– Я сегодня выезжаю в Берлин, в Восточный пока. Ты как?, обратился Саныч с вопросом-предложением к Ангеле.
Она на минуту задумалась и с извинительными нотками в голосе ответила:
– Гер Саныч, извеньи, но у мэнья работа, я эсчо тут побудъю, а потом лечью в Нюйок, там будэт сэшэн Юнэйшен… и тут её голос дрогнул, и она прервала свою речь.
– Всё понимаю Маусик, сказал ей ласково Саныч и слегка, любя, потрепал её авангардную, разноцветную причёску, с различным вплетёнными ленточкам.
–Вот, моя «визитка», протянул он Ангеле аккуратную, плотную, глянцевую картонку, с незамысловатой надписью «Саныч, Главный специалист глубокого бурения» и московский номер телефона из одних семёрок.
– С этим можешь обратиться в любое наше посольство, консульство, торгпредство и вообще, в любую фирму или организацию Мирового Союза. Оставь им свои координаты и я с тобой свяжусь. Или попроси их тебе помочь, если это экстренно, пояснил он назначение своей визитки.
Маусик с трепетом взяла её и аккуратно, как большую драгоценность, положила в свою пёструю, вязанную сумочку, на длинном, ремешке, сказав при этом, с дрожью в голосе:
– Спасыбьё. Я тебья не забюдью, Сныч.
А затем, подскочила к нему и поцеловала, долгим страстным поцелуем, никого не стесняясь вокруг, в фойе отеля «ВЕГА», в Софии.
– Ну зачем, так печально?, сказал, улыбнувшись, Саныч, когда наконец она оторвалась от него.
– Мы обязательно ещё свидимся, я обещаю, и помахал он ей на прощание, садясь в свой служебный автомобиль, уезжая в Посольство МС, а затем в Аэропорт.
Так завершилась историческая Болгарская эпопея.
***
Больше полугода уже прошло, как старшина подписался на «контракт», в свой же части, где он служил срочную, в Группе Советских Войск в Германии, сокращённо ГСВГ. Мечта каждой жены офицера Советской Армии, правда, с приставкой «прошлой». Которую можно и к слову «жены» и к словосочетанию «Советской Армии», и даже к слову «офицера» приставлять. Нет уже ни той «Советской Армии» и нет ГСВГ, а есть Союзная Армия, новой страны – Мировой Союз и есть Западно-Европейский военный округ. Много офицеров уже уволилось, а у тех, кто остались, «уволились» жёны. Так как, не каждая из них была готова смириться с отсутствием мужа три недели в месяц.
– Не то, что моя Хельга, подумал довольно, просебя, старшина. С которой у них всё шло к скорой свадебке.
– Тогда, когда командир ему предложил, а Хельга убедила его остаться «на контракт» старшиной роты, где командиром был его прежний, ещё со срочной службы, майор, старшина воспользовался правом и съездил в десятидневный отпуск, в родную деревню, которую, гордо, все местные, именовали «городом», так как он был посёлком городского типа. В этот городишко, затерявшейя на просторах Русской Возвышенности, они с Хельгой добрались на удивление быстро. Из их Гарца, по отличному автобану, в аэропорт Берлина, их довёз будущий тесть, за полтора часа, на своём шикарном Мерседесе, которые начали совместно производить в ГДР. Там уже началась регистрация на рейс до Москвы. А, через три часа они уже выходили из международного терминала Аэропорта «Шереметьево», в Москве и шли в сторону посадки на скоростную электричку, которая довезла их, за тридцать минут, до Белорусского жд вокзала.
Хельга, с опаской оглядывалась, а потом спросила: – Ваньюша, а когда появляться козаки и пьяны медведьи? Чем тогда рассмешила, не только своего жениха, Ваню-старшину, ну и окружающих пассажиров, ха-ха.
Белорусский вокзал блестел, как начищенный медный самовар и поражал своей современностью, с огромным электронным информационным табло, кучей различных электронных устройств, для покупки билетов, снятия денег с банковских карт и так далее. Чего не было, так это извечного атрибута таких мест – длинных очередей. Кстати, о самоваре, они там с удовольствием выпили русского чаю из настоящего, сто ведерного самовара, на дровах
Затем они купили, в одной, из электронных касс, билеты. Им в этом помог, один из служащих жд вокзала, в красивой форме и фуражке. По виду, бывший военный. В конце, тот не выдержал и подколол Ваню, по доброму, – что, дембель, не утерпел, возвращаешься домой «со своим самоваром»? и хохотнул.
– Нет, коротко ответил, довольный Ваня.
– «Нет», в каком смысле?, опешил «жд-служащий».
– Не совсем дембель, и не совсем «самовар», продолжил уже Ваня над тем потешаться, довольно ухмыляясь.
– А это, как?, не мог оставить своё любопытство «железнодорожник».
– После дембеля, пошёл «на контракт» старшиной роты в ГСВГ, а Хельга просто моя немецкая подруга, еду в отпуск, дали десять дней не считая дороги, перед контрактом, а её взял, всё тут показать, просто пояснил Ваня-старшина.
Хельга стояла рядом и всё внимательно слушала, а потом добавила важно и с гордостью в голосе: – Ванья у менья живьёт, даст их бин официр, с польный пансион.
– Ну, дела, чеша свой затылок, тот только и смог сказать, на Ванино и Хельгино, объяснение.
Затем, через час они отправились, тоже на скоростном поезде, до Ваниного областного центра. В котором они были уже через два часа. С этого момента, как думал старшина, должны были начаться все их главные дорожные трудности. Но тут, он с удивлением обнаружил, тоже вполне себе добротный жд вокзал, на месте полу развалин прошлого, оставшегося у него в памяти, когда он, два года тому назад, отсюда, отправлялся служить в армию.
Тогда, мрачная и закопчённая его громадина, навевала на него самые плохие предчувствия. А сейчас, это был светлый, явно недавно, качественно отремонтированный, современный Вокзал. Почти такой же, как Белорусский в Москве, меньше только, и такой же, как в Дёмице, а Хельга добавляет, – что не хуже, чем в Данненберге. Дёмиц, это жд станция с нашей стороны Эльбы, а Данненберг, такой же город, но уже на той стороне, в ФРГ. Хельга там часто бывает у родственников, продолжал вспоминать старшина Ваня.
Посмотрев на табло, они увидели, что в нужный городишко, как раз идёт посадка на электричку. Быстро купив билеты, побежали занимать места. А, через сорок минут, нога дембеля-контрактника Вани и следом его немецкой девушки, Хельги, ступила на землю Ваниной малой Родины.
Бывшего глухого полустанка не было. Электричка давно ушла, прогудев им на прощанье, а он стоял, ошарашено озираясь вокруг, и даже несколько раз бросал взгляд на название. Всё было не так и в тоже время, до щемящей боли, знакомо. Вон башня водокачки, а вон их Церковь. И всё, больше особого сходства не было. Начиная, с такой «мелочи», как большое количество снующих людей, ну совершенно не местной наружности и говорящих по-русски, но с заметным акцентом. Как раз должна была подойти электричка в обратную сторону. И заканчивая, видневшимися вдали многоэтажками, не ниже пяти этажей, которых тут отродясь не было. Про обалденную ухоженность всего и отличный асфальт, куда не кинь взор, вообще можно не упоминать. Тут Хельга не выдержала и тихонько его спросила: – Ванья, мы тьюда приехать? Ти говорить о «дырка» и «жо…а Мира». Где она?
Как ни странно, но её наивный вопрос, вывел старшину из непривычного для него «ступора».
Придя, на время, в себя, Ваня увидел атрибут любого цивилизованного жд-пристанка, а именно, местных «извозчиков», то есть таксистов. И они с Хельгой посеменили, со своей немалой поклажей, к ним.
Хельга, узнав, что её Ванья ничего не купил для своих родных, так как все марки тратил на неё, в начале очень обрадовалась, а потом хорошо подумав, обратилась к Ване с деловым, чисто немецкого прагматизма, предложением: – Ванья, давай я покупать твоим папа, мама, сестра презент от тебья, а ти потом мне отдавай марки?
Девушка всё очень хорошо рассчитала со всех сторон. А именно, что сам Ванья и разболтает всем своим родным, что это она всё купила.
И, потом, по возвращению, он от неё никуда не денется. Будучи ей должен, не только марки.
Она уже хорошо узнала русских и её Ванью. Они очень совестливые, и долги привыкли отдавать. Но не так, как прагматики немцы, отдал и забыл. Нет, у них это называется «взаимовыручка» и они считают себя обязанными даже после возвращения денег.
Так что, «поклажа» у них была большой. Тем более, что Хельга хотела понравиться родителям Ваньи, имея на него большие планы.
Автомобили у таксистов были все «иномарки» местного производства, как по дороге похвалился им таксист. Это тоже вызвало удивление, но не сильное.
Другой раз Ваня впал в ступор, это когда таксист остановился у красивых, кованных ворот, кирпичного трёхэтажного особняка, под красной черепичной крышей, на участке, вокруг которого ещё были следы строительных работ, так как всё это было хорошо видно через красивую, ажурную ограду и невысокие кустики.
– Приехали, с Вас 80 копеек, можно картой, затараторил таксист, выходя из машины, чтобы достать из багажника их багаж.
Ваня понимал, что таксист не мог ошибиться.
– Да всё говорило, что этот особняк, стоящий почти над самой дорогой, загораживая их избу. Просто у них так, а вон у Серёги, его одноклассника, наоборот, старая их хата стоит над дорогой, а за ней вырос домина, как бы не больше их. Во, уже воспринял, что это особняк твоих родителей, стал рассуждать Ваня в мыслях, на автомате протягивая таксисту рубль и говоря: – спасибо, сдачи не надо. Даже не почувствовав чувствительный толчок Хельги ему локтем в бок, при этих словах. Так бережливая немка продемонстрировала своё возмущение расточительностью её Ваньи.
Их заметили и из дома выбежала девушка, лет шестнадцати, с визгом и криком радости: – Ванька вернулся!
После объятий с сестрой и предварительного знакомства с Хельгой, они направились в дом. По дороге сестра Валя, засыпала их информацией и вопросами:
– Это, наш новый дом, кредит взяли и от завода помогают. Тебе не писали, хотели сюрприз сделать. Получилось? Ха-ха-ха.
– А, ты уже женился на Хельге?
– Завод год назад построили, почти все там работают, курсы закончили и блоки собирают из деталек для ПК, точно не знаю.
– Ты с Хельгой к нам на совсем? Тут жить будете?
– Живите себе, места всем хватит. Мебели, правда, пока маловато, но мы не торопимся, должна своя мебельная фабрика заработать, тогда и купим.
– А, у меня тоже парень есть. На радиозаводе с папой работает, но я раньше восемнадцати замуж не пойду. Вначале в Конкурсе красоты поучаствую.
– У Вас там тоже есть, я слыхала?
Вечером пришли родители. Хельга им понравилась ещё до вручения подарков, своей хозяйственностью, так как приготовила праздничный ужин.
Немецкая кухня менее обширна, чем русская, но практичная и вкусная. Хельга увидела у соседей гусей, пошла и выторговала за два рубля упитанную гусыню.
Со знанием дела перерезала ей горло, предварительно наступив гусыне на распахнутые в сторону большие крылья и задрав свободной рукой её голову вверх. При этом, попросила Ваню держать миску у разреза, чтобы туда стекала кровь. Всё это было проделано быстро и без диких криков умирающего животного, так как Хельга сразу после покупки, что-то там у гусыни пережала и она уснула.
Ловко ошпарив, общипав и осмалив, Хельга виртуозно её разделала. При этом ничто не пропало. Пух был аккуратно вымыт и разложен на газете просыхать, большие перья тоже сохли вымытые. Голова и шея тоже были тщательно лишены «растительности». Все внутренности были тщательно исследованы, промыты и пошли на фирменный немецкий суп из крови с требухой.
По состоянию внутренностей, Хельга с разочарованием констатировала, что хозяева плохо её кормили, у хороших хозяев у гусыни должен был быть цыроз печени и тогда бы она приготовила настоящий французский деликатес, «фуагра». А так, просто можно будет пожарить и всем достанется по небольшому кусочку.
Тем временем, гусыня была напичкана яблоками и сваренным рисом со специями, тщательно сшита, в том числе пришили красиво и шею с головой. И крылья общипанные тоже пришили к телу гусыни, чтобы они при жарке не растопырились. И вся такая, красивая и намазанная специальной обмазкой, она отправилась в разогретую духовку.
Когда гусыня приготовилась, Хельга выложила её на блюдо и украсила выдранными ранее перьями, разукрашенными красками, которые остались у сестры Вали, ещё с уроков рисования.
Тут как раз и пришли родители. Радости и удивления не было предела. – Сын приехал с красавицей немкой-невестой, которая ещё и такая справная хозяйка. Худовата и высоковата, конечно, но так сейчас модно, подумала счастливая мама Вани.
Суп ели с определённой настороженностью. Даже заверения Вани, что это очень вкусно, не помогали. Очень цвет был специфичен. Хотя вкус и запах были просто обалденными.
Ну, а привычная жаренная гуска, с непривычными яблоками, просто «пошла на ура».
Потом были рассказы и расспросы. Всё, как всегда, в таких случаях.
На следующий день Ваня пошёл по друзьям и знакомым, а Хельга принялась за хозяйство. С её, немецкой, точки зрения, всё было очень расточительно и не доделано.
Очень сильно родители были удивлены реакции Хельги, когда Ваня не пришёл ночевать. Она, как ни в чём не бывало, пожелав, с улыбкой, всем «доброй ночьи», ушла в десять часов вечера спать, в выделенную им комнату.
Под утро пришёл, еле стоящий на ногах, Ваня, она вышла его встречать с нежностью и причитаниями, – как ему плохо, принялась его обихаживать. Помогла отцу донести Ваню до постели. Потом, она его там окончательно раздела и следила, чтобы он не захлебнулся, поворачивая его, в нужные моменты, на бок и подставляя миску.
Ближе к обеду, сходила к соседям, купила курицу и быстро приготовила бульон, которым стала отпаивать своего Ваньюшу.
Сестра, видев несколько раз реакцию мамы на подобные поступки их папы, была в немом шоке.
Ваня, придя в себя, долго извинялся перед Хельгой и клялся, – что это, больше не повторится и даже с какой то Катькой, он порвал окончательно.
На что, Хельга его успокаивала и говорила, – что ничуть не обижается, но надеется, что и Ваня будет, в будущем, к ней тоже снисходителен, если она нечаянно согрешит, немножко.
Ваня тогда, совершенно не понимал, что она имеет ввиду, и с чистой совестью, клятвенно это, ей пообещал.
Всё это сестра пересказывала папе и маме. На что, папа с завистью вздыхал, а мама только и причитала, – как Ванечке повезло, Слава тебе Господи, и на автомате хоронясь, крестилась в строну «Красного угла».
Потом об этом узнала вся округа. Удивлению у жён и зависти мужей не было предела. Все стали находить повод, прийти, и увидеть это «немецкое чудо» в юбке, вернее, уже в добротном рабочем комбинезоне.
Хельга быстро взяла командование в свои руки и утро начиналось с общего сбора, похожего на построение в воинской части, хотя, некоторые, стали почему то называть это, «концлагерем». Первой под «тяжёлую руку» Хельги попала бригада строителей от местной строительной конторы. Поход Хельги в офис этого местного стройтреста был похож на своего рода «блицкриг», от которого, как известно, только одно «лекарство», это полный «ордунг» в своих рядах и наведение порядка. Тогда «избиение младенцев» закончится. Там Хельга, наткнувшись на хилый «заслон» в виде субтильно секретарши, решила не раскрывать свои резервы и пошла, как истинная арийка, в обход. То есть, нашла уязвимое место, местного парторга и пригрозила тому молниеносным её прорывом к «гер их бин партай геноссе даст бурга». Парторг на войне не был, но фильмы про войну смотрел и знал, какую панику вызывало появление «немцев в городе», и даже на его окраине, не говоря об их внезапном появлении в Горкоме партии, в приёмной Первого секретаря. Всех виновных в «прорыве», обычно ждала плачевная участь. Он даже не хотел об этом думать. Поэтому, усадив Хельгу у себя в кабинете за столик в удобном кресле. Самолично приготовил ей кофе. При этом повторяя все известные немецкий выражения, начиная от «хальт и хенде хох», до «битте-дритте» и «Гитлер Капут». На что, Хельга задорно смеялась, шутливо поднимала руки и повторяла: «я-я, Хитле капьют». Проявив русскую солдатскую смекалку и усыпив, таким образом бдительность, коварной немки, он выскочил из кабинета и побежал к Директору.