Кто-то спросил, о чем они болтали.
– Это было так давно, что уже не помню.
И он спешит рассказать дальше обо всех группах, которые выступали тогда в Гамбурге:
– О’кей, шестидесятые были просто удивительным временем. Тут были Jaybirds, потом Ten Years After всем составом. Выступали Small Faces, а потом, спустя десять недель, Eric Clapton und dur Cream. Выступала тут группа под названием Mandrake Root с Риччи Блэкмором, потом они стали Deep Purple. Тут выступала очень классная группа The Earth. На обратном пути они сменили название на Black Sabbath. Через полгода у нас тут выступал Джими Хендрикс. С шестого марта шестьдесят седьмого Хендрикс отыграл у нас три дня: пятница, суббота, воскресенье. Утром в понедельник Джими покупает «Фендер стратокастер», где-то за одиннадцать сотен. В среду он выступал на фестивале в Монтерее и сжег новый «Стратокастер», купленный в Гамбурге. Сжигать гитару он не хотел, но тогда The Who ломали барабаны, да? И вот он подумал: «Как бы мне их уделать?» А теперь мы отправляемся в район Рипербан.
Мы идем до конца улицы, а на ходу Петер рассказывает, какие люди приезжают на его экскурсии, посвященные «Битлз»:
– Часто одни англичане. Немцам почти неинтересно, если только людям постарше, с востока страны. А так еще испанцы, японцы, из Южной Америки. Жителям Гамбурга «Пидлс» не так интересны. У нас был Музей пидломании, но он через три года закрылся. Теперь всем только секс-туры подавай или про преступность.
О Музее битломании Петер хранит теплые воспоминания. Говорит, он занимал пять этажей, но экспонировались в основном репродукции, а не оригиналы.
– Подлинный был только контракт с Бертом Кемпфертом, все остальное – нет. Не подлинные гитары, не подлинные барабаны. Зато на пятом этаже подлинные знаки из клуба «Стар», из «Индры», все уличные знаки. Музей был очень хороший, но не популярный. Я много жителей Гамбурга спрашивал, они туда не ходили.
Останавливаемся на мощеном пятачке, где улица соединяется с Рипербаном. Это место называется Битлз-Платц. На краю круга стоят четыре алюминиевых силуэта с гитарами и еще один за барабанами. Они больше похожи на гигантские фигурные ножи для теста.
– Это их состав в шестидесятом. Тут у нас Джон, Джордж, Пол, Пит и вон там справа Стюарт. На барабанах Пит Бест, не Ринго.
Петер смотрит на пятачок безутешным взглядом. Здесь очень ветрено и уныло.
– Мне это место не нравится, но это лучше, чем ничего. Ему лет десять. А вон там лейбл. – Мы снова присматриваемся к пятачку, и я едва различаю то, о чем он говорит: в центре пятачка – кружок диаметром поменьше, из камня более светлого оттенка, похожий на этикетку гигантской пластинки, а по периметру того, что, наверное, представляет собой сам диск, бегут две-три[84] металлические дорожки с нанесенными на них названиями песен «Битлз». Какое-то все кустарное.
Кто-то спрашивает, возвращается ли сюда Пит Бест. Из сотен имен, что ассоциируются с «Битлз», Пит Бест – то, которое по-прежнему может омрачить атмосферу.
– Пит Бест бывал в Гамбурге четыре-пять раз, я часто видел его; говорят, будто он ничего не получил, но с ним же есть видео, дивиди, ему дали много денег, он очень счастлив.
Мы смотрим на названия песен, нанесенные на металлические дорожки, среди них: «She Loves You» и «I Want to Hold Your Hand»[85].
– В шестьдесят четвертом группа на неделю отправилась в Париж, там записала две песни из тех, которые они исполняли на немецком: «Sie Liebt Dich» и «Komm Gib Mir Deine Hand», можно на «Ютьюбе» послушать.
Пересекаем Рипербан. В витрине магазина под названием «Туристический центр» висит большой британский флаг, на его фоне выставлены сувенирные кру́жки и котики, собачки и пингвины с подвижными головами. Впрочем, ничего связанного с битлами не видать. Видимо, тут и располагалась та самая кожгалантерея, где Петер повстречал Джона больше полувека назад.
– Я был в магазине, когда туда в шестьдесят шестом заглянул Джон. С ним был актер Майкл Кроуфорд и Нил Эспинолл[86]. – Он осекается, вспомнив, что уже говорил об этом. – Джими Хендрикс пробыл в Гамбурге три дня, остановился в небольшом отеле, в марте шестьдесят седьмого. Хотите взглянуть?
Он достает фотографии и начинает их перебирать. Одна из них – черно-белый снимок Джими Хендрикса и Чеса Чедлера на германской улице.
– Этих зданий уже нет. Джими спрашивает меня: «Где мне тогда найти места, связанные с „Пидлс“?» И я вожу его по городу. В марте шестьдесят седьмого я видел шесть концертов Джими. Я забираю его у выхода из отеля. В конце Джими дает мне автограф. Он пишет: «Петеру оставайся таким же клевым Джими Хендрикс». Джими угостил меня сигаретой. Это были сигареты «Кул», через К, вот и мне он пишет «kool»[87] через К.
Петер показывает нам здание, в котором располагался клуб «Топ Тен», и снова гонит урок истории, за которым очень тяжело поспеть:
– В том здании был клуб «Топ Тен», сегодня это дансинг. До «Топ Тен» в нем был ипподром, как цирк, там ослики или пони ходили по кругу… Такой вот был шоу-бизнес в пятидесятые! «Пидлс» отыграли тут три месяца, с первого апреля шестьдесят первого по конец июня, по шесть-восемь часов ежедневно, тридцать пять марок деньги не сильно большие. – Он указывает на крышу, где однажды Джон, Джордж и Пол позировали для фотографии. – В шестьдесят первом группа жила под крышей, занимали комнаты, одну-две. В шестьдесят первом Стюарт покинул группу, Пол сменил гитару на бас. Тут и другие группы играли – Алекс Харви, Рори Галлахер[88], но в восемьдесят восьмом клуб «Топ Тен» закрылся.
Нет ничего – ни знака, ни таблички, – что указало бы на то, что некогда тут было. Петер злится:
– Гамбургу плевать на клуб «Топ Тен»! Плевать на «Пидлс»!
А еще на Рипербане стоит полицейский участок, в котором Пола и Пита продержали ночь по обвинению в том, что они устроили небольшой поджог у себя в комнатах.
– Кто-то говорит, что это были презервативы на стене, кто-то – что это была какая-то бумага. Короче, начался пожар, их арестовали, потом выслали из страны, отсюда минут десять-пятнадцать до двери с «Rock’n’Roll».
По пути Петер снова рассказывает, что первую свою экскурсию он провел в мае 1967-го, для Джими Хендрикса, а теперь у него по четыре экскурсии в неделю, пятьдесят недель в год. «Уйма экскурсий». Хотя смотреть особо не на что. Все уже не то, что прежде. Прежний только полицейский участок. А так кругом одни воспоминания о воспоминаниях, интересные только самым преданным археологам-битловедам.
В 1967-м, когда Хантер Дэвис впервые спросил у битлов о работе в Гамбурге, они даже не смогли вспомнить, сколько раз туда ездили[89]. С тех пор историки группы постоянно пытаются воссоздать события их жизни в Германии, день за днем, час за часом. Но в хронологии битлов это время такое же древнее, как и Темные века.
Наконец мы останавливаемся у огромных ворот, где знак на английском сообщает: «Не входить». Петер говорит, что водить нас туда ему запрещено, но если мы пройдем на ту сторону сами по себе, то следует сфотографировать первую дверь справа. Стоя у нее, Джон и позировал для фото, которое позднее пошло на конверт его сольного альбома «Rock’n’Roll»[90].
– Удачи вам, первая дверь за воротами, вам пройти нормально, мне нельзя.
Отворив калитку, мы проходим на ту сторону и видим унылое пятиэтажное здание из красного кирпича, которому не помешал бы ремонт. Мы послушно фотографируем дверной проем, хотя сами толком не понимаем, на кой оно нам надо.
Наконец мы останавливаемся у клуба «Индра», который до сих пор каким-то чудом остается клубом с живой музыкой, но внутрь нас не пускают. Табличка у входа на немецком сообщает: «17 августа 1960 года на сцене „Индры“ выступали „Битлз“. Это были их первые гастроли в Германии и начало великой карьеры».
Тогда мы движемся к «Кайзеркеллеру», у которого висит обрамленная афиша: Rory Storm and the Hurricanes.
– Вот откуда пришел Ринго, – сообщает нам Петер, и мы пытаемся разглядеть его на афише, а Петер показывает фотографию семнадцатилетнего Джорджа с гитарой. – Продана на аукционе «Бонэм» за двести пятьдесят тысяч фунтов, включая налоги и прочее. На прошлой неделе в «Сотбис» контракт Брайана Эпстайна с группой продали за двести тридцать пять тысяч фунтов. Поразительно!
Мы проникаемся и вздыхаем, прикидывая, как столь малое могло вырасти в столь крупное.
– Но в шестьдесят втором «Кайзеркеллер» закрыли и тут сделали дискотеку.
15
Отработав три с половиной месяца в Гамбурге, ребята возвращаются в Ливерпуль, но так и не решаются поведать близким о том, что там произошло, потому как дело выдалось печальное.
Если коротко, то парней переманил из «Кайзеркеллера» владелец конкурирующего клуба. Коварный Кошмидер, желая отомстить, донес в полицию, что Джордж – несовершеннолетний, и его, по закону, депортировали. Дома Джорджу «стало стыдно, ведь он столько успел нахвастать». Затем Кошмидер наклеветал и на Пола с Питом, якобы те устроили поджог в своих комнатах, и тогда их тоже депортировали. 1 декабря 1960-го они вернулись в Ливерпуль – с разбитыми мечтами и без гроша в кармане. Десятью днями позднее приехал и Джон. Стю остался в Германии с Астрид, разойдясь с битлами.
Опала была неожиданной и болезненной. Джон разбудил Мими посреди ночи, бросая камешки в окно ее спальни. «Он протиснулся мимо меня, бросив на ходу: „Заплати за такси, Мими“. А я ему вдогонку кричу: „И где же обещанные сто фунтов в неделю, Джон?“.
„Ты в своем стиле, Мими, – закричал Джон. – Ты что, не видишь – я с ног валюсь?“
„Немедленно выкинь эти сапоги. Я тебя в них из дому не выпущу“».
Почти все оборудование застряло в Гамбурге, и оправдать проведенное за границей время битлам было нечем. Они теперь сильно отставали от групп, не покидавших Ливерпуля. В явные лидеры выбились The Swinging Blue Jeans, возглавлявшие регулярные «Вечера The Swinging Blue Jeans» в клубе «Кэверн» на Мэтью-стрит[91].
За те три месяца, что битлов не было дома, мода изменилась: все теперь подражали The Shadows, перешли на облегающие костюмы, играли инструментальную музыку, синхронно исполняли танцевальные номера. Поначалу раздосадованные, битлы разбрелись кто куда и даже не пытались связаться друг с другом: Джордж не знал, что Пол и Джон вернулись. Джон впал в депрессию и заперся у себя в спальне в «Мендипс», не желая никого видеть. Но если тетя Мими нехотя потакала Джону в его жалости к себе, то Джим Маккартни не желал видеть, как Пол киснет, слоняясь по дому. «Дьявол найдет занятие праздным рукам, – сказал он, велев сыну выбраться из дому и подыскать себе достойную работу. – Пол, музыка – дело хорошее, но с ней не заработаешь на жизнь». Некоторое время Пол работал в курьерской компании, потом ишачил намотчиком проволоки в фирме «Мэсси энд Коггинс». А стоило коллегам прознать, что он музыкант, как его окрестили «Мантовани»[92]. Впрочем, Полу, сообразительному и с презентабельной внешностью, сулили быстрый карьерный рост. «Мы дадим тебе шанс, парень, – сказал управляющий, впечатленный его результатами экзаменов. – С таким отношением к работе ты далеко пойдешь».
Пол, как ни странно, готов был выбросить белый флаг. Спустя несколько недель, что он провел в конторе «Мэсси энд Коггинс», объявились Джон и Джордж: они застолбили дневное выступление в «Кэверн», и без Пола никак. Тот ответил, что у него теперь стабильная работа и он получает 7 фунтов 10 шиллингов в неделю. «Меня тут всему обучают, я в шоколаде. Лучше не пожелаешь».
Однако друзья не отступили, и Пол наконец сдался, прогуляв работу 9 февраля 1961 года – ради дневного выступления в «Кэверн». Точно так же он поступил 22 февраля, но работодатели наверняка вынесли ему предупреждение, потому что, когда через неделю встал вопрос об очередном дневном выступлении в «Кэверн», Пол принялся нерешительно мычать и экать. «Либо ты сегодня придешь, либо вали нахер из группы», – предъявил ему Джон.
Как же быть? Выбери Пол группу, отец пришел бы в ярость. Поддайся он отцовским настояниям и останься на фирме – помашешь ручкой и группе, и звездному будущему. Джон, как обычно, о компромиссах слышать не хотел, однако вместе с тем словно бы включал Пола в собственную эдипову борьбу: «Я всегда говорил: „Брось вызов отцу, пусть валит нахер. Не поколотит же он тебя. Старик ведь…“ Но Пол всегда прогибался. Отец велел найти работу, и вот он бросил группу, стал развозить посылки, говоря: „Надо зацепиться, карьеру делать“. Мы поверить этому не могли. Я позвонил Полу и сказал: „Либо приходишь, либо валишь“. Пришлось ему выбирать между мной и папашей…»
Что бы стало, выбери Пол «Мэсси энд Коггинс»?[93] Сегодня он твердо уверен, что намотчик из него, как из грязи – пуля: «Все наматывали по четырнадцать катушек в день. У меня получалось полторы, и именно эти полторы катушки не работали», – вот только трудно представить, что Пол так и не овладел бы этим ремеслом. К тому же его тащили в руководство, а карьера, которую он все же сделал, показывает, что парень он был напористый, инициативный и обладал навыками, необходимыми для того, чтобы провести через трудные времена даже самую бедовую компанию.
Вместо этого он бросил фабрику и воссоединился с битлами. Спустя неделю ему по почте прислали конверт с зарплатой – вместе с карточкой социального страхования и уведомлением об увольнении.
16
Вечеринка:
Адмирал-Гроув, дом 10
Ливерпуль, 8 июля 1961 г.
Свой седьмой день рождения Риччи Старки встретил в коме. Его на «скорой» доставили в Королевскую ливерпульскую детскую больницу. На месте врачи диагностировали у него перитонит из-за лопнувшего аппендикса. Когда его везли на каталке в операционную, он попросил чашку чая. «Будет тебе чай, когда оклемаешься», – добродушно ответила медсестра. Но в себя он не приходил еще десять недель. Трижды за ту первую ночь врачи сообщали его матери, Элси, что мальчик вряд ли выживет. Из больницы он не выйдет еще год.
В 1954-м Риччи снова оказался в той же больнице на свой четырнадцатый день рождения. На этот раз у него случился плеврит, который перешел в туберкулез. Пока он выздоравливал в больнице Уиррала, его научили вязать, плести корзины и строить игрушечную ферму из папье-маше. Каждые две недели в отделение приезжал учитель музыки с набором ударных инструментов – тамбурины, маракасы, треугольники, крохотные барабанчики, – и дети должны были играть с ним вместе «Три слепых мышонка» и «Лондонский мост падает». Однако Риччи упрямо отказывался присоединяться к ним, если только ему не давали в руки барабан. Когда учитель уезжал, Риччи, за неимением ничего лучшего, барабанил по тумбочке у койки. На этот раз он задержался в больнице на два года.
Однако двадцать первый день рождения выдался куда веселее: Риччи не только выжил, но и обратил навыки ударника себе на пользу. Он играет на барабанах в самой популярной ливерпульской группе Rory Storm and the Hurricanes и даже ездит на собственном «форд-зодиаке». Не так давно он взял себе имя Ринго Старр, а его соло на барабанах называют не иначе как «Star Time»[94].
Rory Storm and the Hurricanes играют сезон в лагере отдыха «Батлинз», в уэльском городе Пуллхели, но раз в неделю у них выходной. Так что после дня рождения Ринго едет домой, чтобы отпраздновать его как следует. В крошечный двухэтажный дом его матери – две комнаты внизу, две наверху, номер 10 по Адмирал-Гроув, – набилось столько народу (64 человека, по подсчетам Ринго)[95], что к нему тянется непрекращающаяся очередь. Среди гостей The Hurricanes, The Dominoes, The Big Three и The Pacemakers, а также юная Присцилла Уайт[96], которая, бывает, выходит на сцену «Кэверн» под псевдонимом Свингующая Силла, а еще регулярно делает Элси прическу в обмен на «Спам» и жареную картошку[97].