– Спасибо, мисс Лево. – Сесилия вспыхнула.
– Мисс Лево! Ты слышал, Векслер? – Дженни весело рассмеялась.
Ее спутник, однако же, не смеялся. И по-прежнему молча нависал над преподобным Тигом.
Украдкой смахнув непрошенную слезу, женщина снова наклонилась к Сесилии:
– Ты должна называть меня Дженни, слышишь? Мы же теперь друзья, не так ли?
Сесилия кивнула и покосилась на мужчину, который не был ее отцом. Ей предстояло запомнить его именно таким – размытым пятном красного лица. Увы, ее очки остались втоптанными в грязь на школьном дворе.
Ну и ладно. Сесилия и так знала, какое выражение на лице преподобного Тига.
– У тебя есть другое платье, девочка? Из этого ты выросла. Выросла… я бы сказала, как минимум год назад.
– Она не должна поддаваться греху тщеславия! – прошипел викарий. Его черты были искажены бессильной яростью и страхом, физиономия же из пунцовой превратилась в лиловую. – Она слабовольная и удивительно прожорливая девица. Вы только посмотрите. Я старался, как мог, но она все равно воровала еду среди ночи, и никакие наказания не могли отучить ее от этой пагубной привычки. И я вовсе не обязан покупать ей новую одежду, если девчонка так быстро вырастает из тщательно подобранных для нее старых платьев.
– Извини, дорогая, я на минуту тебя оставлю. – Дженни стремительно прошагала мимо Векслера и, размахнувшись, ударила Джосайю Тига по перекошенной от злости физиономии. Удар был очень сильным. Преподобный едва не свалился со стула.
Дико вскрикнув, викарий вскочил на ноги, но его тут же водворил обратно Векслер, по-прежнему невозмутимый.
Дженни же накинула на плечи девочки роскошный подбитый мехом плащ и повела к экипажу, стоявшему у входной двери.
Векслер остался в доме, и Сесилия, собравшись с духом, отдернула занавеску экипажа и с тревогой уставилась на дверь.
– Не волнуйся, дорогая. Твоя хорошенькая рыжая головка должна быть занята совсем другими вещами. Викарий просто должен подписать кое-какие бумаги.
Сесилия промолчала, а Дженни, улыбнувшись, сказала:
– Расскажи мне о себе, малышка. Чем ты увлекаешься? Чему тебя научили, кроме молитв, разумеется?
Сесилия достала блокнот, который всегда прятала под платьем, и робко протянула его женщине.
Дженни несколько мгновений молча взирала на блокнот, потом взяла его двумя пальцами и осторожно раскрыла, словно ожидала увидеть там засушенное между страницами чудовище.
Сесилия затаила дыхание. А Дженни перевернула сначала одну страницу, потом другую, затем стала быстро листать их. Закончив, она подняла на девочку сияющие глаза.
– Мне никто не говорил, что ты художница, малышка.
Сесилия наморщила лоб. Никакая она не художница. И не поэтесса. Она всего лишь пыталась занять чем-то время, сидя под замком.
Взяв блокнот, который ей вернула Дженни, девочка тоже раскрыла его. Экспоненты и теоремы… Пределы и производные… Формулы, функции и соответствующие графики…
Подняв глаза, она увидела сияющую улыбку Дженни – та продемонстрировала ослепительно белые зубы.
– Ты, безусловно, возьмешь это с собой туда, куда мы едем, верно?
Сесилия кивнула, боясь задать мучавший ее вопрос. Она поплотнее закуталась в плащ, тщетно пытаясь разобраться в буре охвативших ее эмоций. Что она чувствовала? Опасения? Грусть? Радость? Облегчение? Вероятно, всего понемногу. Но главное, она была голодна.
Тут из дома вышел Векслер.
– Лично я умираю от голода, – заявила Дженни – похоже, она умела читать чужие мысли. – Думаю, мы остановимся на ночь на местном постоялом дворе, и ты сможешь поесть и вымыться. Я слышала, там подают чудесные маленькие пирожные с…
– О, мне нельзя есть пирожные, – с грустью сообщила Сесилия. – Потворствовать своим желаниям – большой грех.
Дженни подалась к девочке и крепко сжала ее руки. Глаза же Женевьевы потемнели от злости. Она тряхнула головой и, досадливо поморщившись, заявила:
– Послушай меня, дорогая. Ты должна выбросить из головы все мысли о грехе и воздержании. Твоя жизнь принадлежит только тебе одной. Отныне и впредь, если ты захочешь пирожных, то будешь их есть. И будешь одеваться в платья тех цветов и фасонов, которые тебе нравятся. И конечно же, заниматься тем, чем пожелаешь. Сесилия, ты не должна ни в чем себе отказывать, равно как и испытывать страх и стыд. Ты такая, какая есть. И ты очень красивая девочка.
От такой доброты, с которой Сесилии никогда не приходилось сталкиваться, ее глаза наполнились слезами.
– Но ведь я некрасивая. Я жирная…
Дженни на какое-то время задумалась, закусив губу. Потом проговорила:
– Милая, некоторые люди могут тебе такое сказать, но ты не должна из-за этого огорчаться, потому что… В общем, запомни мои слова. И поверь, я знаю, что говорю. Когда вырастешь, ты сможешь делать с мужчинами все, что захочешь. Они всегда будут у твоих ног, станут ловить каждое твое слово, каждый взгляд. У тебя такие глаза, губы, волосы и кожа… – Дженни отодвинулась, достала веер и обмахнулась, словно ей вдруг стало жарко. Немного помолчав, она продолжила: – Ты станешь женщиной, с которой будут считаться очень многие. Разумеется, есть и всегда будут те, кто предпочитает худеньких, с тонкими талиями. И еще ты увидишь, что некоторые мужчины не выносят умных женщин, имеющих мозги, которых нет у них самих. Умные женщины их пугают. Но, дорогая, ты будешь обладать властью, которой еще не понимаешь. Сможешь пленять, контролировать и уничтожать мужчин.
Сесилия прикусила губу. Слова Дженни ее ошеломили, и у нее даже закружилась голова.
– Я не хочу никого уничтожать. – Да и брать в плен кого-либо у нее не было особого желания. Тем более после всего, что ей самой пришлось вынести…
Дженни едва заметно улыбнулась. Откинув упавшую на лицо девочки прядь волос, она тихо сказала:
– Мне говорили, что ты такая же добрая, как твоя мама.
– Вы знали мою маму?! – встрепенулась Сесилия. Ей сразу захотелось задать множество вопросов.
– Я видела ее однажды, когда она приезжала, – уклончиво ответила Дженни.
– Куда приезжала?
– Давай лучше подумаем о пирожных. – Дженни постучала в потолок экипажа, и тот тронулся с места. – После сытного ужина, горячей ванны и хорошего отдыха мы купим тебе несколько платьев любого цвета, какого захочешь. Тебе больше никогда не придется думать о деньгах, разве это не чудесно? В твоем распоряжении – целое состояние, потому что ты стала наследницей очень влиятельного человека…
Сесилия долго молчала. Ей понадобилось время, чтобы набраться смелости и задать вопрос:
– Этот человек… мой настоящий отец?
Дженни поджала губы.
– Прости, милая, но я не могу сказать тебе ничего определенного. Просто знай, что этому человеку небезразлична твоя судьба. Он любил твою маму.
Ответ удовлетворил Сесилию на несколько недель: пока она знакомилась с миром дорогих отелей, кораблей и вилл, портних, шеф-поваров, галантерейщиков и горничных. По пути к месту назначения она посетила Париж и была потрясена великолепным городом и его необычными жителями.
Школа для девочек в Шардонне размещалась в романтическом готическом замке – ничего подобного Сесилия даже представить себе не могла. Персонал отнесся к ней со всей возможной доброжелательностью. Девочку проводили в очаровательную башенку с окнами, выходящими на сверкающее под солнечными лучами Женевское озеро. Это был ее новый дом, который ей, конечно же, сразу понравился.
И в конце дня, присев на кровать, Сесилия ощутила мучительную пустоту в груди. Да, окна ее комнаты были огромными и чистыми, а не маленькими и тусклыми, как раньше. И теперь у нее были еда, одежда, тепло и забота окружающих.
И все же она по-прежнему оставалась одинокой маленькой девочкой в окружавшем ее мраке.
Глава 1
Редмейн-касл,
Девоншир
1891 год
Семь лет – чертовски долгий срок для шотландца, вынужденного обходиться без женщины. Или уже почти восемь?
Кассиус Джерард Рамзи, судья высокого суда, убедил себя в том, что именно длительное воздержание являлось причиной внезапно поразившего его недуга – совершенно неуместного болезненного возбуждения, не покидавшего его даже в общественных местах. Ничего подобного не случалось с ним с подросткового возраста.
Скоро ему исполнится сорок. В таком возрасте уже не должно быть подобных неприятностей. Кроме того, он вытравил из себя подобные слабости много лет назад.
Жизнь кое-чему его научила. Рамзи прекрасно знал, что мужские аппетиты следовало обуздывать твердой рукой, проявляя неуклонное самообладание, чтобы они не овладели им, не нанесли непоправимый ущерб.
Однако же… Он вдруг стал пленником собственного естества, вынужденным всячески скрывать необычайно сильную, если не сказать, неистовую реакцию при виде полногрудой мисс Сесилии Тиг, слизывавшей шоколад с пальцев, не обремененных перчатками.
И все это – во время приема в Редмейн-касл.
Рамзи старался внушить себе, что должен смотреть в другую сторону, но ничего не помогало – его взгляд постоянно возвращался к ней.
Собственно говоря, в этом не было ничего необычного. Сесилия Тиг принадлежала к типу женщин, к которым его всегда тянуло, у которых больше округлостей, чем прямых линий, к женщинам соблазнительным, роскошным. Ее кожа была цвета сливок, а губы… Ах, эти губы!
На ней было шелковое фиолетовое платье, являвшее прекрасный контраст с рыжими локонами, переливавшимися всевозможными оттенками в свете канделябров.
Ее огромные глаза завораживали. А взгляд был смелый и прямой.
Будь он проклят, если эта женщина не создана для него.
– Эта Сесилия Тиг – живое воплощение греха. Коварный союз невинности и опыта. Женский эквивалент шоколадной конфеты.
Кончик ее пальца скрылся во рту – Сесилия с видимым удовольствием его облизнула.
Рамзи с трудом сдержал глухой стон и прикусил внутреннюю сторону щеки так сильно, что во рту почувствовался вкус крови. Он скрестил ноги, потом выпрямил их. Затем скрестил снова.
Семь проклятых лет…
Или больше? После тридцати Рамзи все свое время посвятил работе. Это был период напряженного труда и одиночества. Увы, он был лишен восхитительного зрелища, коим является обнаженное женское тело.
А каким чудом из чудес будет мисс Тиг, лишенная всех кружев, оборок и прочих нелепостей, призванных изменить женскую фигуру в угоду моде. Останутся только честные изгибы, интригующие ямочки, роскошные волосы и гладкая молочно-белая кожа…
Как мог Рамзи так долго обходиться без теплой тяжести женских ног, закинутых ему на плечи, когда он доставляет их обладательнице наивысшее наслаждение?
Ведь он уже почти забыл, каково это – заниматься любовью с пышной женщиной.
Сесилия Тиг наклонилась, чтобы взять еще один шоколадный трюфель с хрустального блюда. И Рамзи увидел ее пышную грудь, едва прикрытую кружевами.
Все греховные поступки, даже воображаемые, мгновенно пронеслись перед его мысленным взором, вызвав ошеломляющий прилив похоти, от которого гулко забилось сердце и перехватило дыхание.
Что тут поделаешь? Эти груди могли ввести во искушение и святого… Рамзи умирал от желания почувствовать их тяжесть в своих ладонях.
Струйка пота стекла по его затылку за воротник, и Рамзи тихо вздохнул, представив себе чудесный аромат кожи в ложбинке между этими грудями. Ему хотелось ощутить на языке чуть солоноватый привкус этой кожи, хотелось почувствовать ее невероятную мягкость…
– Могу я предложить вам попробовать, милорд Рамзи?
Ему потребовалась вечность, чтобы осознать слова мисс Тиг. С огромным трудом он обрел дар речи, моргнул и пробормотал:
– Простите, вы о чем?..
– Вы смотрите на них такими голодными глазами. – Ее очки увеличивали удивительно темные ресницы, которые на мгновение опустились, отбросив тени на щеки. – Можете мне поверить, они так же хороши на вкус, как на вид. Бархатистые, нежные и только со слабым намеком на соль. Держу пари, вы никогда не пробовали ничего вкуснее.
У Рамзи пересохло во рту. Он невольно взглянул на ее груди, от которых с титаническим усилием отвел глаза и в замешательстве уставился на лицо Сесилии, не выражавшее ничего, кроме искренней любезности.
Было совершенно ясно, что она говорила не о своей плоти. Не здесь же… Не так же откровенно!..
Возбуждение оказалось невероятно сильным. Судя по всему, его естество, решившее отныне управлять им, настойчиво требовало, чтобы он, Рамзи, принял столь непристойное предложение. Но неужели…
Рамзи оглянулся на других гостей, гуляющих по залу, нигде не задерживаясь. Слышал ли кто-нибудь еще ее слова?
– Понимаете, милорд, мы с Александрой испытываем непреодолимую слабость к шоколаду, – доверительно сообщила Сесилия и стала выбирать очередной трюфель с такой тщательностью, с какой ювелир выбирает драгоценный камень. – Этот шоколад привезли из Бельгии. Одна только текстура выше всяких похвал. А если почувствуешь, что там внутри… Поверьте мне, начинка – истинное чудо.
Окончательно сбитый с толку, Рамзи уставился на блюдо с трюфелями, мысленно обозвав себя идиотом.
Мисс Тиг предлагала ему трюфель. Да-да, конечно! Что же еще? С какой стати он вообразил, что она вела речь о вкусе своей плоти? Возможно, он был так заворожен ее чуть хрипловатым голосом, почему-то вызывавшем ассоциации с дымком, вьющимся над бокалом с первосортным бренди, что неправильно истолковал ее слова.
Кашлянув, Рамзи бросил взгляд на своего сводного брата Пирса Гедрика Атертона, герцога Редмейна – тот внимательно слушал рассказ своей жены Александры и ничего не заметил.
Рамзи понадеялся, что если его взгляд будет достаточно долгим и тяжелым, то герцог придет на помощь и спасет его.
Но ему не повезло. Редмейн и его герцогиня были заняты общением с высшим обществом, стараясь ввести в него леди Франческу Кавендиш, графиню Мон-Клэр.
Проклятие! Мисс Тиг пригласили в этот проклятый замок только потому, что леди Франческа и леди Александра были ее школьными подругами. Эти три женщины были неразлучны со школьной скамьи, и брат Рамзи, герцог Редмейн, женился на Александре, зная, что Франческа и Сесилия являются в каком-то смысле частью сделки.
Но почему соблазнительная мисс Тиг не общается со своими подругами или же с другими гостями, а мучит его?
Упомянутая леди сочувственно ему улыбнулась и впилась зубами в очередной трюфель. Она наслаждалась им, словно осужденный своей последней трапезой.
– Сейчас я сыта – обед был роскошный, – сообщила Сесилия, прикрывая ладонью рот, набитый шоколадом. – Но, когда речь идет о десерте, я ненасытна.
Рамзи едва не проглотил язык. «Ненасытна»… Его желание тоже было ненасытным. Ему казалось, что в зале вдруг стало ужасно жарко и душно. И сейчас он мог думать только о мягкой кушетке у него за спиной или же о насыщенном соблазнительными ароматами прозрачном воздухе сада.
Нет-нет, это опасно. Похоть! Женщина! Это опасно…
Именно в такие моменты мужчина теряет все, сделав неправильный выбор. Например, можно пригласить ее на танец, на прогулку в сад… и овладеть ею в густых кустах.
Но только он не из таких. И никогда таким не станет.
Скрипнув зубами, Рамзи понадеялся, что если он будет хранить молчание, то мисс Тиг уйдет.
Не ведая о его похотливых мыслях, Сесилия наклонилась над столом и принялась выбирать ему трюфель.
– Милорд, вы должны это попробовать, – проговорила она с вежливой улыбкой.
Рамзи невольно поморщился. Мисс Тиг беспечно называла герцогиню Редмейн, леди, имеющую, вероятно, самый длинный титул в Британской империи, просто Алекс. Похоже, мисс Тиг считала, что со времен их детства ничего не изменилось. Казалось, она чувствовала себя как дома в этом зале, полном аристократии. И ее нисколько не смущал тот факт, что представители высшего общества сторонились ее, явно давая понять, что девушка не стоит их внимания. Насколько было известно, она не имела ни титула, ни богатства. Если что-то и выделяло ее из общей массы, то лишь искрящиеся в пламени свечей волосы и необычный для женщины рост.