– Он в самых недвусмысленных выражениях высказал, что у него есть личный интерес в этой войне.
– Он прекрасно может сохранять свой личный интерес, находясь в сорока миллиардах световых лет, – отрезала святая радости, которая только что утверждала обратное. Ее имя вдруг показалось тебе до крайности ироничным.
– Я не постыжусь увести императора прочь от врагов. Я не постыжусь того, что бог Девяти домов будет находиться вдали от тех, кто его ненавидит.
– Я не могу представить подобную слабость ни в боге, который стал человеком, ни в человеке, который стал богом, ни в Первом владыке мертвых, который может воскресить галактику мановением руки.
Ликтор еще повысила голос:
– Звезда Доминика дает свет и жизнь Девяти домам, но это не значит, что мы должны все кидать в его топку! Ты вымотал мне последние нервы, Сарпедон, и я прекрасно помню времена, когда на твоем мундире было меньше звездочек, так что будь любезен, не воображай, что ликтора можно…
С другой стороны четырнадцатого грузового отсека донесся крик. Это был голос человека, который стал богом, и бога, который стал человеком. Он устремился к пандусу, прямо к святой радости. Ианта почмокала губами, как будто предвкушала вкусную еду, и издала звук вроде «мням-мням».
Но император обнял своего ликтора, как будто она была любимым сбежавшим ребенком, прижал ее к себе, откинул капюшон и взъерошил волосы цвета перезрелой розы. Он не обращал внимания на офицеров Когорты, которые кланялись, когда он проходил мимо. Ликтор замерла, будто ее погрузили в жидкий азот. Он сказал что-то, чего ты не услышала, а потом добавил:
– Спасибо тебе за работу, ты очень хорошо справилась.
Святая радости держалась очень прямо и неподвижно, как будто ее ноги прибили к палубе стальными штырями. Император Девяти домов повернулся к адмиралу, который чуть не рухнул на колени, положил руку ему на плечо и тихо заговорил. До тебя долетали только отрывки:
– …Нет смысла торопиться в пояс. В этом направлении из-за Доминика будут проблемы, лучше идти этим маршрутом в другую сторону… сублюминальной скорости довольно. Когда ты доставишь товары, иди путем стелы из суперкластера и объединяйся со вторым крылом флота. Нужно идти чуть медленнее, чем в последние две недели…
– Вы покидаете нас, господин, – сказал Сарпедон. Он чуть передвинулся, так что теперь ты видела его целиком. Твой новый капюшон, в отличие от хорошей плотной ткани, которую использовали в Девятом доме, был довольно прозрачным. Сквозь него ты видела достаточно ясно, пусть радужные колебания и затуманивали взгляд. Ты разглядела стареющего мужчину в строгой форме Когорты, в безупречно белом мундире с алым шейным платком. На воротнике виднелись две звездочки, окруженные перламутром.
Если бы ты не слышала его звания, то и не поняла бы, что они означают. Некромантические испарения поднимались от него волнами, как пот, но в глубинах космоса они были бессмысленны и жалки.
– Боюсь, я не был к этому готов.
– Меня самого это не радует, адмирал, – сказал бог, – «Эребус» был моим домом.
– Мы недостойны такой любви, – холодно сказал адмирал.
– Это я недостоин того, чтобы обо мне жалели, – заявил Царь Неумирающий. – Я планировал кое-что сообщить вам. Что ж, сообщу сейчас, быстрее и грубее. Не впадайте в драму вместе с командованием Когорты. Я точно знаю, кто стоит за этим ужасным ударом, и они были идиотами, потому что продемонстрировали свою силу. Они грубы, глупы и инфантильны, раз совершили такое. Но наше возмездие не должно быть быстрым. Пусть они поймут неотвратимость мести Девяти домов.
– Она неизбежна, как смерть, – сказал адмирал.
– И так же добра, – добавил император, – ты доказал свою верность, Сарпедон, и я никогда не ставил ее под сомнение. Я отдыхал тут, на «Эребусе». Но, полагаю, тебе это уже сказали…
(Святая радости дернулась при этих словах или тебе показалось?)
– …«Эребус» нужен в другом месте, а я должен быть повсюду.
– Но, господин, идти без эскорта… на транспортном корабле, который с помощью стелы доберется до хадальной зоны только через два года…
– Восемнадцать тысяч хороших солдат, – мягко подчеркнул император. – Отдай «Эребус» им. И дай ему новое имя «Императорский престол».
– Мой господин…
Святая радости что-то прошептала себе под нос. Император и глазом не моргнул.
– Да, я понимаю, что командовать престолом – довольно скромное занятие. Но я не позволю адмиралтейству забыть, чем был этот корабль и чем он, надеюсь, будет снова. В любом случае это имя даст тебе преимущество в очередях на орбите, даже если меня на борту не будет. Я стану невероятно скучать, Сарпедон, но у него броня толще, чем у любого корабля в нашем флоте, а после перестройки он сможет перевезти две тысячи…
– Но, господин…
– А что до тебя… твои кости будут освящены в Митреуме. За все, что ты сделал для меня. Если я не увижу тебя до этого, мне остается только надеяться, что ты успеешь выйти в отставку.
Император Девяти домов протянул Сарпедону руку. Адмирал Когорты выглядел так, будто его только что заклеймили. Император долго держал его за руку и смотрел ему в глаза, потом отвернулся и пошел по пандусу. Его длань не слишком охотно последовала за ним.
Когда он подошел ближе, ты увидела, что он собирался в спешке. Через плечо висела небольшая, кое-как собранная сумка, вечный планшет выглядывал из кармана вместе с примерно пятью стилусами. Одет он был просто, как всегда, в черную рубашку и брюки. Отсутствие ярких цветов всегда тебя радовало. Он выглядел очень по-Девятому. Даже воротничок и манжеты у него были потерты от долгого ношения. Но сегодня на нем была корона, которой ты раньше никогда не видела. Венок из лент и переливчатых листьев поблескивал в темных волосах и тихонько потрескивал в безветренном отсеке. Листья переплетались с детскими косточками того же размера. Он прошел по пандусу мимо тебя и спросил самым обычным голосом, как будто ты никогда не рушилась перед ним на палубу в лужу блевотины.
– Ты в порядке, Харрохак?
– Я готова ко всему, учитель, – сказала ты.
– Это не одно и то же, – заявила Ианта, довольно похоже изображая обаяние. – Я присмотрю за ней, учитель.
Ты с отвращением услышала ответ бога:
– Хорошо, присмотри. А теперь…
Он обернулся и увидел, что прекрасное заклинание красуется на стене, а адептка Седьмого дома умирает, лежа на палубе. По груди у нее текла кровь: в какой-то момент она слишком глубоко засунула шприц в подключичную артерию. Закончив с идеальной кошмарной спиралью – ни один штрих не выдавал того, что его наносили дрожащими от боли руками, – она успела брызнуть сверху фиксатор и тихо рухнула. Она лежала, устремив глаза в потолок, сцепив руки над быстро увеличивавшимся пятном на груди. Ее ряса краснела от крови, будто адептка принадлежала ко Второму дому.
Император пробормотал что-то, что прозвучало как «ты могла бы поклясться в этом камнем Гробницы», но прозвучало как «ну мать твою». Поколебавшись мгновение, он прижал ладонь ко рту, будто задумался. Последовавшая вспышка ослепила тебя – мгновение ты ничего не могла разобрать или понять.
Пятно крови засохло и рассыпалось пылью. Поток остановился. Руки адептки лежали на чистой рясе. Остекленевшие глаза, ждавшие конца, сделались живыми. Она перевернулась и поцеловала пыльную палубу шаттла. Вы с Иантой моргали, из глаз и носа у вас текло, как будто вы только что съели что-то острое.
– Святейший господь, – сказала она, но в этом почти не было вопроса.
– Не сегодня, старший лейтенант, – ответил бог, – сейчас нам как никогда раньше нужны такие некроманты, как ты.
Она поцеловала пальцы механическим жестом, потом обратила то же приветствие к святой радости, потом к Ианте, а потом, после паузы, даже к тебе, с полдюжины раз. А потом еще поклонилась, сложившись почти вдвое. Затем выпрямилась и побежала вниз по пандусу, грохоча сапогами. Вскоре от нее осталось только огромное заклинание на стене. Святая радости смотрела ей вслед с непонятным выражением на постном лице.
Теперь, когда на борту оказались еще два человека, ты поняла, насколько мал на самом деле шаттл. Слева от тебя виднелся отгороженный отсек для отправления телесных функций – любой другой человек в известной вселенной назвал бы его туалетом, – но, кроме этого, в шаттле не было ничего. Ни коек, ни кресел для пассажиров, разве что пара откидных сидений по бортам. Ящики, занесенные внутрь, были совсем небольшие. Больше всех оказался квадратный камень, перехваченный стальным тросом. Теперь, когда он стоял тут один и без маленькой розочки, ты не сразу поняла, что это саркофаг. И еще секунду соображала, чей именно.
Справа располагался кокпит с пустым сиденьем для единственного пилота. Оно было застелено роскошным платком из вышитого перламутрового материала, и вдруг твой мозг вздрогнул, и ты поняла, что в кокпите вовсе не пусто: на радужном платке устроилась Тело, скромно положив руки на колени. Цепь рубцов на руках виднелась очень ясно. Суровые благородные линии ее лица смягчились, будто она узнала кого-то, губы были чуть приоткрыты, и между ними виднелся мертвый черный язык. Ты проследила ее взгляд – она смотрела на вход и на императора.
Император нажал кнопку у двери, пандус втянулся в шаттл с громким механическим хлюпаньем. Потом повернулся к ликтору и сказал крайне кислым, лишь чуть-чуть приправленным сладостью тоном:
– Это выглядит так, будто ты пыталась манипулировать мной.
– Господин, я бы не осмелилась…
– На моем флагмане, моему адмиралу, среди моих людей. Точно ли «Эребус» – лучшее место, чтобы публично унижать своего императора, Мерси?
Она воззрилась на него. Гладкий холст ее лица сморщился и исказился от гнева. Ты-то думала, что десяти тысяч лет хватает, чтобы научиться владеть лицом, если тебе в принципе это нужно. Видимо, нет. Или Мерси не утруждала себя учением.
– Единственная, кто пытался манипулировать тобой, летит домой вместе с нами. В гробу, – выкрикнула она. – И не смей называть меня по имени при детях! Мы решили, что наши имена священны, мы позволили их забыть…
– Мерсиморн, – сказал император. – Ты не хуже меня знаешь, что скрывать собственное имя от своих праведных сестер странно. Кроме того, ты пытаешься поссориться со мной, чтобы я забыл о другом поводе для ссоры. Эта тактика годится для семейных скандалов.
– Ты почти на орбите Доминика, это самоубийство…
– Ты знаешь, почему я здесь, и мои причины не…
– Их можно назвать безумием, эгоизмом или…
– И кто же может их так назвать? И не рифмуется ли его имя с «Нерсинорм»?
– Оно рифмуется с «Навгустин», – высокомерно ответила святая радости.
Лицо императора Девяти домов вдруг осветилось, как будто на маленькой планете внутреннего круга наступил рассвет.
– Значит, ты снова разговариваешь с Августином из Первого дома?
Мерси воздела руки и замахала ими, будто доила огромную невидимую корову. Этого не хватило, чтобы выразить ее чувства, поэтому она села на другой ящик. Уперла подбородок в ладони. Рапира позвякивала под радужно-белым плащом при каждом движении.
– Мы разговаривали, – холодно и размеренно ответила она. – Всего девятнадцать лет назад, если ты помнишь. Даже если мы заговорим сейчас, это не будет иметь значения, поскольку разговоры и общение – разные вещи. И нет, я не готова общаться с существом, о котором ты говоришь. Тем не менее твои действия заставили меня заговорить с этим глупым червем в человеческом обличье, и я прибыла сюда, чтобы взять все в свои руки. – Он не успел ответить ни слова, как она продолжила: – Никто не отвечает на призывы Митреума. Вернись домой, пожалуйста!
– Но…
– Нас осталось трое, – просто сказала ликтор. – И я не уверена, жив ли третий.
– Он контролирует… – начал император и, кажется, хотел объяснить, что именно там контролируется, но тут заметил, что вы с Иантой сидите тихо, ожидая, когда эта жуткая беседа прекратится (ты), или отчаянно мечтая о подробностях (Ианта). Он положил свою маленькую сумку – ты в панике подумала, что она оказалась прямо на коленях у Тела. Она бесстрастно поглядела на него, потом, потрясенно, на сумку. Он сел на пол рядом со своим мрачным ликтором.
Дальше последовала беседа, больше похожая на стенографическую запись. В какой-то момент они просто пару раз пожали плечами. Он говорил слово, она отвечала совершенно другим словом, император кривился или резко возражал. Один раз резкое возражение имело вид усмешки, и ликтор отвернулась, проиграв этот раунд. Ты смотрела на двух людей, которые все обговорили тысячу лет назад. Это походило на разговор между ладонью и локтем, мозгом и сердцем – они обменивались электрическими импульсами. В какой-то непонятный момент они вернулись к нормальному разговору, и бог сказал:
– Я собирался подождать на «Эребусе», пока мы не узнаем точно, был ли запуск…
– Мне плевать, они это или нет! – шмыгнула носом святая радости Мерсиморн (теперь у нее было два совершенно неподходящих имени). – Это отбросы. Они ни на что не способны. Их лидер погибла почти двадцать лет назад. Надо правильно расставлять приоритеты.
– Но это же очевидно…
– Господин, вспомни, что стоит на кону! – сказала ликтор.
– До Митреума можно добраться только одним способом, – сказал бог с таким видом, будто вытаскивал последний кирпич из фундамента колеблющейся башни. – Будучи в здравом уме, я не могу взять ни одну из них в это путешествие.
Ты испугалась, что «ни одной из них» он поспешно заменил имя «Харрохак». Старшая ликтор не развеяла твои страхи, когда посмотрела на него бездонными гневными глазами и сказала:
– Если ты не уверен в… ком-то из них, тогда высади их немедленно! Они не станут благодарить тебя за сохранение жизни! Это единственное испытание, которое имеет значение! Спасибо!
Император Девяти домов встал. Его ликтор тоже встала. Ее рука отбросила в сторону полу роскошного плаща и легла на рукоять скромной рапиры. Плотная сетка окружала простенькую рукоять без единого украшения, если не считать белого шарика на самом конце… ты не знала нужного термина. Яблока, кажется.
– Готовьтесь к запуску, – сказал он. – Я сообщу.
Ты каким-то образом поняла, что Мерси выиграла это сражение.
Со странной смесью облегчения и жестокого, злобного стыда Мерси встала и наклонилась над креслом пилота. Пощелкала переключателями, едва не задевая Тело. Переключатели двигались с приятным сочным звуком, на потолке зажглись лампы, заливая всех неприятным оранжевым светом.
Ни высота, ни ритм голоса бога не изменились, но все же он стал другим. Будто из мягкого чехла достали сталь.
– Проверь те ящики, – велел он. – Закрепите их ремнями, поплотнее и получше. Ианта, ремни у того иллюминатора. Харроу, отцепи этот меч от себя и прикрепи к полу. Воспользуйся костью. Не согни его и не сломай.
Вы с Иантой принялись крепить контейнеры. Ты неохотно расплавила костяную нить, скреплявшую меч с твоей затекшей рукой. Подумала и сделала то, что велела самой себе в письме: закрыла клинок чехлом из кости. Результат оказался очень приятным для глаз и для мозга. Скрыть гнев меча до конца ты не могла, но в таком чехле он – объект твоего негодования, ненависти и паники – казался приглушенным. Как абажур приглушает свет лампы.
После этого ты села на откидное сиденье рядом с Иантой и застегнула ремень безопасности. Босыми ногами ты касалась покрытого костью меча и смотрела, как бог в последний раз проверяет металлические застежки и пряжки на ящиках. Он легко погладил толстый камень гроба, задержал руку на долю мгновения, а потом остановился перед заклинанием, сиявшим на стене. Прижал кончик мизинца к одной из спиралей, очень осторожно, как будто пытался ее испортить. Венчавшие его кости нерожденных младенцев и листья заколебались на невидимом ветру.