Тема, действительно, была обширнейшая, и на взгляд Седова – как бы даже не основная (ну, после непосредственно боевых действий, конечно). Именно законодательная и налоговая база должны были стать теми магнитами, на которые, не глядя на религию, притянутся сначала местные крестьяне и городская беднота, а потом (и это тоже было очень важно!) может потечь человеческий ручеек и с Руси. Они уже обсуждали это у Никодимыча, но очень предварительно, а сейчас дело дошло и до практики.
–Мы, княже – стал отвечать Николай Федорович ждущему его слов князю – когда с вами всякие разные вопросы обсуждали, двумя путями двигались. Или я рассказывал, что помню из этих пятисот лет, или, наоборот, сначала вы говорили, как оно в ваше время на самом деле устроено, а не то, что в наших книгах про эти времена пишут. Сейчас можно и так, и так. Все равно получится много, подробно, и долго, наверное.
–Тащите Федора – отозвался с переднего сиденья Ефим – сидит там, мокнет, небось, а это все – самые его дела.
И действительно, как пояснил князь, и по законам (в части их, так сказать, денежного выражения – всякие виры, штрафы, восполнения потерь и убытков), и по всем налогам у них в княжестве как раз главным был Федор. Вообще, везде могло быть по разному, но у них, как понял Седов из пояснений, большинство такой текучки висело на казначее. Князь, конечно, знал практически все общие, так сказать, основы, да и практику имел, многие разбирательства, тяжбы и иные имущественные разборки шли именно с его решением, но раз Федор, на самом деле, просто так там сидел и мок – надо было звать.
Обошлись по уже известной схеме – выйти на нос барки, свистнуть, на лодье кто-нибудь посмотрит – махнуть рукой. Их притянули к борту, и подошедший Гридя позвал Федора. Тот, с некоторой опаской переправившись в барку, правда, мокрым не был (сидел под тентом), но был очень доволен, что его позвали, так как на лодье, действительно, было скучно и холодновато. Ну, кто не гребет, конечно. Гребцам было и тепло, и весело. А что можно было уточнить у Данилы – он выспросил еще вчера. Еще больше он обрадовался, когда узнал, зачем его позвали. Видимо, ему, человеку общительному и всегда бывшему в центре большинства хлопот княжеского двора, тяжело было так долго ничем не управлять (и вообще почти ничего не делать) – что у Никодимыча, что в дороге. Решили, что все же сначала послушают Седова. Тот, пересев на переднее сиденье и повернувшись вполоборота, еще раз предупредил, что знания его – очень общие, и только официальная версия, и начал рассказывать.
Рассказал, что у них считается – основой крепостничества, выделения прав на землю (и людей на ней) князей и бояр была все же защита крестьян. Но было это, скорее всего, гораздо раньше, а сейчас все уже было по другому. Хотя, если вспомнить тех же крымчаков…
Рассказал про барщину и оброк, про вытеснение первой вторым – помещикам нужны были деньги на сладкую жизнь, про переход от натуральных налогов к денежным, про Юрьев день, отменой своей совершенно закабаливший крестьян. Про все возрастающее число повинностей, возлагавшихся на них, про введение рекрутской системы, с которого уже и защита крестьян с княжеских дружин перенеслась на них же самих. Про насаждение винопития и откупщиков, про крупных хлеботорговцев, путем зажимания самих производителей зерна получавших сверхприбыли (при периодически повторяющемся голоде на Руси).
Рассказал про закат крепостничества, про выкупные платежи, про выродившихся дворян, про заложенные и перезаложенные земли, про целые полчища алчных арендаторов, высасывающих все соки из земель, пашен и лесов и бросающих их в таком виде. Про иностранный капитал и промышленников. Про тупик крестьянской общины от безземелья в европейской части России, и еще раз напомнил про и в 21 веке не освоенные бескрайние земли Сибири и Дальнего Востока. Про отхожие промыслы, на которых числилась значительная доля крестьянства, которые были уже, скорее, мелкими ремесленниками, и, конечно, из их массы формировался рабочий класс.
Перейдя уже к временам революции и Союза, упомянул продналог и продразверстку, как мероприятия, предназначенные для военного времени, ну, или для формирующейся общины, что ближе к их случаю. Напомнив про госсобственность (оформленную как общенародную) на землю и все природные богатства, подробно рассказал про колхозы, которые, с одной стороны, тоже были близки к общине, но имели недостатки как принципиальные, так и от плохой организации работы и контроля. Про совхозы, с которых принцип денежной оплаты за работу распространился и на сельское хозяйство. Ну, и как еще один круг этой спирали – фермерство современной ему России, крупные (и очень крупные) агрохолдинги, включающие в себя весь цикл, от выращивания и переработки – до международной торговли продуктами и сетей своих же магазинов.
Не торопясь, но без особых подробностей, с перерывом на попить, Николай Федорович уложился часа в два. Здесь уже он, с учетом их планов, давал свои комментарии полезности и применимости той или иной особенности в их случае, поэтому слушали его особо внимательно. Даже Ефим, сначала слушавший вполуха, в какой-то момент совсем бросил свои записки.
После такого надо было проветриться, подышать свежим воздухом и размяться, и они вылезли из машины. На улице все так же было серо и сыпала мелкая морось. Мелкая, но возле кормы барки уже набралась лужица, натекшая с участков, не прикрытых тентом. Пока размялись, заодно и воду вылили специальной черпалкой из бересты, валявшейся под машиной. Вволю надышавшись и поглазев на такие же унылые, как и вчера, берега, все залезли обратно в машину.
Еще какое-то время ушло на уточнение отдельных вопросов, которые возникли у князя с боярами, но, с учетом того, что Седов сразу обращал внимание на важные моменты, заняло такое уточнение недолго. После чего уже они ему начали рассказывать о разделении земель в настоящее время. В первую очередь, конечно, уточнили терминологию, чтобы ему хоть как-то понимать сопоставимость мер площади и других нужных величин. Основной рассказ, как и ожидалось, вел Федор, причем вел толково, на уровне подготовленного специалиста, прекрасно разбирающегося в вопросе и имеющего опыт публичных выступлений (ну, с учетом века, понятно). Однако и князь, и Ефим изредка добавляли его рассказ отдельными ценными замечаниями, причем князь лучше владел, так сказать, законодательной базой и ее историей развития в разных княжествах, именно с княжеской точки зрения, а Ефим – отражением тех или иных особенностей в письменных источниках. По итогам, наверное, еще пары часов их рассказов Николай Федорович понял основное, что было сейчас важно на самом деле: на землях разных княжеств Руси царила полнейшая неразбериха с нарезкой земель, условиями выделения этих земель в пользование, налогообложением и иными повинностями, привязанными как к земле, так и к иным видам налогооблагаемых баз, говоря словами 21 века.
Если с изначальной основой все еще было более-менее понятно – так называемой «сохой», которая не инструмент, а мера площади, как раз и называлась площадь земли, которую можно было вспахать одной сохой. Которая инструмент. Но… за три дня. Ну ладно, пошло это, видимо, с определения удачнейшего для вспашки времени, когда весной надо было поймать удобный момент и сделать все действительно быстро. Но дальше… в каждом княжестве эта «соха» была своя. Ну, тоже где-то логично. Песчаные почвы севера, глины нечерноземья и, наоборот, черноземы юга действительно требовали разного времени на обработку (и давали разную урожайность). Но внутри одного княжества тоже могли быть (и были, конечно) земли разного качества – а вот это уже никак не учитывалось. Точнее, могло учитываться, могло игнорироваться. Попытки поправить это определением стандартов «лучшей» или «худшей» земли особого успеха не имели, так как заниматься учетом и установлением качества земли должна была местная администрация, чиновники, в данный момент на Москве – дьяки, целовальники, которые с удовольствием за малую денежку (а для нужного или влиятельного человека – и бесплатно) могли оформить бумаги так, как было надо. Здесь Николай Федорович спросил, давно ли оно так ведется, и получил ответ, что никак не менее двухсот лет. Прикинув, какие, оказывается, мощные корни у этой коррупции, он даже загрустил, но разговор, конечно, продолжался. Для налогообложения же этих площадей на Руси сейчас определяли разные виды сохи – память вовремя подкинула Седову термин «черносошные крестьяне», он уточнил, оказался как раз тот случай, «черная соха» – для простых крестьян. Были еще сохи «служилые» для военных и чиновников и «монастырские» – понятно, для кого. Самые большие налоги брались именно с крестьян, с монастырей – поменьше, с армии (бояре и дети боярские, все будущее дворянство, по сути)– еще меньше, правда, с них и основная военная сила (те самые «помещик и икс воинов конно и оружно») должна была выставляться. Было еще, кстати, крестьянское ополчение, и называлось оно – посоха. От той же сохи. Николай Федорович напомнил Федору старый разговор про экономические выгоды церкви, тот подтвердил, что да, пониженные налоги он тогда тоже упустил.
Дальше, при наделении человека землей собственно землей считалась только вот эта, пригодная к пахоте, а леса, луга или, скажем, болота, не считались или упоминались лишь для определения границ соседних участков. Инвентаризация земель, по идее, должна была проводиться ежегодно, но… да-да, те самые чиновники, снова… Кроме того, любой владетель мог перевести, скажем, лес в пашню или болото осушить, и эти земли ему для налогов не учитывались. Седов вспомнил виденные у Никодимыча инструменты, топор с деревянными лопатами – и согласился, что хоть какие-то зачатки здравого смысла в этой системе все же были.
Сами ставки налогов, естественно, тоже были везде разные. Где-то еще сохранялась архаика натуральных налогов (те самые беличьи шкурки), где-то уже полностью перешли на денежные, но в основном поддерживался, скажем так, разумный компромисс, когда владетель в качестве налогов брал натурой, сколько ему нужно для собственного потребления, а остальное – деньгами. Ну, пытался брать, так как набеги врагов с востока, юга или с запада, недороды и пожары, болезни и наводнения, междоусобицы княжеств и прочие напасти на теперешней Руси были частыми явлениями. Очень частыми. Возникали недоимки, за них полагались пени, должники подавались в бега, их пытались ловить, а кому это делать, если людей и так не хватает… Седов снова только вздохнул, теперь ясно, а не по лекциям в институте, понимая, что и у полиции, и у налоговой, и у всяких коллекторов корни тоже оказались длинные и мощные, многовековые.
Упомянули и города. Там тоже ввели понятие «сохи» (или еще «конец») – как несколько дворов, с которых брался один налог, с круговой порукой, как в деревнях. Понятно, что с учетом разницы в городских ремеслах, их местоположении, торговых путях и т. д., и т. п. это не могло упростить систему, а могло только усложнить. И да, определением количества дворов, входящих в одну группу для налогообложения, и их конкретным отнесением к той или иной «сохе» («концу») занимались тоже чиновники. С понятными каждому русскому человеку особенностями. Тут все понимают, да.
А были еще и древние боярские вотчины, с отдельным, исторически сложившимся налогообложением в пользу прямого владетеля и князя… Были княжества, где налоги брали с каждого дома… Были земли, которыми наделяли с особыми условиями по налогам… В общем, когда дошли до этого места и стали приводить уже конкретные примеры видов налогов и других сборов, Седов попросил пока взять паузу:
–Вы знаете, из вашего рассказа я понял две важные вещи. В нарезке земель и видах налогов у вас сам черт ногу сломит, не зря у нас учат, что начинал унификацию… эээ… приведение к единому виду всех этих условий еще отец нынешнего князя, а закончит, вроде, Иван Грозный, да и то там всякие мелочи еще будут отличаться. На таком фоне нам на землях ордена можно будет смело вводить любые учетные и налоговые новшества, главное – чтобы они были не слишком смелыми, как наш ИНН, например – цифровой номер, который каждому человеку присваивается, ага, Ефим, как в последних днях, да. И второе – наша система должна быть простой, всем понятной, и (на первое время точно) – очень льготной именно к простым крестьянам и горожанам. Мы, пока, должны все сделать для того, чтобы старые жители, те, кто там сейчас живут, не разбежались (ну, кроме упертых орденцев), а новые, услышав про наши условия, к нам пошли, да побольше. Поэтому могу вот что предложить…
Но тут раздался свист с лодьи. Оказалось, подошло время обеда, и Гридя собрал им на лодье продуктов. Барку притянули, мешок передали, обменялись парой слов (все было в порядке) и вернулись под тент – морось с неба продолжала сыпаться. Обедать решили все же на скамейке, в машине было неудобно. Тем более, что над скамейкой тент над головой все-таки был. Обед (плотный перекус, скорее, одна сухомятка, хотя и с вкусным мясом) прошел быстро, а взвар из термоса допивали уже в машине.
Когда все сполоснули и вытерли руки (Николай Федорович уже не напоминал, бояре почти сразу прониклись его рассказами про воду и микробов и старались соблюдать гигиену), он продолжил:
–Так вот, могу предложить примерно следующее: общенародную, то есть орденскую, собственность на землю и недра мы пропишем в орденском уставе. При выходе же из ордена нарезки долей в натуре и выплат за свою долю будет не положено, чтоб землю не раздергали по кусочкам, а личное имущество такому выходцу можно и отдать, или заплатить за него, на усмотрение ордена. Ближе всего к этому европейский майорат, неделимый домен, а из наших – пожалуй, монастырские земли, как я понял из вашего рассказа. Люди и земли как бы божьи, но не конкретного настоятеля монастыря. Сама же система наделов и налогов, как отсюда следует, должна быть двойной. Первая часть – для членов ордена, и тех простых людей, крестьян, охотников там, горожан, которые захотят жить на наших землях полностью по нашим законам. Включая религию. И другая часть, более жесткая – для иноземных купцов, потом, для крупных городов, где другие конфессии останутся, ну, и для тех, кого мы сами не примем в орден. Единицей учета в любом случае брать семью в доме. Для наделов – по числу едоков, для налога – по самому дому. Примерно так и введут, лет через 100-150, точно не помню. Раз мы еще раньше говорили, что обязательно надо провести и первичную перепись, и учет дальнейший по людям вести, то оно сразу и будет определяться, кого у нас сколько. Сам же основной налог предлагаю установить в десятину для чужаков и одну двадцатую – для условно своих. Ну, с первым льготным периодом на месте определимся. Со своими это надо будет прописывать при заключении договора, у вас как сейчас называется? Ряд (рядиться – всплыло в памяти)?… Ряда, значит, с прочими – при учете их как торговцев, или арендаторов, мастеровых, может, каких, по местам проживания. Тут снова возникает вопрос о чиновниках, местной администрации, людях, которые это все будут делать, но это потом. Круговую поруку и в деревнях, и в городах, предлагаю оставить, вообще бы побольше элементов местного самоуправления вводить, но это мы тоже с князем отдельно обсудим…
Если мы всех на своей земле объявим свободными людьми, но каждый должен будет на учете быть, или по первому, или по второму варианту, то у нас появляется некая промежуточная единица – все люди свободные, но объединены в какой-то деревне, либо в городе, где есть промежуточное начальство. Оно все задачи на местах решает, все живут по нашим законам, мелочи наверх не тащат. Это тоже достаточно быстро введут на Руси, правда, там и дурости всякой много будет… Ну, а разовые выплаты, за право торговли, годовые лицензии на корчмы или иные какие мастерские, таможенные пошлины, если будем устанавливать – тоже позже. Хотя для начала хорошо бы и торговцев привлечь беспошлинным привозом. Но тут уже надо смотреть – с законами ордена как оно, не пойдет ли в разрез, да и есть там и так торговцы-то, море же рядом… Там надо будет еще уточнить, насколько я помню, береговые крупные города на Балтике сейчас живут по европейскому городскому уложению, магдебургское, что ли, право… может, его оставить на первое время, для городов.
–Любекское, вроде бы – вклинился Ефим.
–Что?
–Там у них, на севере, любекское право, а магдебургское – это на западе от нас. Вроде так.
После недолгого разбирательства выяснилось, что оба за свои слова поручиться не могут, но по сути эти права, как они смогли вспомнить, были об одном и том же: города имели большую или меньшую независимость от правителей соответствующих государств по многим вопросам, в первую очередь, экономическим. Решили и с этим разобраться уже на месте.