жизни, чем-то, что закапывалось и в одиночку пряталось:
другие, сгрудившись на сиденьях и далеко, и близко,
передают мне
чувства, какие мне не нравятся; это глупо, быть может,
но так оно и
есть; а затем —
темнота и за ней —
великанские лица людей, тела, шевелящиеся по экрану,
они
говорят, а мы
слушаем.
на сотню фильмов есть один стоящий, один хороший
а девяносто восемь – паршивые.
большинство фильмов начинается плохо и неуклонно
становится
хуже;
если можешь поверить действиям и речи
персонажей
то сможешь даже поверить, что попкорн, который жуешь,
тоже
имеет некое
значение.
(ну, возможно, люди смотрят столько фильмов,
что когда, наконец, увидят кино не такое
паршивое, как остальные, они считают его
выдающимся. Премия Академии означает, что ты фуфло чуть
менее, чем твой собрат.)
кино заканчивается, и вот мы на улице, идем
к машине; «что ж, – говорит моя жена, – оказалось не
так хорошо, как говорят».
«нет, – отвечаю, – не так».
«хотя были там неплохие места», – говорит она.
«ага», – отвечаю я.
мы у машины, влезаем, и я везу нас из
этой части города; озираем ночь;
ночь смотрится неплохо.
«есть хочешь?» – спрашивает она.
«да. а ты?»
останавливаемся у светофора; я наблюдаю за красным
светом;
так и слопал бы этот красный свет – что угодно, вообще
что
угодно лишь бы заполнить пустоту; миллионы долларов
истрачены на созданье
чего-то ужасней всамделишных жизней
большинства живых существ; никому никогда не стоит
платить
за билет в ад.
зажигается зеленый, и мы удираем,
вперед.
будь любезен
нас вечно просят
понять точку зрения другого
человека
какой бы
старомодной
глупой или
мерзотной та ни была.
человека просят
относиться
к полнейшей ошибке другого
к его растрате-жизни
с
добротой, особенно если другой
в годах.
но годы – итог
наших деяний.
другие состарились
по-плохому
поскольку
жили
не в фокусе,
отказывались
видеть.
не их вина?
а чья?
моя?
меня просят скрывать
мою точку зрения
от них
из страха перед их
страхом.
не годы – проступок
а позор
намеренно
растраченной
жизни
среди стольких
намеренно
растраченных
жизней —
вот что.
мужчина с прекрасными глазами
когда мы были пацанами
там был странный дом
где ставни
всегда
закрыты
и мы ни разу не слышали голосов
изнутри
а двор весь зарос
бамбуком
и мы любили играть в
бамбуке,
воображая себя
Тарзаном
(хоть никакой Джейн
и не было).
и еще там был
пруд
обширный
в нем битком
жирнющих золотых рыбок
невиданных размеров
и они были
ручными.
поднимались к
поверхности воды
и хватали кусочки
хлеба
у нас из рук.
родители
говорили нам:
«никогда не ходите к этому
дому»
поэтому, конечно,
мы ходили.
нам было интересно живет ли
там кто-нибудь.
шли недели а мы
никого никогда
не видели.
затем однажды
услышали
голос
из дома:
«АХ ТЫ ЧЕРТОВА
БЛЯДЬ!»
то был мужской
голос.
затем дверь
веранды
распахнулась
и наружу
вышел
мужчина.
в правой
руке
он держал
квинту виски.
ему было около
30.
изо рта
у него
торчала сигара
небритый.
волосы
взъерошены и
нечесаны
и он был босиком
в майке и штанах.
но глаза у него
были
ярки.
они пылали
яркостью
и он сказал:
«эй, маленькие
джентльмены,
вам
весело, я
надеюсь?»
потом
коротко хохотнул
и зашел
обратно в
дом.
мы слиняли,
вернулись во двор
к родителям
и подумали
над этим.
наши родители,
решили мы,
хотят, чтоб мы
держались оттуда
подальше
поскольку не
желают чтоб мы вообще
видели человека
вот
так,
сильного естественного
мужчину
с
прекрасными
глазами.
нашим родителям
стыдно
что они
не
такие как этот
мужчина,
потому-то они и
хотят чтоб мы
держались
подальше.
но
мы вернулись
к тому дому
и к бамбуку
и к ручным
золотым рыбкам.
мы возвращались
много раз
много
недель
но никогда не
видели
и не слышали
больше
этого человека.
ставни были
закрыты
как всегда
и все было
тихо.
потом однажды
вернувшись из
школы,
мы увидели
дом.
он
сгорел
не осталось
ничего
лишь тлеющий
искореженный черный
фундамент
и мы подошли к
пруду
и в нем не
было воды
а жирные
рыжие золотые рыбки
лежали там
дохлые
высыхая.
мы вернулись к
родителям во двор
и поговорили об
этом
и решили что
это наши родители
сожгли
их дом
и убили
их
убили
золотых рыбок
поскольку всё
это слишком
прекрасно,
даже бамбуковый
лес
сгорел.
они
боялись
мужчины с
прекрасными
глазами.
а
мы боялись
тогда
что
всю нашу жизнь
такое
и будет
происходить,
что никому
не хочется
чтобы кто-то
был
таким
сильным и
прекрасным,
что
другие никогда
этого не допустят,
и
многим людям
придется
сгинуть.
странный день
то был один из этих жарких и утомительных дней
в «Холливуд-
Парке»
с огромной толпой,
утомительной, грубой, тупой
толпой.
я выиграл последний заезд и остался получить выигрыш,
а когда
добрался до машины —
обнаружил громадный затор, из которого все пытались
выбраться.
поэтому я снял башмаки, сел и стал ждать, включил
радио, наткнулся на какую-то классическую музыку,
обнаружил
пинту скотча в бардачке, от-
крутил пробку,
глотнул.
пускай себе все они валят отсюда, подумал
я, а там и сам
поеду.
нашел
3
4
скотча.
я слушал музыку, покуривал, пил
скотч и смотрел, как сваливают
неудачники.
примерно в 100 ярдах к
востоку
даже играли в кости по маленькой
затем игра
прекратилась.
я решил прикончить
пинту.
прикончил, потом растянулся на
сиденье.
не знаю, сколько я
проспал
а когда проснулся, было темно, и
стоянка
опустела.
я решил не обуваться, завелся
и выехал
оттуда….
вернувшись к себе, услышал, как звонит
телефон.
пока я вставлял в замок ключ и поворачивал его,
телефон все
звонил.
я подошел, снял
трубку.
«алло?»
«ты, сукин сын, где ты
был?»
«на скачках».
«на скачках? полпервого ночи! я
звоню с
7 вечера!»
«я только что вернулся со
скачек».
«у тебя там какая-то
баба?»
«нет».
«я тебе не верю!»
бросила трубку.
я подошел к холодильнику, вытащил пиво, отправился в
ванную, пустил в ванну
воду.
допил пиво, достал еще одно, открыл его и
влез в
ванну.
телефон зазвонил
опять.
я вылез из ванны с пивом и
стекая
подошел к телефону, взял
трубку.
«алло?»
«ты, сукин сын, я все равно
тебе не верю!»
бросила трубку.
я вернулся в ванную с пивом,
оставляя за собой еще один мокрый
след.
а когда уже забрался в ванну
телефон зазвонил
опять.
я дал ему позвонить, считая
звонки: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9,
10, 11, 12, 13, 14, 15,
16…
бросила трубку.
затем, наверно, 3 или 4 минуты
прошло.
телефон опять
зазвонил.
я сосчитал звонки:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8,
9…
потом все
стихло.
примерно тут я вспомнил, что
забыл в машине
ботинки.
плевать, вот только пара у меня
оставалась одна.
хотя есть возможность, что никто
и не позарится угонять эту
машину.
я вылез из ванны взять еще одно
пиво,
оставляя еще один след
за собой.
таким был конец
долгого
долгого
дня.
тюльпаны с теплицами
конечно, я могу умереть в ближайшие десять минут
и я к этому готов
но по-настоящему меня тревожит вот что —
мой редактор-издатель[3] может уйти на пенсию
хотя он на десять лет моложе
меня.
всего 25 лет назад (я находился в том зрелом
пожилом возрасте 45)
мы зачали свой нечестивый союз, чтобы
пощупать литературные воды,
причем ни один из нас не был
известен.
я думаю, нам кое в чем повезло и везет в чем-то до сих
пор
однако
довольно велика вероятность
что он предпочтет теплые и приятные
деньки
среди сада
задолго до меня.
писать опьяняет само по себе
а вот издавать и редактировать,
пытаясь оплачивать счета
само по себе
истощает
сюда также входит иметь дело с
мелкой сучностью и капризами
многочисленных
так называемых баловней гения, каковые
совсем не они.
я не стану винить его в том, что он
отвалит, и надеюсь, пришлет мне фото своего
Переулка Роз, своего
Проспекта Гардений.
придется ли мне искать других
пропагандистов?
тот приятель в русской
ушанке?
или та морока с Востока
с космами
из ушей, с мокрыми и
сальными губами?
или же мой редактор-издатель
уходя в мир тюльпанов с
теплицами
передаст всю
механику
бывшего своего ремесла
двоюродному брату,
дочери или
какому-нибудь Паундианцу с Большого
Сюра?[4]
или же просто завещает все
дальше своему
Экспедитору
который восстанет подобно
Лазарю,
теребя вновь обретенную
важность?
можно вообразить
ужасное:
«Г-н Чинаски, все ваши работы
теперь должны подаваться в
форме Рондо
и
отпечатанными
через три интервала на рисовой
бумаге».
власть разлагает,
жизнь калечит
проходит
всё, а от
бородавок
не лечат.
«нет-нет, г-н Чинаски:
в форме Рондо!»
«слушай, чувак, – спрошу я, —
ты разве не слыхал о
тридцатых?»
«тридцатых? это еще
что?»
мой теперешний редактор-издатель
и я
временами
действительно обсуждали тридцатые годы,
Депрессию
и некоторые уловки, каким
она обучила нас —
например как перетерпеть на почти что
фиге с маслом
и все равно
двинуться дальше.
так вот, Джон, если это случится, наслаждайся
своей интерлюдией в
растениеводстве,
культивируй и переноси пыльцу
с куста
на куст, поливай только
ранним утром, стели
соломку, дабы предотвратить
рост сорняков
и
подобно мне в моей писанине:
не жалей
навоза.
и спасибо, что
обнаружил меня на
Авеню ДеЛонгпре, 5124.
на полпути между
алкоголизмом и
безумием.
вместе мы
бросили перчатку
и есть те, кто вызов принял
даже сегодня, гораздо позднее
таких принявших можно
найти
а огонь поет
меж
деревьев.
воздух и свет и время и пространство
«– знаешь, у меня ведь тоже была семья, работа, что-то
постоянно
мешало
а теперь
дом я продала, нашла вот это
место, большую студию, видел бы ты, сколько там пространства, сколько
света.
впервые в жизни у меня будет свое место и время, чтобы
творить».
нет, голубушка, если ты собираешься творить
то будешь творить, вкалывая
по 16 часов в день в шахте, или
будешь творить в комнатушке с 3 детьми
сидя на
пособии,
будешь творить, когда мозги и
тело наполовину
разлетелись в куски,
будешь творить слепой
искалеченной
обезумевшей,
будешь творить даже когда кошка лезет тебе на
спину, а
весь город дрожит землетрясеньем, бомбардировкой,
потопом и полымем.
голубушка, воздух и свет и время и пространство
не имеют с этим ничего общего
и ничего не создают
если не считать, может быть, жизни подольше чтоб
находить
новые
отговорки.
орел сердца —
о чем будут писать через 2000
лет
если
еще будут?
сейчас вот
я пью белое каберне-совиньон и
слушаю
Баха: очень
любопытно: эта
нескончаемая смерть
эта
нескончаемая жизнь
глядя
вот на эту руку
с сигаретой
чувствую, будто
сидел тут
всегда.
вот
войска со штыками
осадили
город внизу.
мой песик Тони улыбается
мне.
славно
когда мне славно
просто так, без причины;
или же
с ограниченным
выбором
все равно
выбирать;
или немного любить,
а не цепляться за
ненависть.
вера, брат, не в
богах
а в
себе:
не спрашивай
говори.
я тебе говорю:
такая прекрасная
музыка
поджидает
только в
тенях
ада.
ярко-красная машина
я стараюсь избегать состязаний в скорости на автотрассах,
но самое занятное —
то
что меня всегда штрафуют за превышение именно когда
я тихонько еду
сам по
себе.
когда же я берусь тягаться в скорости, стремглав
перескакивая между полосами
чуть ли не на 100 милях в час
полиции никогда поблизости
нет.
когда меня тормозят за превышение – это всегда
за ленивую постоянную скорость
в грезах, на каких-то 70
милях/час.
я получил 3 таких бессмысленных прокола за 3 недели поэтому
какое-то время не отсвечивал – 2 года, по сути, но сегодня
там оказался
парень на ярко-красной машине, понятия не имею, какой
модели или марки
и без понятия, как это все началось, но вероятней всего
начал сам:
я был на скоростной полосе, делал под 70
и заметил проблеск ярко-красного в зеркальце и
выскочив вправо на обгон
он делал 75
и у него было время обойти меня
и вклиниться на скоростную впереди
но что-то заставило меня выжать газ и подрезать
его
заперев позади старушки с наклейкой «ХРИСТОС
СПАСАЕТ» на бампере.
похоже, его это достало до невероятия
и не успел я глазом моргнуть как он сел мне на хвост,
так плотно что его ветровое стекло и мои задние мигалки
слились воедино.
тут уж меня достало до невероятия, а сзади подпирал
зеленый «фольк» прямо по курсу
но я дернулся в окно и
проскочил.
ярко-красный озверел, засек свободную дальнюю полосу,
с ревом пролетел мимо и погнал
по ней.
после этого рвать к финишу остались
только я и ярко-красный.
он накапливал форы, затем сумасшедшим гамбитом
со сменой полос я его
нагонял.
по ходу этой дуэли место моего назначения было забыто,
да и
его, я уверен —
тоже.
наблюдая за ним, я не мог не восхищаться его умением
водить; он рисковал несколько больше меня,
но у меня агрегат был получше
поэтому
оказались мы примерно квиты.
затем
вдруг
остались одни: чудной перебой в потоке машин
освободил нас обоих
и мы вместе по-настоящему
оторвались по скорости.
у него было немного форы, но мой агрегат медленно
догонял; я
подбирался к нему,
вот уже мы поравнялись и я не мог не
оглядеть его.
молодой японец, лет 18, 19
а я смотрел на него и
хохотал.
я видел, как он оценивает меня.
он видел 70-летнего белого старика
с физиономией
Франкенштейна.
юноша снял ногу с газа и
отвалился.
я отпустил его.
включил
радио.
я проехал на 18 миль дальше, чем нужно, но
это неважно.
стоял прекрасный солнечный день.
навстречу 21-му веку
отмечали Новый год вроде бы у
меня.
я стоял держа стакан когда
этот стройный молодой тип подошел
он был чуточку пьян и сказал
«Хэнк, я познакомился с одной бабой она утверждает
что была замужем за тобой 2
года».
«да ну?
как ее
звали?»
«Лола
Эдвардз».
«никогда о такой
не слыхал».
«ай, да брось ты, чувак. она
сказала…»
«я ее не знаю,
малыш…»
на самом деле я не знал кто
он такой…
я залпом допил зашел на кухню
восполнил
огляделся да, я у себя
кухня
знакомая.
еще один
Счастливый Новый Год.
Господи.
я вышел из кухни навстречу
людям.
дамочка и пума
едва ль это можно назвать глухоманью
но местность была сельская
осадков там выпадало
скудно – и к тому же велось какое-то
строительство на
склонах
мелкая дичь
вымирала.
первыми из
оголодавших
пришли койоты
в поисках
цыплят
кошек
чего угодно.
вообще-то стая напала
даже на верхового
вцепилась ему в руку
но он
вырвался.
потом
в парке
одна дамочка
вышла из машины
навестить общественную
уборную.
закрыла за собой дверцу
кабинки
и тут услыхала
тихий
звук,
украдку
мягких
лап.
затем
пока она там восседала
под дверцу просунула
голову
пума.
поистине прекрасное
животное.
потом
голова исчезла, большая кошка
опрокинула урну, обошла ее кругом,
испустила медленный
рык.
дамочка взобралась
на унитаз
схватилась за трубу
над головой
и
подтянувшись как следует
(страх порождает аномальные
поступки) уселась там
откуда можно было наблюдать
за кошкой.
та же
незамедлительно встала
передними лапами на
раковину умывальника
засунула
голову
и принялась лакать из капающего крана.
потом
опустилась
на пол
подобралась
обернувшись к двери
и
фьють
нет ее
в помине.
тут
наконец
дамочка
заорала.
когда вбежали
люди
кошки уже нигде не было
видно.
история попала в
газеты и на телевизионные
станции.
а вот чего никто не расскажет:
дамочка
больше никогда не заходила в
уборную
не подумав о
пуме.
поистине прекрасное
животное.
угореть не встать
пошли заглянем к нему, этот старикан
полный улет, полтинник шарахнуло, рассиживает в
одних трусах и майке
хлеща винище из щербатой белой
чашки.
сидит с задраенными окнами и
у него никогда не было телика.
выходит наружу только чтобы еще вином
втариться
или на скачки в своей небесно-голубой
«комете» 58-го года.
приедешь к нему бывало, а он расстроен, вечно баба
какая-нибудь ушла навсегда и
он делает вид что ему нипочем но
щелочки его глаз залиты
болью.
он всем начислит, он просто закидывает эту дрянь