– Слышал, конечно.
– Мало ведать, нужно самому судьбы вершить. Сейчас споры поднялись, почему красные у белых Гражданскую выиграли. Потому что идея жила у красных. Пока белые думали, как богатства свои сберечь, имения, слуг, статус… голодранцы, которым нечего терять, но со злостью и идей, шли к победе. Злости в тебе… уж через края льётся, а с идеей поможем.
Гость снова наполнил бокалы вином. Взяв кубок со стола, Влад посмотрел на часы, всё по-прежнему: маятник качается, стрелки не двигаются.
– Ерунда это! – Неожиданно для себя выпалил парень, – я вон сколько читал брошюрки проходимцев, там тоже советы дельные, звучат красиво! На деле, в жизни – бред. Хорошо, есть у меня злость, идея, сила духа, а попал я один на один без оружия, с каким-нибудь здоровенным качком, который отморожен на всю голову! Ему моя идея до задницы, перешибёт меня, мелкого, одним плевком.
– Сим порадовал! – Повеселело явление, – сущие вопросы к месту. Вспомни, потомок, есть у тебя диковинная способность «колючего ока». Позабыл, а оно в тебе живёт, но таится.
– Не припомню, – нахмурился Влад, слегка пригубив вина.
Неожиданно похожий на отца ударил по лбу юнца, отчего последний «провалился» в воспоминания: наяву оказался в детстве.
Маленький Красильников на летних каникулах в деревне у бабушки: он уехал далеко от домика на велосипеде, набрал с горки хорошую скорость, не вошёл в поворот, упал. Из степи к нему бросилась стая одичавших псов. Школьник перепугался, затрусило всего и вдруг откуда-то из живота, его страх поднялся к горлу, затем к глазам, внезапно порыв выплеснулся наружу – на нападающих дворняг. Через долю секунды собаки бросились от Влада в разные стороны. Псы скулили так, будто за каждой из них с палкой гнался суровый хозяин, разбуженный лаем в полночь, после тяжёлого дня. Опасность миновала. Красильников поднял красную «Каму» и прихрамывая, покатил её обратно, в сторону деревни.
Навстречу с плетью в руках нёсся пастух – спешил на помощь ребёнку; едва тот хотел спросить, – «Ты в порядке, хлопец?» – как встретился со школьником взглядом и, отшатнувшись, упал в степную пыль.
– Што? Што у тебя с глазами?! – Прокричал поддатый старик.
Зажмурившись и помассировав веки левой, не ушибленной рукой, Влад ответил:
– Всё хорошо, дедуль! Собаки, видно, вас испугались. – И поволок велосипед к дому.
Подобное происходило с мальчиком ещё пару раз, когда он сильно боялся, но это давно прошло, Красильников совсем позабыл про те случаи.
– Освежил память?! – С нескрываемой гордостью поинтересовался гость.
– Теперь – да.
– Попробуй сей дар испытать на людях, тех, кто крупнее тебя. Если враг не боится, испугайся ты и выплесни робость на него самого! Остерегу: используй силу исключительно в тяжёлом положении, моральная сила, подобно физической – имеет предел! Мы поможем, развить тебе умение «колючего ока». Завтра отправляйся к Патрушеву, намекнёшь полковнику, мол, знаешь, кем отец был. Дальше сам сообразишь.
– Он разве не твой заклятый враг? – Вспомнил Влад, как милиционер дядя Коля гонялся за отцом.
– По легенде – да. По бытию – другом был… более того, он крёстный твой.
– Я крещён?!
– Да. Тогда не афишировали веры, а верили помаленьку. Христиане детей крестили в утайку, мусульмане обрезания делали – сие жизнь. Пора на сегодня расстаться, мы явимся к тебе позднее, главное, окно серое не тронь, да другим не позволяй, пусть остаётся таким, оно ключ к дверям между нами. Пойдёшь к Николаю, склоняйся к тому, что грезишь по стопам бати пойти. Пущай, в бригаду к Субботе тебя определит, сыскарь найдёт способ. Позже мы дополнительно подскажем… не забывай, заклинаю – идея превыше всего! Служить надобно великому, нетленному. До явления.
Влад проснулся на диване в кабинете, услышал: в замочную скважину входной двери вставили ключ. – «Мать пришла! – вскочил он, – блин, приснится же такое! Видать, переутомился. Сколько я проспал? Солнце в зените, вероятно, уже обед». – Владислав спрятал коробок с фотографиями, наградами отца и пистолетом под стол; вышел в коридор, встречать гостей.
Распахнутая дверь послала в квартиру едкий запах вымытых водой с хлоркой ступенек; через порог, держа в руках набитые продуктами авоськи, вошла мама с младшей сестрой (родители развелись незадолго до болезни отца, Влад остался с ним жить, Лена с матерью).
– Фух! – Выдохнула женщина, опустив ношу на пол, – чем у тебя так воняет? Влад, ты пил?!
Парень едва не воскликнул, – «Чего?! Только во сне с покойным отцом! Или…» – Евдокия Павловна продолжала:
– Владик, зачем так?! Для чего государство с пьянством борется? Надеюсь, не на улице бражничал? Ты не трудоустроен до сих пор, с института выгнали… милиция заметит выпивающим, на учёт поставят. – Мать, разувшись, прошла в комнату с серым окном.
Сестра, кинув ранец на тумбочку, шепнула брату:
– Я в зале «Вокруг света» полистаю? Наслушалась в дороге нравоучений, сам с ней справляйся.
– Хорошо, козюля.
Пройдя в кабинет, Евдокия Павловна обнаружила на письменном столе керосиновую лампу и пустую бутылку из-под «Агдама», здесь отчётливо ощущался запах серы вперемежку с керосином.
– Один пил? Что стряслось? – Развернулась женщина к сыну и отшатнулась от него, – глаза… изменились у тебя.
Влад зажмурился, помассировал веки, присел на диван.
– Не выспался просто. Ай… с Настей опять поругались…
– Ой, жалко, – положила мама руку на сердце, – сам, наверное, виноват… Настюша такая девочка хорошая, просто ангелок.
Да, Власова умела вводить окружающих в заблуждение искусно, врала так, что КГБ в её лице потеряло лучшего резидента! Немногие, знакомые с девушкой слишком близко, знали сущность стервы по-настоящему.
Владислав промолчал: объяснять, что случилось, не имело смысла – женщина не поверит его словам, про вечное враньё «ненаглядной», её измены.
– Помиримся, ничего страшного.
– С тобой точно всё хорошо? – Присела Евдокия Павловна рядом со старшеньким.
Красильникова сильно переживала за Влада, боялась: психические отклонения отца могут передаться по наследственной, а сейчас, с парнем явно творилось неладное. Материнское сердце шептало: дело не в алкоголе и не в Насте. Особенно волновала керосиновая лампа на дубовом столе, отчётливо помнила – выбрасывала её больше месяца назад в мусорный бак! Неужели сын копался там или, не дай бог, на свалке за городом? Женщина решила сменить тему, отвлечь первенца.
– Сестра твоя, совсем от рук отбилась! Батьки нет, так хоть ты на неё повлияй.
– Чего натворила?
– В школу ходить не хочет, каждое утро со скандалом собираемся.
– Ох! Я, можно подумать, в её возрасте туда рвался.
– Заявила надысь: «Давай уедим в деревню жить! Не люблю город» – мне кажется, её в школе обижают, сходил бы, заступился… хотя, какой с тебя заступник? Эх, жалко Игорька нету, бравый парень был! Он бы все вопросы вмиг решил. Ты никак навострился куда?
Влада всегда раздражали глупые вопросы: если он переодевается с домашней одежды в уличную, понятно же – собирается уходить.
– Ага, надо по делам.
– Надеюсь, на работу устраиваться, а не вино пить в подворотне?
– Можно и так сказать! – Резко дёрнул парень ворот рубахи, прикидывая в уме, что станет говорить дяде Коле – начальнику милиции города Водопьяновска Ростовской области.
Глава 2. Сирота
Игорь Сиротин вернулся в Водопьяновск осенью 89 – го. Он не погиб в Афгане, подобное случается на войне.
Нет, не томился в плену и не был ранен: тяжело заболел, подцепил неизвестный вирус. Поскольку до дембеля оставалось совсем ничего, да и войска выводили в Союз, бравый сержант скрывал недуг от командиров, переносил болячку на ногах, дабы не загреметь в госпиталь.
Однажды, перед выездом с колонной, боец свалился в обморок, дальше темнота… товарищи в спешном порядке определили Игоря в медсанбат, сами отправились выполнять задание. Ирония судьбы – это спасло жизнь Сироте; рота советских десантников попала в засаду… отсюда и похоронка домой.
На Родине сержант пару месяцев провёл в бреду по госпиталям. Светилы медицины считали, – «Не выкарабкается парень», – но организм молодой, сильный – служивый пришёл в себя. После осаждал военврачей, чтобы скорее выписали, доказывал, – «Я совершенно здоров!» – Оно понятно: если не болезнь, уж полгода, то и больше, как дома отдыхал.
Оказалось, всё непросто, во-первых, – никто не установил, какую именно болезнь перенёс сержант; во-вторых, – возникла путаница с документами. Умереть, оно быстро… «воскреснуть» – не всегда.
Сиротин писал домой, звонил – безуспешно. Пробовал отправлять весточку Власовой, которая обещала ждать из армии и не обозначилась ни разу… ответа не последовало.
Наконец, дембель приехал скорым поездом в родные края, вдохнув полной грудью с орденами летний воздух, Игорь поспешил искать близких. Снова разочарование: мать с отцом съехали, узнав о «смерти» сына. С друзьями тоже облом: кто в армию ушёл, кто учиться уехал и т. д. Оставался Влад Красильников, некогда лучший друг, но… после их плохого расставания на проводах Сироты (из-за Власовой), идти к нему десантник не решился.
Сержант запаса отправился ночевать на вокзал и по дороге, на свежевыкрашенной автобусной остановке встретил школьную учительницу, Ларису Ивановну. Она, словно родного, приобняла воспитанника, расцеловала, искренне радуясь встрече и «воскрешению» парня. Приютила на ночь, помогла через бесчисленное количество знакомых отыскать, куда переехали родители Сироты.
Игорю, при прощании со спасительницей, стало невольно стыдно за школьные годы, когда трепал нервы Ларисе Ивановне. – «Да! Учителя-педагоги, вы многому научили, всегда помогали и до последнего вздоха, не бросите нас, непутёвых!» – подумал дембель, махнув пожилой даме голубым беретом из форточки красного «Скотовоза».
Афганец пылил ботинками по деревенской дороге: душа кричала, радость предстоящей встречи с родными выхлёстывалась наружу, не сдержался – запел.
Не успел Игорь сориентироваться, постоянно вглядываясь то в мятую бумажку с адресом, то в таблички домов по улицам, как из-за спины на него с криком набросились. Сержант её не увидел сперва, почувствовал – мать!
– Я знала! Знала, – плакала, относительно молодая женщина, – ты жив! Столько времени у окна простояла, ждала, вот-вот сынок объявится… отец, тот не верил, говорил мне, старый дурак: «Смирись! Крепись… сын погиб Героем!» – А я ждала… ждала и дождалась.
Давали аккомпанементы радости их встречи всё: ветерок, солнце, небо; дворовые собаки, сбившись вокруг Сиротиных, игриво виляли хвостами, прыгали. Одна старушка, пришедшая к уличному колодцу посреди деревни, уронила вёдра, расплескав воду. Бабушка прислонила морщинистые ладони к лицу, заплакала. Она поняла суть происходящего – восторг солдата и его матери, вспомнила схожий эпизод из далёкого, Победного 45 – го. Когда после полученной похоронки, летом, в эту самую деревню вернулся её сын, без руки, израненный, зато живой.
Мать не отходила от Игоря целый день. Ночью, когда захмелевший от вечернего застолья с отцом и доброй половиной колхоза сержант лёг спать, женщина оставалась возле его кровати: тихо напевала колыбели, поглаживала по волосам, поправляла одеяло. До конца не верила в счастье – молитва услышана.
Дембель быстро освоился в деревне, почти не отдыхал, хотя родители уговаривали, – «Нет, спасибо! В Госпитале належался».
Устроился работать с отцом в поле. Невзирая на перенесённую болезнь, Игорь, трудившись на свежем воздухе, быстро набрал форму, хоть снова в бой.
Могучие широкие плечи и мускулы афганца ростом 190 сантиметров приняли прежний, грозный и красивый вид, в карих глазах заблестел радостный огонёк жизни, отросли густые русые волосы. В колхозе Сироту прозвали – «Илюша», по аналогии с русским богатырём, за его огромную комплекцию, большой кулак и сорок седьмой размер ноги.
Деревня афганцу нравилась: хорошие люди, просторный дом, небольшое хозяйство; красивые девушки, отзывчивые товарищи. Тем не менее через полгода «заныло под ложечкой», молодой ведь, тянуло в город, «покорять вершины». Распрощавшись с родителями, обещая часто навещать, Сирота отправился в Москву, благо, списался недавно с сослуживцем: тот звал к себе, обещал помочь устроиться.
Реальность обернулась иной – столица не оправдала надежд Игоря.
Меньше трёх лет не был в Союзе (деревню не брал в счёт), а так всё изменилось! Чего греха таить, Сиротин надеялся если не на почести, за службу Родине, то хоть на элементарное уважение… к нему же в большинстве своём, люди относились нехорошо, – «Мы вас туда не посылали!» – то и дело твердили афганцам зажравшиеся на волнах перестройки спекулянты, братки, красавицы.
– «Верните меня в мой Афган!» – стало душевным девизом Игоря в Москве.
Если иные граждане и относились к бравому десантнику нормально, то после знакомства, когда узнавали, что воевал, обязательно спрашивали, – «Ты убивал людей? А много? Тяжело стрелять в человека? Снятся загубленные души?»
Почему подобное всех интересует? Ответа сержант найти не мог. – «Какая вам разница? Что за мода доставать неудобными вопросами? Захотят – сами расскажут! А нет – так не лезьте в душу!»
Разумеется, Игорю приходилось убивать на той войне. Снились ли ему застреленные недруги или бои? Нет, к счастью – нет. Где-то слышал: лет через десять – двадцать, начнут мучить кошмары, а пока молодой, нечего переживать раньше времени. Правда, десантник запомнил первого поверженного «духа». Они спорили с ребятами, кто раньше из них это совершит, сколько врагов «нащёлкает» в раскалённых горах… пари выиграл Сиротин. Совесть не грызла, произошло всё на посту, в первом карауле: заметил движение в темноте и нажал на спусковой крючок. Расстояние неблизкое, опыта стрельбы мало, плюс сумерки, а попал! И наповал. Прапорщик тогда похвалил его, сказал, – «Не переживай, если бы не ты его, то он тебя и половину роты вдобавок».
Утром, когда Игорь подошёл близко к трупу «духа», немного пошатнуло. Тот лежал на камнях, с открытыми глазами, в неестественной позе; ветер беспокоил одежду убитого, песок на лице мертвеца… именно этот момент отпечатался в памяти сильно. Нет, жалко не было, просто испытал ранее неизведанное чувство, понять которое может лишь тот, кто прошёл через подобное.
Выбор у Сироты оставался невелик: продолжить жить в Москве и примкнуть к бригаде афганцев; вернуться к родителям, либо на малую родину – в Водопьяновск. Игорь избрал последнее. Тянуло именно туда, где родился и вырос, да и не нравилась сержанту столичная суета, столпотворения. Дома – самый раз! Не дыра, но и не миллионник, население более двухсот тысяч человек, полным ходом идёт расширение, процветание.
Проблема одна – к кому ехать? Родители в деревне, с друзьями давно не списывался, наверное, мало кто знает, что он жив. – «Да ладно! В Москве не пропал, дома и подавно устроюсь!»
Игорь лежал в постели с Настей Власовой: обнажённые тела обдавал лёгкий, майский сквознячок – девушка прислонила голову к могучей груди десантника, гладила его, что-то шептала, он не слушал.
Сирота вернулся в Водопьяновск месяц назад, в начале апреля 1990 – го года. Сориентировался быстро, нашёл подработку на некогда одноклассника, ныне кооператора, охранял того от местной шпаны, которая массово принялась играть в мафию. Проблем со вчерашними школьниками у сержанта не возникало, одна его богатырская внешность решала многие вопросы. Однако с теми, кто пришёл к шефу неделю назад… лучше не шутить. Времена нынче сильно изменились, кооператоров, недавних «спекулянтов», в народе не любили, в том числе и милиция, потому за них особо не впрягались. Вот и доили братки всех, кто занимался тем, что приносило прибыль «не за станком».