К ней навстречу рысцой приближался Котельников. За ним вразвалку шагал начальник охраны.
– Мне нужно побеседовать с вами, лапуля моя.
Саша отчаянно заскоблила карточкой по замку.
– Да не спешите вы, Демьян Романович, – лениво посоветовал начальник охраны, – у вас ишемия, а эта идиотка никуда не…
Дверь распахнулась, и Сашу обдало игольчатым ветром.
– Кисонька, – Котельников потянулся, чтобы поймать беглянку за шиворот. Она развернулась и всадила сосульку в его горло. Основание игрушки лопнуло при ударе, но острие пронзило артерию. Из стеклянной трубки плеснула струя.
Заведующий забулькал.
Улыбка обратилась в жалкий обмылок.
Саша переступила порог и хлопнула дверьми, отсекая крики охраны.
Успеть бы, мамочка…
Вьюга кидалась на нее свирепым зверем, но она брела, уставившись под ноги, глотая ледяной песок. Как матрос, сражающийся с бурей.
В штормовом хаосе темнела высокая мачта.
Реликтовая ель.
Саша остановилась у ее корней.
Там, под ветками, что-то висело, что-то белое…
Саша сощурилась.
Снегурочка была примотана к дереву строительным скотчем. Абсолютно голая, с вызывающе выпяченной грудью, она походила на ростральную статую, но не деревянную, а изо льда и мяса.
Мертвое заиндевевшее лицо с прорубью рта, слипшиеся в сосульки волосы.
Ледяная скульптура. Замороженная еда, чтобы Хозяин питался в дороге.
Саша закричала и побежала прочь от Златы, но ветер подсек ее и бросил в сугроб.
Она заметила боковым зрением грандиозную фигуру, подпирающую собой небосвод.
– Тебя не существует! – прохрипела Саша. – Мама говорила, тебя нет!
Слезы твердели, скатываясь по щекам. Ломались хрупкие ресницы.
Саша смотрела и видела его.
Великого Старца Севера. Холодного владыку. Повелителя пурги.
Рогатого Трескуна.
Глазные яблоки Саши взорвались и брызнули ледяным крошевом, словно их выдули из черепа.
И когда через час Сашу подобрали коллеги, из ее глазниц сыпался снег.
* * *
Саша шла в темноте, ставшей для нее привычной.
Каблуки стучали по граниту.
Далеко-далеко хор детишек пел рождественский гимн «Ночь тиха, ночь свята».
Запахи Сокровищницы успокаивали.
– Куда вы меня ведете? – спросила она у рук, что поддерживали ее под локти с обеих сторон.
– Не волнуйся, Сашенька, – ответил голос справа. Она узнала Алика, оператора погрузочной машины. После случая с Липольц начальник охраны забрал его к себе. – Вас… – он откашлялся. – Вас перевели в новый отдел.
– Здорово, – улыбнулась Саша и попыталась снять с глаз повязку, но Алик помешал ей:
– Не надо, пожалуйста.
– Извини. Чешется…
– Потерпи, мы почти на месте. Вот сюда. Да, отлично.
– Алик…
– Что, милая?
– Я не курила… довольно давно. Ты не в курсе, где мои сигареты?
– Сожалею, – проговорил парень искренне, – тебе запретили курить.
– Это плохо, – она грустно покачала головой.
– Я кое-что принес тебе из твоей бывшей комнаты. Вот.
Саша нащупала мягкий короткий мех.
– Иа… Боже, спасибо…
Она уткнулась носом в игрушку.
– Что вы возитесь? – раздался низкий скрипящий голос.
– Простите, Демьян Романович, – буркнул Алик и сочувственно погладил Сашу по спине. – Тебе пора. Иди вперед и ничего не бойся.
Она кивнула.
Сделала шаг, второй.
Что-то подсказывало, что вскоре никотиновый голод исчезнет сам по себе.
Прижимая к груди ослика, будто младенца, Саша сделала третий шаг и толкнула плечами пластиковые занавески.
Дмитрий Золов. Поджелудочная
За неделю до Нового года Артем съел подозрительный гамбургер, как следует всандалил пива по случаю пятницы, а после скрючился в приступе панкреатита. До четырех часов утра он терпел и надеялся на анальгин, но потом сдался и первый раз в жизни вызвал скорую. В больнице его три дня морили голодом, ставили капельницы с соленой водичкой и пугали панкреонекрозом. За это время Артем узнал про поджелудочную железу такие вещи, о которых человеку лучше и не задумываться. Оказывается, эта приютившаяся в животе хреновина, лишь только дашь слабину, может в любой момент переварить саму себя и отправить весь организм вместе с душой, духом и что там еще есть в наличии навстречу неизвестности. Артем начал бояться смерти и до потери сознания пил полученный от медсестры регидрон.
На четвертый день ему выдали длинный список того, что ни в коем случае нельзя есть, и отправили домой. Телесно Артем чувствовал себя не очень хорошо, зато духом за время поста воспарил до самых высот и прикидывал, что на такой вынужденной голодовке можно неплохо сэкономить и погасить ипотеку немного раньше намеченного двадцатилетнего срока. Но темная сторона его личности недоумевала: как жить без пива и подозрительных гамбургеров?
Артем вернулся в свою маленькую квартиру и решил не отмечать Новый год. Да и зачем его отмечать, если все равно ни есть, ни пить толком нельзя? Сославшись на болезнь, он отклонил приглашения друзей и впал в аскезу. Сидел на больничном, ел только овсянку, листал новостные ленты и с презрением смотрел в окно на людей, несущих елки.
В новостях писали какую-то дичь: будто бы шестьдесят два процента россиян готовы к Новому году, диетологи рекомендуют избегать майонеза, а буквально в трех остановках отсюда бродячие собаки загрызли молодую, полную сил женщину. Артему казалось, будто бы каждый год он читает одно и то же.
Наутро тридцать первого декабря запасы овсянки закончились и пришлось идти в магазин.
У входа в «Пятерочку» сидели четыре угрюмых мопса, привязанные к урне. Один из них грыз кость, а другие смотрели на него и облизывались. Мимо проходила мамаша с ребенком.
– Ав! – сказал ребенок.
– Да, собачки! – согласилась мамаша. – Смотри, какие хорошие, послушные собачки! Ждут своего хозяина!
Мопсы посмотрели на мамашу с сожалением. Двое из них зевнули, третий вздохнул, а четвертый оставил кость и кашлянул почти по-человечески. Таких странных собак, пожалуй, не каждый день встретишь.
Артем долго бродил вдоль стеллажей и никак не мог подобрать подходящее пропитание. Он разглядывал продукты, сверялся с выданным в больнице списком, и получалось, что есть ему вообще ничего нельзя, кроме овсянки и обезжиренного кефира. В итоге Артем решил, что от куска отварной курятины скорее всего не умрет, и пошел на кассу.
Первым в очереди был толстый седой дед в драной шубе. Пахло от него так, что доходило даже до Артема, хотя тот и стоял через три человека. Дед достал из корзинки пакет с какой-то коричневатой дрянью и шлепнул его на ленту кассового транспортера. Артем подумал, что вот так, наверное, выглядит поджелудочная железа.
– Что это такое? – спросила кассирша, указывая на пакет.
– Я, дочка, у тебя то же самое хотел спросить, – ласково сказал дед.
– В смысле? – не поняла кассирша.
– Ты тут продавец – вот и скажи, что это за штука.
– Вы сами не знаете, что покупаете?
– А ты, выходит, не знаешь, что продаешь.
Кассирша брезгливо подняла пакет двумя пальцами. Несколько бурых капель упали на ленту транспортера. Артему показалось, что коричневатое месиво в пакете зашевелилось.
– Вы где это взяли? – поморщившись, спросила кассирша.
– Там, в углу.
Дед неопределенно махнул в сторону холодильников с йогуртами.
– А почему не взвесили? Видите же, что это весовой товар.
– Как же я взвешу, если не знаю, что это такое?
Недовольная заминкой очередь начала выказывать раздражение.
– А я что должна сделать?! – воскликнула кассирша в ответ на возмущенные возгласы. – Видите же, с товаром никак не разберемся.
Очередь поспешила ей на помощь.
– Кажется, это вымя… Соевый творог… Сыр с плесенью… Просрочка какая-то, – посыпались подсказки.
– Да что я, вымени, по-вашему, не видела, – беспомощно вздохнула кассирша.
– А вы развяжите пакет и понюхайте, – посоветовал интеллигентного вида мужчина.
– Не буду я это нюхать! – замотала головой кассирша, а потом обратилась к деду: – Извините, но я это пробить не могу. Оставьте товар на кассе.
– Нет, дочка. Так не пойдет. Раз уж тут магазин, ты мне должна товар отпустить. Иначе я на тебя жаловаться буду, – заупрямился дед.
– Так жалуйтесь! Пусть меня уволят! Вы думаете, мне эта работа нравится? Вы сейчас по домам пойдете оливье резать, а мне тут до десяти сидеть!
У проблемной кассы возникла строгая женщина с надписью «администратор» на бейджике.
– Что случилось? – спросила она.
Кассирша тут же сникла и виноватым голосом поведала о злосчастном пакете. Администратор склонила голову набок, задумчиво посмотрела на коричневатое месиво, как художник на натурщицу, изрекла: «Пробей как рыбные палочки», – и удалилась деловой походкой.
Дед расплатился, спрятал чек в карман и направился к выходу, оставляя за собой дорожку из бурых капель, срывавшихся с гадкого пакета. Кассирша тщательно вытерла лужицу с транспортера, и очередь, наконец-то, двинулась с места.
Когда Артему пробивали курятину, к кассирше подошел охранник и тихо сказал:
– Я посмотрел по камерам – дед уже с пакетом к нам зашел. Так что эта фигня не из нашего магазина.
– И почему все сумасшедшие у нас отовариваются, как будто «Магнита» через дорогу нет? – посетовала кассирша.
Когда Артем вышел из магазина, ни деда, ни мопсов на улице не было.
* * *
Артем поставил кастрюлю с курицей на плиту и подумал о холодном пиве. Он потыкал пальцем в левый бок, пытаясь отыскать предавшую его поджелудочную железу. Жизнь впереди намечалась безрадостная.
Перед едой Артем принял ферменты, после еды проверил, нет ли в моче ацетона. Тест-полоска слегка окрасилась, и Артем принялся разводить регидрон.
До вечера он монтировал новый ролик. В последнее время из-за болезни Артем спал беспокойно, бормотал во сне какую-то дичь, поэтому материал набирался быстро и число просмотров росло.
Сегодняшняя запись порадовала. Особенно то место, где он стонал и что-то просил у Деда Мороза. Очень по-новогоднему вышло – как раз ко времени. Конечно, народу лучше заходили моменты с пикантными снами, но в ближайшее время расстроенный организм вряд ли на них расщедрится.
Всего ночной возни набралось на полных пятнадцать минут. В половине одиннадцатого Артем выложил ролик в сеть и, не дожидаясь отзывов, начал готовиться ко сну.
Он включил камеру, настроил освещение и забрался под одеяло. Когда все вокруг предвкушали веселье и с любовью посматривали на запасы фейерверков, один Артем собирался спать. В этом ему виделось что-то лермонтовское, некий протест и вызов обществу. Завтрашний ролик обещал быть наполненным скрытым смыслом, разглядеть который сможет не каждый. Артем понимал, что занимается ерундой, но и ерунду он стремился делать с подтекстом.
К тому моменту, когда пьяные люди высыпали на улицу и по городу прокатилась праздничная канонада, Артем уже успел достичь фазы быстрого сна.
Пробудился он полным сил. Ацетон в моче отсутствовал, и бодрость била через край. Вот только пахло в квартире нехорошо – похоже, с канализацией непорядок. Артем открыл окно.
Зима была хлипкая, почти без снега и морозов. Артем некоторое время смотрел на пустую улицу и со злорадством думал, что сейчас все эти салютчики, должно быть, спят без задних ног и скоро будут мучиться похмельем. Наверное, он один во всем городе в шесть утра был похож на человека.
От таких мыслей Артему захотелось немедленно действовать и чего-то добиваться. Он включил компьютер, зашел на страничку со вчерашним роликом. Просмотров было мало, а комментарии, в основном, носили оскорбительный характер. По опыту Артем знал, что это хорошо. Если ругаются, значит зацепило. А просмотры позже наберутся, когда народ продерет глаза после пьянки. Не откладывая дело в долгий ящик, Артем принялся просматривать сегодняшнюю запись.
Первые полтора часа были вялыми. Потом за окном начали бухать фейерверки. На первом взрыве Артем на мониторе проснулся, сел на кровати, отчетливо произнес: «Севастополь не сдастся без боя!» – и снова завалился на подушку. Годный кусок. Политически подкованные граждане в комментариях на говно изойдут.
Артем с любовью вырезал фрагмент и двинулся дальше. Долго не происходило ничего интересного. Артем на мониторе лежал, как покойник, и не шевелился. Это печалило. Ролик с Севастополем хотелось выложить поскорее, а для этого надо добрать материала хотя бы минут на десять. Артем прокручивал видео и уговаривал своего экранного двойника хотя бы пернуть во сне. Но разве тут пернешь, если строго придерживаешься стола номер пять по Певзнеру? Вот в прежние времена, когда пиво не было под запретом…
С горькой ухмылкой Артем припомнил, сколько лайков собрал благодаря двум особенно протяжным трелям. Да. Вот тогда был подтекст так подтекст! Он отвлекся от изображения на мониторе, размышляя о роли пищеварения в искусстве. Вдруг прозвучал щелчок открывающегося замка. Артем вздрогнул. Ключей от его квартиры ни у кого не было. Он бросился было в коридор, но тут понял, что звук идет вовсе не оттуда, а из динамиков компьютера. Артем уставился на монитор, вытаращив глаза.
«Пум-пум-пум. Пум-пум-пум», – доносилось из динамиков. Раздались шаркающие шаги, и в комнате на экране появился толстый дед, тот самый, которого Артем видел в магазине. Только теперь у старика была длинная белая борода, а в руках он держал мешок. Следом за ним, тяжело дыша, плелись четыре знакомых мопса.
Дед подал собакам знак, подняв палец кверху, – те тотчас уселись. Старик протопал на середину комнаты и принялся разглядывать спящего Артема. «Пум-пум-пум», – сказал дед, положил мешок на пол и достал оттуда маленький сверток. Он подошел к Артему, пальцем приподнял веко спящему, взял щепотку порошка из свертка и насыпал прямо в глаз. Артем фыркнул, промычал что-то, но не проснулся. Дед проделал то же со вторым глазом, после чего уселся на стул, достал из кармана пластмассовый будильник и принялся смотреть на стрелки.
Ровно через полчаса он встал, вынул из мешка филейный нож, сбросил с Артема одеяло, задрал на нем майку и начал приглядываться к животу. «Пум-пум-пум», – сказал дед и сделал длинный надрез чуть ниже ребер. Мопсы повеселели и принялись облизываться.
Артем на мониторе даже не пошевелился, а тот Артем, что смотрел на все это, охнул и схватился за живот. Потом поднял майку и уставился на место, куда на записи вошел нож. На коже не было ни царапины.
Тем временем дед достал из мешка знакомый пакет, повозился в коричневатом месиве и вытащил нечто, похожее на червяка длиной со спичечный коробок. Червяк вяло подергивал хвостиком. Дед поплевал на него, как перед рыбалкой, и засунул Артему в живот, запустив в разрез руку по запястье. Старик покопался в кишках, вытащил оттуда какой-то ошметок и небрежно швырнул на пол, где его тотчас подобрал самый проворный мопс. Дед вытер ладонь о полу шубы и принялся ковыряться в носу. Отыскав что-то в ноздре, помазал этим рану на животе Артема, и та немедленно стала затягиваться.
Старикан полюбовался на результаты своего труда, сложил в мешок нож и пакет и собрался было уходить, но тут остановился и снова посмотрел на спящего Артема.
«Вот так напасть! Уф-уф-уф!» – выдохнул дед, почесывая в паху. Он снял накладную бороду, вернулся к кровати и перевернул Артема на живот, потом задрал полы шубы и принялся развязывать веревочку, на которой держались штаны, похрюкивая при этом, как одышливый боров.
Мопсы пришли в волнение, начали перебирать лапками. Дед справился с веревочкой и погрозил собакам. Мопсы послушно отвернулись.
Артем предпочел не смотреть, что произошло дальше. Он перемотал запись до того места, где дед заботливо укрыл его одеялом, поцеловал в губы и, весело напевая «Пам-пам-пам», покинул квартиру. Мопсы удалились за ним.