В результате этих экспериментов Хершфилд обнаружил, что студенты, которые столкнулись со своими пожилыми версиями, охотнее других откладывали деньги на пенсию. Они экономили чаще студентов, которые просто видели изображения других пожилых людей, и откладывали на будущее больше, чем те представители контрольных групп, которые копили сбережения и без эксперимента.
Исследование Хершфилда относится к целому комплексу новых попыток помочь людям лучше представить то, что они еще не испытали. Виртуальная реальность используется, чтобы поместить богатых людей в мир бездомных, пригласить пациентов с болезнью Альцгеймера прогуляться по дому, где прошло их детство, и подготовить профессиональных спортсменов к столкновению с конкретными противниками на футбольном поле или баскетбольной площадке. Писатель и психотерапевт Мерль Бомбардиери использует менее высокотехнологичную версию этих упражнений с парами, которые не могут решить, стоит ли им заводить детей. Она просит их представить себя в возрасте семидесяти пяти лет в креслах-качалках и разыграть различные сценарии, чтобы увидеть, какой из них вызовет наименьшее сожаление.
Самым интересным в этих техниках мне кажется то, что они не просто фокусируются на передаче фактов о прошлом, настоящем или будущем. Они пытаются имитировать опыт другого времени и контекста. Моя встреча с пожилой фотографией действительно убила равнодушие к будущей себе – и только позже я поняла почему.
Реакция студентов в экспериментах Хэла Хершфилда на свои аватары в виртуальной реальности резко контрастирует с тем, как люди сегодня прислушиваются к прогнозам будущих катаклизмов. Когда Христофор Колумб исследовал Вест-Индию в XV веке, и даже в XVIII веке, когда британские мореплаватели строили империю, ураганы заставали врасплох капитанов кораблей, уничтожая целые караваны судов. В 1900 году, до того, как самый смертоносный ураган в истории США разрушил Галвестон, ведущие синоптики Национальной метеорологической службы даже не предупредили жителей города. Сегодня метеорологи способны предугадать выход урагана из моря на побережье в радиусе 150 километров и достаточно рано наметить вероятную траекторию движения тропического шторма, чтобы предупредить нас за семьдесят часов до его прихода. За несколько дней мы уже знаем, ждет ли нас беда.
Однако реакция людей на серьезные прогнозы порой сводит эти достижения к нулю. Экономисты Уортонской школы бизнеса Говард Кунройтер и Роберт Мейер обнаружили, что большинство людей, столкнувшись с новостями о приближении, например, урагана «Сэнди» в районе Нью-Йорка или урагана «Катрина» на побережье Мексиканского залива, в подготовке не заходят дальше покупки бутилированной воды. Они не поднимают свои дома заранее, не герметизируют фундаменты или стены, хотя живут рядом с океаном. Большинство жителей регионов, пострадавших от ураганов, не покупают соответствующую страховку. Качественный прогноз не гарантирует разумного поведения со стороны общества.
Ущерб от ураганов сейчас резко возрастает. Только в Соединенных Штатах за последнее десятилетие объем расходов, связанных с природными происшествиями, перевалил за сотни миллиардов долларов. Глобальные расходы на восстановление после ураганов, как ожидается, увеличится с 26 миллиардов долларов в год до 109 миллиардов к концу века. Одна из причин такого стремительного роста заключается в том, что люди продолжают строить дома и предприятия на пути потенциальных катаклизмов. Другая причина – жители побережья недостаточно готовятся к сильным ураганам, даже когда знают о них.
Наша неспособность подготовиться заранее не ограничивается одними штормами. В Соединенных Штатах только 10 % семей, проживающих на территориях с высоким риском землетрясений и наводнений, принимают меры, которые в случае стихийного бедствия могут уменьшить их имущественные потери. Это проблема не только США, но и всего мира. С 1960 по 2011 годы более 60 % пострадавших от крупных природных катаклизмов не были застрахованы. И это не просто вопрос богатства и бедности: в странах с высоким уровнем дохода была застрахована лишь половина пострадавших от землетрясений, цунами и наводнений.
От нашего выбора здесь и сейчас зависит, столкнется ли человечество с природными катастрофами в будущем.
– Оставьте Бога в покое, – пошутил он, когда мы встретились в 2017 году. – Бог не имеет к этому никакого отношения.
Мы привыкли думать, что люди не могут подготовиться к будущим угрозам из-за недостатка знаний. Пострадавший от урагана «Катрина», который оказался в ловушке на крыше собственного прибрежного дома в Миссисипи, помог мне убедиться, что проблема далеко не всегда кроется в информированности. Джей Сегарра был начальником пульмонологического отделения в госпитале Военно-воздушной базы Кислер в Билокси, уважаемым доктором, который интересовался исследованиями океанских течений. Тем не менее, он не принимал всерьез предупреждения, что вскоре произойдет худший ураган в истории этого региона. Он был уверен, что сможет пережить шторм с генератором энергии и фонариками, как это было раньше. У него не было страховки от наводнения. И после исторического шторма 2005 года Сегарра восстановил свой дом в том же самом месте – на расстоянии футбольного поля от Мексиканского залива.
Сегарра считает информирование людей о грядущих неприятностях бесполезным.
– Люди на побережье – налогоплательщики, и они знают, что государство все починит, – сказал он мне, когда мы обсуждали финансовую помощь, которая льется на привилегированные сообщества после бедствий. Сегарра считает, что если бы он и его соседи были обязаны покупать страховку от наводнений по полной стоимости, самостоятельно покрывать потери от штормов или не имели права жить так близко к побережью, возможно, все было бы иначе.
Государственные программы не поощряют людей готовиться к будущему. Они выручают нас и помогают восстановиться, но не стимулируют переселение. У государства зачастую не хватает ресурсов, чтобы обеспечить бедное население необходимыми припасами или помочь с эвакуацией. Поэтому вину за безрассудные решения нельзя полностью возлагать на отдельных людей и семьи. Кроме того, американская культура порождает необузданный оптимизм по поводу нашей будущей судьбы: мы чувствуем, что впереди только светлые дни, и отказываемся заглянуть в телескоп, через который увидели бы бурю на горизонте. (В третьей части я остановлюсь на том, как общества и сообщества могут изменить такие практики и нормы.) И все же, будь мы дальновиднее, мы могли бы сделать многое, чтобы подготовиться к бедствиям.
У Джея Сегарры не было никаких причин готовиться. Разве он мог представить, что во время «Катрины» проведет мучительный день, держась за стеклянную крышу своего дома при ветре со скоростью 45 метров в секунду, или что наводнение унесет семейные фотоальбомы и любимую семейную виолончель, созданную в Париже в 1890 году, на которой когда-то играл его отец? По его словам, если бы он это знал, то эвакуировался.
Парадокс для Сегарры заключался в том, что абсолютно точное предсказание будущего сложно было принять до конца. Всякий раз, когда я пыталась убедить руководителей предприятий, что они должны готовиться к засухе и жаре, я вооружалась надежными прогнозами. Но корпоративным лидерам вроде Джея Сегарры было очень сложно представить себя и свои компании в этих сценариях. В краткосрочной перспективе, конечно, на кону у компаний стояли большие деньги. И все же я не могла понять, почему их лидеры не беспокоились о серьезных угрозах, которые могли нанести огромный ущерб. Наука о восприятии риска помогает объяснить их излишнюю самонадеянность.
Люди чаще всего воспринимают информацию, которая соотносится с тем, что они хотят услышать о будущем, и отсеивают ту, что им не нравится.
Слепой оптимизм такого рода может парализовать, когда речь заходит о подготовке к будущей опасности. Например, во время сезона ураганов 2012 года Боб Мейер и его коллеги изучали, как жители Луизианы и Нью-Йорка реагировали на прогнозы об ураганах «Исаак» и «Сэнди». Они обнаружили, что люди неверно оценивают потенциальный ущерб их имуществу и домам, несмотря на обоснованные предупреждения и уже известную информацию о жизни в районах с высоким риском наводнений. Люди также недооценивали, как долго им придется терпеть перебои в подаче электричества. Немногие строили планы эвакуации, покупали электрогенераторы или ставили противоураганные ставни – даже среди тех, у кого они уже были. Почти у половины не было подходящей страховки. Мало кто, особенно в Нью-Йорке, даже задумывался о том, что паводки могут затопить их машины. И все это несмотря на широкое освещение в СМИ, которые предупреждали о смертоносных наводнениях. Когда штормы вышли из океана на сушу, просмотры прогнозов погоды были рекордными.
Такова человеческая природа: при принятии решений мы привыкли полагаться на свои внутренние ощущения, а не на показатели приборов.
Люди воспринимают намного серьезней те угрозы, которые могут ярко представить. В аэропортах в 1950-х и 1960-х годах страховщики продавали людям полисы страхования от несчастных случаев непосредственно перед посадкой на самолет. Компании получали огромные прибыли, предлагая полисы прямо на месте, когда риск умереть в авиакатастрофе казался для людей неизбежным и очень легко представлялся. При этом в течение последних пятидесяти лет люди во всем мире отказывались покупать страховку от стихийных бедствий – на это указывают швейцарские экономисты Хельга Фер-Дуда и Эрнст Фер.
Однажды я слышала, как известный кинорежиссер Вим Вендерс описал то, что привлекает внимание людей. По его словам, существует «монополия на видимое». Ученые-бихевиористы, в том числе Даниэль Канеман, описали такой вид когнитивного искажения, как «предвзятость доступности» (availability bias). Такая модель мышления предполагает, что человек оценивает вероятность события по легкости, с которой примеры приходят ему на ум. Ученые отмечают, что такой тип мышления приводит к неверной оценке будущих рисков. Канеман показывает, как страх перед маловероятными событиями (например, террористической атакой) или нереалистичные надежды на будущие возможности (например, на выигрыш в лотерею) усиливаются за счет той легкости, с которой мы можем вообразить эти будущие сценарии.
Чем ярче и детальней мы можем представить будущее, тем больше нам кажется, что именно таким оно и будет.
Фильмы о террористических заговорах и чествование в СМИ победителей лотерей заостряют наше внимание на том, что происходит довольно редко. Поэтому мы боимся нападения акулы больше, чем поскользнуться в ванной или просто постареть. Мы считаем, что можем выиграть в лотерею, и недооцениваем опасность повышения уровня морей.
Когда речь заходит о стихийных бедствиях, может показаться, что интенсивное освещение их последствий в новостях заставит людей лучше к ним готовиться. И действительно, сразу же после штормов и землетрясений люди в пострадавших районах покупают больше страховок. Но информация о катастрофе лишь ненадолго заполоняет медиа и через некоторое время исчезает. Часто события не кажутся вероятными, если они происходили давно или далеко от нас. По прошествии нескольких лет люди в опасных зонах перестают покупать страховку, когда она может понадобиться им больше всего. Прогнозы сами по себе не напоминают нам, какой разрушительной может быть стихия, если к ее встрече не подготовиться. Больше пользы могла бы привести трансляция по новостям последствий прошлых катастроф, которые произошли в этом регионе.
Чтобы предупреждения работали эффективно, нужно задействовать воображение людей. Если мы не сможем использовать силу воображения нам на пользу, революция в научном прогнозировании может оказаться напрасной. Если мы не расширим свой взгляд на неизвестное, мы тем более не сможем предсказать угрозы, с которыми еще не сталкивалось человечество.
Дальновидность можно изучить и развить. Это качество присуще всем людям. И у ученых есть интересные предположения, почему и как нам удается думать о предстоящих событиях.
То, что люди в целом могут думать о будущем, несколько удивительно. Кажется, большинство животных используют любую возможность что-то получить, не раздумывая о последствиях. Воображение позволяет нам воспринимать то, что лежит за пределами наших чувств. Некоторые эволюционные психологи считают, что способность воображать будущее, возможно, и есть то, что отличает человека от других животных и позволяет нам побеждать более быстрых и сильных представителей животного мира.
Профессор Квинслендского университета Томас Зуддендорф исследовал истоки человеческой проспекции – способности творчески мыслить о будущих возможностях. Он считает, что людей отличает способность воображать сценарии, которые еще не произошли в реальности, и помещать в них себя. Это позволяет заглянуть в будущее через призму различных искушений, с которыми мы постоянно сталкиваемся в настоящем. Моделирование эпизода в будущем мотивирует нас уже сейчас продумывать стратегии, которые потом помогут одержать победу над противником. На протяжении всей истории нам приходилось быть хитрее других животных, поскольку мы не всегда могли обогнать или одолеть их.
В последние годы несколько исследователей, включая Зуддендорфа, выдвинули идею, что способность предвидеть будущее частично зависит от нашей памяти, то есть от способности перестраивать эпизоды из прошлого в нашем воображении. Чтобы понять, как это работает, представьте себя в моменте, который вы с нетерпением ждете в будущем. Возможно, это свадьба вашей дочери или вручение долгожданного диплома. А может быть, это ваше первое погружение с аквалангом или посещение Римского форума. Вероятно, вы можете вызвать эти образы как фильм, проецируемый на экран вашего сознания. Вы даже можете услышать слабый щебет птиц или аплодисменты толпы.
Только что я описала человеческую особенность, которую когнитивисты называют ментальным путешествием во времени: мы используем уже доступные нам воспоминания, чтобы переместиться в моменты будущего. Когда ваше сознание блуждает в будущем, вы перестраиваете образы и чувственные ощущения эпизодов из прошлого, которые вы испытали в детстве, видели в фильмах и на фотографиях, слышали в историях других людей. Вам не нужно было переживать именно эти моменты в прошлом, чтобы представить их в будущем.
В фантастическом мире, который Льюис Кэрролл изображает в «Алисе в Зазеркалье», Белая Королева говорит Алисе, что она помнит только будущее – что произойдет через две недели. В каком-то смысле, мы все тоже помним будущее. Чтобы представить то, что мы еще не пережили, наше мышление опирается на эпизодическую память, позволяющую вспоминать пережитые сцены целиком, а не только факты или навыки.
– Люди с тяжелыми формами амнезии, как правило, не могут представить ни эпизоды прошлого, ни будущего, – сказал мне Даниэль Шактер, профессор психологии в Гарварде. Они не справятся с задачей вспомнить свадьбу друга в прошлом году или представить свадьбу, на которую пойдут на следующей неделе. По мнению Шактера, это показывает, что в процессе эволюции люди развили способность помнить сцены из прошлого ради жизненно важного навыка воображать, какие потенциальные угрозы или возможности могут ждать впереди. Эта функция памяти может объяснить, почему нам не всегда легко вспоминать: почему свидетели преступления обвиняют не того человека или почему мы ссоримся с нашими супругами по поводу того, что именно произошло на том званом обеде семь лет назад. Главная задача памяти состоит в том, чтобы перепрофилировать прошлое в будущее, а не точно запоминать детали.