Тут принесли взвар и на скорую руку согретый перекус, и все предпочли запить и заесть такие внезапные события конца этого дня. После чего все же разошлись спать. Правда, и двойной караул с лодьи снимать не стали, и Гридя с Семеном ночью, вставая, проверяли и пристань, и пленника, как сквозь сон слышал Николай Федорович. Спал он сегодня плохо, скорее, лежал в некой полудреме, как уже бывало с ним после нервных потрясений. В такие моменты мысли его текли медленно-медленно, перескакивая с одной на другую по самым неожиданным ассоциациям. «Поддевку завтра зашить надо… возьму у Федора иголку с ниткой… и Гриде напомнить про проверку… а деньги так и не записал… конечно, чуть не убили… да не, не убили бы, он целил в сердце человеку своего роста… а что там у нас слева ниже… кишечник… ну, считай убил бы все равно, только через несколько дней, от сепсиса… ведь только-только кошелек положил… когда про этих же воришек услышал… они чуть не убили, они же, получается и спасли… случайность… к черту такие случайности». А вот после черта он, неожиданно, уснул и остаток ночи все-таки спокойно проспал, уже глубоким сном.
5
Следующее утро могло быть картинкой к поговорке «утро добрым не бывает». Все-таки не выспавшийся Седов с утра тормозил и (несбыточно) мечтал о кофе. Лица своего он видеть не мог, но, если судить по Федору, который тоже спотыкался на ровном месте и бурчанием напоминал Винни-Пуха, только злобного и ворчливого, было оно недовольным и опухшим. Он даже зарядку делать не стал, ограничился туалетом и умыванием. Умывание помогло не сильно, хотя он попросил поплескать ему холодной водички. Видимо, сказалась еще и погода с низким давлением – плотная облачность и не думала проясняться, хотя дождя пока не было.
Впрочем, князь и остальные бояре были, скорее, в норме, да и сам Николай Федорович вспомнил, о чем вчера хотел подсказать Гриде. Тот, выслушав и переспросив, пошел искать хозяина двора, впрочем, по дороге шепнув кое-что князю. Князь одобрил и в очередной раз с уважением посмотрел на Седова. Они к тому времени уже позавтракали и собирались уходить, и Евстрат, с нетерпением ожидавший, когда странные (и опасные) гости покинут его двор, совсем не обрадовался новому приглашению. Правда, много времени это не заняло – его лишь поблагодарили за гостеприимство, как положено, а уже совсем перед выходом Гридя шепнул хозяину, что среди его будущих постояльцев могут быть и люди от князя, но не раскрывающие того. Они проверят, при случае, так ли он ведет дела, как вчера было договорено. Новость эта Евстрата совсем не обрадовала, и он даже потихоньку плюнул, когда за боярами закрылись ворота постоялого двора. Но уже через пару минут он вспомнил, что варнака Ваську от него забрали и в живых явно не оставят, а товар, уворованный с проезжающих, они с этим… Федором оценили все же на глазок, да и кое-что он утаил, и настроение его стало стремительно улучшаться.
Погрузка на лодью с баркой и отплытие прошли без всяких задержек, пожалуй, это было самое раннее их отплытие за последнее время. Федор сегодня сразу перебрался на барку, вот только на ней все, не сговариваясь, сразу полезли в машину, уж больно хмурым и зябким было утро, хотя и держалась плюсовая температура. Делать ничего не хотелось, да и света было еще мало, даже Ефим не доставал свои записи, так что, согревшись в машине, все немного подремали. Однако через час или полтора, когда Федор уже похрапывал, а остальные тоже клевали носами, их разбудил свист с лодьи. Выбравшись наружу, они увидели, что лодья стоит у левого, низкого, берега, а к ним на барку лезет Гридя.
–Надо закончить дело – сказал он, обращаясь в основном к князю. Тот кивнул.
–Старче, ты ведь инструмент свой захватил? Одолжи ненадолго лопатку с топором.
Седов, плохо соображавший с утра, молча полез в багажник за инструментом, и тут до него дошло, о каком деле говорит Гридя, и зачем ему, собственно, лопата (а топор зачем?). Он притормозил на пару мгновений, но все же достал инструменты и отдал Гриде.
–Сам-то… не хочешь поквитаться? – спросил тот его, заглядывая в глаза.
Седов так же молча мотнул головой, надеясь, что ничего такого Гридя в его глазах не увидит.
–Ну и ладно, мы быстро управимся.
И он ловко полез на лодью, передав, правда, сначала лопату и топор там кому-то. Барка была притянута с речной стороны, поэтому что там, на лодье, происходило, и как они высаживались не берег – видно не было, мешал высокий борт лодьи. Бояре, постояв с пять минут на свежем воздухе, залезли обратно в машину. Больше получаса, но меньше часа ожидания опять прошло в дремоте, вот только Седов уже не спал. Прямо сейчас, где-то совсем рядом, лишают жизни человека, который хотел вчера убить его, Седова. Это было непривычно, как-то мутно было на душе, но… к этому следовало привыкать. 16 век, да. Николай Федорович так и этак прокручивал эти мысли, когда на лодье раздались голоса. Они с князем снова вылезли из машины (Ефим с Федором остались), и опять спустившийся на барку Гридя вернул инструменты.
–Я протер там лопатку, старче. А мыть ее вообще можно? – спросил он.
–Можно – ответил Седов, возвращая их в багажник – обычная сталь. Протереть потом только, чтоб не ржавела.
–Сталь даже?… То-то я и смотрю, землю режет легко. Да и земля-то тут один песок, правда.
–А топор-то ты зачем брал? – буднично спросил князь.
–Крест срубили – ответил Гридя – тать, конечно, но христианская душа все же. Я ему и молитву дал прочитать.
Князь только кивнул, а Николай Федорович, находящийся с утра не в своей тарелке, все-таки задал вопрос, вертевшийся у него на языке:
–А чем ты его… ну… того? Я думал, топор…
Гридя весело хмыкнул, но, вглядевшись снова в лицо Седова, ответил серьезно:
–А кончал я его, старче, его же ножом. Плохой нож, воровской, а вот убить им – очень легко. В сердце, как он тебя вчера хотел, раз, и все, и быстро, и не больно. С ним и нож его закопали.
Седова слегка замутило, и он, кивнув Гриде, мол, все понятно, остался на корме барки. Гридя полез на лодью, там зашевелились, отчаливая, князь, постояв рядом пару минут тоже, все-таки не стал ничего спрашивать и ушел в машину. Да и Николай Федорович минут за десять продышался на свежем ветерке, глядя на уже привычные унылые берега Мологи, в основном, заросшие кустами, хотя кое-где проглядывали белые песчаные пляжи. Где-то в таком же песке лежал Васька, неудачливый вор и убийца. Где-то в таких же кустах сидели два его более удачливых подельника. Лодья продвигалась вверх по течению с привычной скоростью, и он ушел в машину.
Надо сказать, что те самые подельники, два мужика из-под Ярославля, нанявшиеся по весне к местному купцу гребцами, но по причине пьянки выкинутые им на второй же стоянке на Волге, и подцепленные Васьком, который их сначала опохмелил, а потом наобещал золотые горы, в это время ругали того же Васька, по их общему (и в целом – реалистичному, но не в этот раз) мнению, подлеца, сорвавшего в одиночку большой куш и бросившего их. Прождав его оговоренный день (безрезультатно), прождав, для верности, второй (с тем же эффектом), они плюнули и решили валить домой. Попытались найти захоронку Васька (ну, вы поняли, да), но в итоге сели в свою лодочку и поплыли вниз по течению. Продукты у них были, даже медь кое-какая скопилась, но, хоть и беспечно прошло их первое разбойное лето – им как-то не понравилось, и они решили с этим делом завязать.
В машине, куда забрался Седов, было тихо. Сонное царство продолжалось, и он тоже задремал снова, пока через какое-то время Федор на стал храпеть уж очень сильно, отчего сначала разбудил всех, а потом и сам был разбужен ласковым тычком князя под ребра. Решили вылезти, умяться, размяться, и попить взвара. Ефим, который второе утро следил за припасами, и сегодня не забыл наполнить с утра тару и прихватить свежей выпечки. После умывания и перекуса все вроде окончательно проснулись и вернулись ко вчерашней теме.
Разговор пошел о налогах. Начали вяло, да и тема была скучноватая, однако постепенно, на фоне уточняющих вопросов Николая Федоровича, Федор, и сегодня бывший основным докладчиком, втянулся. Не отставали и князь с Ефимом, хотя Ефим мало интересовался налогами и сегодня в основном занимался своими записками.
Если пропустить лишние подробности, то выходило, что, с одной стороны, налоговая система в подчиненных Москве княжествах (считай, почти на всей Руси) уже была развита достаточно сильно, включая в себя и личные налоги, и имущественные, и специальные разовые сборы, и акцизы, и лицензии, и что-то типа пошлин. Но, с другой стороны, различия этой системы в разных княжествах, исторически сложившиеся, наложенные на упомянутые ранее различия по оценке и самого важного имущества – земли, и прочего, да еще помноженные на произвол чиновников, которые должны были рассчитывать, говоря современным языком, налогооблагаемую базу и вести расчет самих налогов, создавали такую неразбериху и простор для махинаций… Плюс к этому, практически постоянно ведущиеся войны, необходимость создания артиллерии и засечных черт на юге, привели к тому, что на эти цели собирались сначала разовые, а сейчас постоянные сборы, аналогичные налогам. Все это ложилось тяжелым бременем на всех, но в первую очередь, конечно, на крестьян, которые никак не могли повлиять на принятие решений и защититься от произвола чиновников, а, значит, должны были только работать, платить, ну, и каяться.
В самой Рязани система была немного проще, но Федор тоже не менее получаса рассказывал, как учитывались при налогообложении, например, отдельной боярской семьи, их прежние заслуги для княжества, установленные по княжескому слову льготы или, наоборот, увеличение налога за какую-то вину, всякие временные освобождения для погорельцев и переселенцев… Сложно, запутанно, непонятно для простого человека – такой вердикт для себя вывел Седов, выслушав длительный рассказ. Впрочем, он не стал это утаивать, а честно поделился своим выводом с князем и боярами, предложив все же, по возможности, использовать более простые системы. Например, как уже было вчера сказано, единый подоходный налог в виде подомового налогообложения. Тем более, что упростить уж совсем не получится, так как оставались еще всякие лицензионные виды деятельности, типа винокурения, мельниц, солеварен, кузниц и прочих промыслов, которые надо было обсчитывать отдельно. Оставались торговые лицензии и пошлины. Очень остро стоял вопрос о людях, которые будут работать в системе учета, так как, если в княжествах чиновничество работало давно, и система (пусть далеко не оптимальная) была отлажена, то на новом месте все придется выстраивать заново, с нуля, а где брать специально подготовленных людей?… Это все понимали, как понимали и то, что они сейчас, по сути, обсуждают и намечают только общие контуры систем управления, учета собственности и налогов будущего ордена. А вся конкретика будет решаться на месте. Война план покажет – как заявил в обсуждении Николай Федорович, вызвав очередные смешки бояр.
Под эти разговоры пришло время обеда, и, выбравшись наружу на свист с лодьи, они получили оттуда очередной мешок с продуктами. Попутно выяснилось, что, все-таки увлекшись обсуждением, они пропустили переход из Мологи в Чагодощу, которая была еще меньше той, хотя и тоже была достаточно полноводной рекой. И направление ее течения пока тоже было с северо-запада на юго-восток, а вот берега изменились, они стали более низкими, с протоками и большими участками болот. Даже сейчас, в стылом осеннем воздухе, чувствовался их запашок. Впрочем, он не особо мешал, и обедали они все равно на воздухе. Забравшись после еды в машину и попивая взвар, снова достали атлас, и Федор, который эти места знал лишь понаслышке, даже присвистнул, увидев, какую площадь на карте 21 века занимает в этих местах уже знакомая им сине-зеленая раскраска, обозначающая болота. А Седов его еще обрадовал, сказав, что все власти старались вести мелиорацию и как-то обустраивать земли, так что, если тут показаны почти сплошные болота через пятьсот лет, то сейчас они должны быть гораздо больше. Впрочем, в этом, как заметил князь, была и положительная сторона – с такой обводненностью и заболоченностью местности им не грозит застрять, да и волоки, скорее всего, будут в виде проток. Николай Федорович не стал уточнять, что имеется в виду, логично полагая, что он сам все увидит, когда придет время, и они продолжили разговоры о налогах. Выяснилось, что идеи и о переписи, и о создании чего-то типа налоговой декларации уже были в княжествах, но пока они особого развития не получили, хотя вроде бы в Москве пробовали перейти на некое посошное письмо, что-то типа описи имущества с полагающимися на нее налогами, но подробностей ни князь, ни Федор не знали. Таким образом, при первичной переписи, о которой упоминал Седов в своем коротком плане первоочередных дел на новых землях, надо было учитывать еще и необходимость расчета по ней в дальнейшем налогов.
Так они до конца дня и обсуждали эту тему, посвящая Николая Федоровича в некоторые тонкости современного учета и налогообложения, а также, по его просьбе, рассказывая о том, на какие уловки идут люди, чтобы меньше платить. Как он пояснил боярам, с одной стороны, желание людей уменьшить налоги и в 21 веке никуда не делось. С другой же стороны, правителю нужно было знать, какие именно налоги народ считает особо тяжелыми или несправедливыми, чтобы принимать правильные решения и вовремя корректировать налоговую политику. Если это позволяют делать обстоятельства, конечно. Логика намерений и логика обстоятельств, да…
Жизнь на Руси тем временем шла своим чередом, и низкая скорость коммуникаций, о которой мы уже говорили, была лишь задержкой для некоторых дел и мероприятий, но никак не причиной для отказа от них. В это самое время, когда на барке, плывущей по Чагодоще, обсуждались налоги, в одной из палат кремлевского дворцового комплекса сидели несколько бояр и чиновников Василия третьего, дожидаясь выхода того с молитвы. Был среди них и Иван Еропкин, уже известный нам.
Надо сказать, что современники Василия, оставившие нам память о князе, все отмечали его истовую набожность. Дело для того времени обычное, но (и на это обращают мало внимания) набожность эта была несколько особого свойства – князь Василий, конечно, соблюдал обряды, ходил на службы, делал церкви богатые дары, но… в принятии решений, по крайней мере, в той части, что он озвучивал своим подчиненным, себя он ставил примерно на один уровень с богом, ну, чуть ниже. Фразы типа «так решили бог и я» не были редкостью в его устах. Поэтому любопытно было бы узнать, в каких словах он обращался к богу, в каких выражениях. Что было в его (частых) молитвах. Ведь груз, взваленный им на себя, по укреплению Руси, приведению ее под единую (Москвы) руку, по защите от врагов (и захвату их земель) был огромен. Да, он шел по следам своего, пожалуй, тоже великого отца. Да, скорее всего, для него была проделана хорошая подготовительная работа и уже подобраны нужные кадры. Но много было у нас таких правителей, которые, имея это все, не только не добивались успехов, а терпели поражение за поражением или разваливали построенное до них.
И еще один любопытный момент. После его смерти до начала реального правления Ивана Грозного довольно большой срок Московское княжество управлялось боярами и чиновниками. И за это время, при всех их постоянных интригах, при совсем недавно окончательно покоренных княжествах, при кольце внешних врагов, государственная машина, построенная им, и сохранилась сама, и работала отлично, благодаря чему и смог Иван Грозный сделать то, что смог. А вот таких примеров, такой передачи власти в истории Руси в дальнейшем мы что-то не припомним. Так о чем же, и в каких выражениях говорил Василий третий с богом?… Мы не узнаем. А было бы любопытно, да.