знания, полное понимание природы огня и прочих стихий, поскольку все они взаимосвязаны. И еще, это важно, должно быть соответствие Огню. Ему, признаться, все равно к кому приходить, но даже дети знают, что лучше не устраивать светоч из деревянной или пластмассовой плошки.
Думаю, я никого сейчас не обижу, говоря, что большинство из современных людей – именно «пластмассовые», или, в лучшем случае – деревянные. Потому вами и воспринимается мое умение, как нечто божественное, чудесное. Однако же, почему никто из вас не впал в религиозный экстаз, не стал в восхищении призывать молитвами библейского Саваофа – Яхве – Иегову, прославляя его за явление этого чуда? Чем же этот огонь хуже пасхального?
Такой же фокус происходит каждый год на Пасху в Храме Господнем, где является Священный Огонь, иначе сейчас называемый Благодатным. Люди взывают: «Приди и обрети свет от Hегасимого Огня во славу Христа, воскресшего из мертвых» и! Никого не смущает, языческое поклонение Огню в храме Христа. Напротив, вокруг праздник, ликование. Так почему же вы сейчас не ликуете?
Согласен, мной допущены некоторые ошибки: я не дурил вас, не прикрывался именем иудейского бога, или безвинно распятого страдальца, не облачался в первосвященные одежды иудейских священников, не наполнял свое действо таинством и загадками, но по сути-то я сделал то же самое, что происходит в Храме Дома Господня?
А ведь отыскать ответ на этот вопрос совсем не сложно. Вы своими глазами увидели, что человек равен Богу по Знаниям, но, к сожалению, не по могуществу, если, конечно же, этот человек соответствует тому, чтобы называться человеком – «светочем» для Огня.
Вы заметили, что после прихода этой стихии в каждом из вас осталось что-то из того, чего раньше не было? Это ощущается, как некий ненужный посредник между вами и тем же Огнем. Прислушайтесь к себе: вот рядом с вами был Огонь, живой, а вот – вы. Он притягателен, прост, могущественен, но вам недоступен. А мне доступен. Чувствуете? Трепещет вопрос: «А что мешает и мне? Я ведь тоже человек!»
Вот мы и нашли очередной камешек в нашем сапоге познания. Все эти рясы, огромные кресты, храмы до неба, в которые силой сгоняют, или вынуждают ходить людей, это ничто иное, как понты, обыкновенные поповские фокусы, чудовищные по своему лицемерию. Вы приучены думать о том, что являетесь только рабами Божьими, жалкими червями, а я вам сейчас показал, что это совсе-е-е-ем не так.
Чего греха таить, и я мог бы себя считать полноценным христианином, однако разбудил в свое время в себе то, что столетиями выжигали из нашей крови, из нашей памяти. Я уже говорил, что Огню все равно где появляться, вот и жег он тех, кто дал слабину в те, давние времена, жжет слабых и сейчас. Я ответственно, как «чудотворец» (Орислав едва заметно улыбнулся), заявляю вам, доказываю, что мы прямые потомки Богов, но, к сожалению, должен уточнить, очень жалкие, слабые их потомки.
Простой пример. Если какому-нибудь африканскому племени показать бензин, они его тут же выльют куда-нибудь вон, не зная, что делать с этой ужасно вонючей, странной жидкостью. А ведь просто нужно знать, что и как с ним делать.
Как там пелось в фильме о мушкетерах: «И в ваших жилах тоже есть огонь…» Да это так, он там есть. У кого-то сам Огонь, у кого-то бензин, дизельное месиво, керосин…, мазут. «А к чему же весь это спектакль?» – спросите вы. За вашими спинами прячется бабушка, я вижу ее. Когда загорелся плинтус, она внутри себя стала призывать «голос крови», а что сделал каждый из вас?
Бойцы расступились, являя «деду» виновато опустившую взгляд Парасковью Михайловну.
– Мяне бабка мая вучыла, як загаворваць вагонь, калі пажар ляціць па лесе. Я і сказала…
– Стоп! – чуть ли не голливудским жестом остановил ее Орислав. – Бабка наверняка вам так же говорила, что на людях такое нельзя произносить!
Баба Паша кивнула, соглашаясь, и прикусила язык.
– Говорила, – подтвердил «дед», – вот и не рассказывайте нам. Однако мне стоило большого труда поддерживать Огонь, который вы, бабушка, простым словом вгоняли обратно в стойло…
По бойцам отряда пробежал задорный смешок, мол, Михайловна еще и не то может. Орислав повернулся к руководству Базы:
– Помните, мы говорили про «по-свойски»? – вспомнил он начало разговора. – Видите? Я могу говорить с вами по-свойски, как современный человек. Но ведь для меня «по-свойски», это совсем другое. Думаете то, что я говорил раньше о некоторых из вас, что они не чисты по крови так, для красного словца?
Орислав подошел к бойцам и поочередно вывел вперед одного, второго, третьего, …четвертого, пятого. И так двенадцать человек. Оставшаяся у раздачи шестерка партизан стала переглядываться. Это напоминало то, как тамада на свадьбе выводит мужчин на конкурс.
Выстроив выбранную дюжину в ряд, он вдруг обратился к Медведеву:
– Служивый человек! Вот стоят перед нами твои ребята. Без шалости, серьезно, не руководствуясь никакими заслугами, скажи, кого из двенадцати мне вернуть на место, в строй?
Сергей Георгиевич, оторопев от такого, сначала дернулся, сидя, а потом привстал и, через паузу, молча указал на Веню.
Орислав дал тому знак, и Дзерба вернулся к раздаче.
– Еще, – попросил «дед», – можешь сразу двоих, троих.
Медведев стал поочередно указывать на молчаливых и насторожившихся в ожидании какого-то подвоха бойцов, пока перед Ориславом не осталось только трое.
– Благодарю, – слегка склонив голову, проронил тот, указывая заместителю командира отряда на его стул, – присаживайся, разведка. Таких методов проявления подсознания личности в Высшей школе вам не преподавали.
Итак, передо мной три случайно отобранных человека, мне не знакомых. Я хочу обратиться ко всем. Сейчас я покажу вам очередной фокус, не для слабонервных. Он так же связан с Огнем, только с другой его ипостасью – Божественной искрой, Огнем, что в нашей крови. Все зарубите себе на носу, на месте этих мужей мог быть любой из вас и, поверьте, с вами было бы то же самое. Кто сомневается, я могу это доказать, проведя этот эксперимент с любым! Это действо пойдет в довесок к вопросу о том, кто из нас является достойным или не очень удачным сосудом для пробуждения, хранения внутреннего Огня, или, сформулируем это иначе: «кого мы легко называем «свой»?
Орислав поставил избранную троицу в круг, спиной друг к другу и попросил их взяться за руки, опустив верхние конечности вдоль тела и сцепив пальцы в замки. По его просьбе бойцы двинулись по кругу, приплясывая так, словно они месили глину на Талаке. «Дед» скрутил перед собой худощавые пятерни в хитрую комбинацию, похожую на два кукиша, широко расставил ноги тихо начал что-то нашептывать.
Вдруг всем танцующим бойцам стало не по себе, но они терпеливо продолжали «месить глину». Через каких-то пять-семь минут присутствующие были повергнуты в шок. Вся вращающаяся в своеобразном танце троица внешне стала выглядеть, как некие муже-женщины, или жено-мужчины с некрасивыми, отталкивающими лицами…
Орислав вдруг оборвал это действо. Будто по мановению волшебной палочки бойцы всего за минуту вернулись в свое прежнее обличие. Они вопросительно всматривались в лица товарищей, но те в ответ только отводили глаза. Не перестающий шокировать гость вздохнул:
– Это часть древнего купальского танца прославления Огня. В нем пробуждается суть человека, память его крови.
Я же говорил, кому-то очень надо было разбавить нашу с вами сильную, здоровую кровь. Сейчас в родовой памяти этих добровольцев мы увидели явное проявление наносной мути, в данном случае иудейского наполнения наших генов. В таком обличии эти люди, по сути, мусор. И иудеи их никогда не примут за своих, и наши, после такого шоу могли бы от них отвернуться. Но я берусь восстановить статус-кво.
Теперь, мужики, вам надо продолжить водить хоровод до конца. У нас, у славян, настоящие хороводы всегда волшебные. Впрочем, тот, кто не желает реабилитироваться в глазах товарищей, может выйти из круга. Этот танец может заводить даже один человек. Остаетесь? Ну хорошо. Тогда мы закрутим волчок в другую сторону, и читать теперь я буду другие «словеса». Поехали…
Словно раскручивая какое-то ржавое колесо, медленно, нехотя стали переступать ногами обескураженные мужчины, но уже на первом круге каждый из них снова почувствовал что-то странное. Они словно поднимались по ступеням, маленьким, гладким, на каждом новом витке, становясь выше и выше. Силы их прибавлялись, а пристально следящие за ними соратники стали хлопать в ладони в такт их танцу. Глянув вкось друг на друга, подопытная троица просто онемела. С каждым шагом они превращались в высоких, мускулистых витязей. В сказках это называлось богатырь, но едва только стала вскипать удалью их кровь, Орислав снова прервал «танец».
Дождавшись, когда ошалевшие от волшебного превращения бойцы вернутся в изначальные формы, «дед» попросил их стать обратно в строй. Теперь, встречая их, уже никто не прятал взгляд, напротив, их щипали, толкали в бока, мол, ну ты прям великан, качок, былинный витязь, кр-рас-с-сава.
– Что же мы видим? – снова вернулся к преподавательскому тону гость и теперь уже его слушали с полным доверием и должным уважением. – Что наша кровь, что иудейская проявляется в зависимости от складывающейся ситуации, ведь так? Раскачивают вокруг нас ритмы их бытия и мы, силой подмешанной крови, превращаемся в нашей жизни в торгашей или угодных им людей. А коли гремит наша стать, и прет из нас, будто тесто на печи исконное, наше, свое? А ведь даже славянская кровь разная. Пригласи я в круг вашего начальника, – Орислав указал на Медведева, и бойцы стали подсказывать «это зам, заместитель командира», – и что с того? – спросил гость. – А в плане боевых действий?
Подсказки со стороны прекратились, ведь на самом деле все операции боевого порядка и охраны были только на заместителе командира, тут с этим «чудотворцем» не поспоришь. Но сам Сергей Георгиевич, запечатлев на лице вопрос, приосанился и, как это ни странно, навострил уши.
– Так вот, – улыбнулся «дед», расстегивая теплое пальто и являя присутствующим часть красивой, вышитой красными узорами рубахи, подвязанной кушаком, – раскрути я в танце вашего боевого командира, и перед вами предстал бы образ медведя! Да, поверьте на слово, так бы и было. …Что, что опять не так? Не верите? Раскрутить? Нет, лучше не надо. Он еще никогда не перекидывался, потому просто подспудно боится той Силы, что в нем спит. Но его кровь густа и если его «растанцевать», впрочем, об этом вам знать незачем. Разболтался я, – вздохнул Орислав, – а это негоже.
Очень вас прошу, витязи, не относитесь к этому, как к фокусам. Все это было обращено только к вопросам о том, а «свои» ли мы все те, кто собрался тут.
Или вот еще: подумайте на досуге и о другом: за что вы на самом деле боретесь? Мстите за загубленные жизни родичей, или просто за то, что кто-то отобрал ваши дома и дачи с квартирами, разрушил сладкое, спокойное житье в лени и довольстве, когда можно было, не задумываясь ни о чем пить пиво ящиками с утра до ночи, или водку? Пить по пути на работу, на работе, и после работы, добираясь домой? …А может вы еще за что-то бьетесь здесь на смерть?
Разве не любо вам осознавать себя витязями, коих вы тут пред собой узрели? А хозяевами земель своих, на которых вас и ваших Предков долгое время заставляли жить, как иждивенцев?
Вот, ребята, а вы говорите «по-свойски», – снова повторил «дед» фразу, вокруг которой и выстроился весь пляс. – Сейчас же, – простецки вздохнул Орислав, – мужики, мне надо поговорить, опять же «по-свойски», с вашим начальством. Вам есть над чем подумать, о чем поговорить, на сегодня представление закончено…
Бойцы загудели и послушно потянулись на выход. Выглядело это так, словно только что подошел к концу киносеанс и зрители, обсуждая фильм, неохотно покидают уютный зал. Никому и в голову не пришло, что этот «дед» по сути, отдал сейчас приказ, и они ему безропотно подчинились.
Едва последние из «зрителей», толкаясь и мелко перешагивая, вышли в коридор, к Ориславу подошла баба Паша: «Можа б Вы паелі чаго? – спросила сердобольная старушка.
– Благодарствую, мать, – улыбнулся гость в густую бороду, – мне надо с хлопцами вашими поговорить, это сейчас важнее, впрочем, чайку, если можно.
– Кампот…
– Вот и хорошо. Принесите к нам в уголок…
Лукьянов и Медведев, отметив это, коротко переглянулись, но промолчали. «Дед» кивнул в тот угол, в котором он немногим ранее появился перед заканчивающим ужин личным составом Базы.
Делать нечего. Прошли, сели за стол, подождали, пока Михайловна принесет по стакану компота и тарелку с домашним печеньем. Затем, проникшаяся безмерным уважением к гостю бабуля, вняв его очередной просьбе, принесла еще и толстую, декоративную свечу.
В ее веселом свете тени на стенах столовой играли как-то уж совсем по-домашнему, но, несмотря на это, разговор не складывался. «Дед» отчего-то снова включил режим «экономии слов». Молчал и командир партизанской Базы Лукьянов, который долгое время плотно занимался вещами, которые находились в зоне полного недоверия и недопонимания многих сотрудников, в том числе и подполковника Медведева. Алексей Владиимирович никогда не скрывал, что около пяти лет глубоко изучал Авестийскую астрологию. Потом его отчего-то резко развернуло и бросило в изучение древней славянской письменности.
Осваивая русские азбуки, он по счастливой случайности натолкнулся на какого-то человека, который полностью перевернул мировоззрение этого устоявшегося в целом, научного человека. Как говорил об этом сам Алексей: «У меня открылось образное мышление. То, что я использовал до него, было безобразным». И если астрология, популярный оккультизм, какие-то искусственно созданные философские течения часто приводили к жарким спорам дома или на работе, то тот поток знаний, который сам Лукьянов характеризовал, как «Наследие Предков» являлся делом настолько живым и интересным, что вызывал симпатии даже у его супруги.
Но, все это было до войны. Где-то там, в прошлом. Там осталось и изучение редчайших текстов, и Буквицы, и поверхностное ознакомление с Рунами, и страстный «голод» к знаниям, кстати, здорово подогреваемый встречами с тем «дедом», первым, что переполошил своим появлением все охранное ведомство Института. В прошлом осталась и настоящая семейная жизнь. Когда его супруге сообщили о том, что ее муж государственный преступник, она, на удивление легко приняла это к сведению и пообещала спецслужбам сотрудничество в случае его появления. Само собой, «сдавать» мужа она не стала бы, но и на все его весточки отвечала одно и тоже: «я не хочу иметь с тобой ничего общего, не разрушай мою жизнь».