После многочасового перелета Хабаровск отнюдь не представлялся для Кима обычным советским городом. На Дальнем Востоке всё кажется вовсе не таким, как в остальном мире. Ведь это чудо – что среди гор, до вершины которых не в силах долететь птицы, и лесов, не имеющих видимого края, раскинулись жилые городские кварталы. Прелесть этого города необъяснима, его скрытое великолепие неосязаемо для простых очей, его затаенная красота, укрывшаяся под снежными покровами, казалось, только и ждала путника, которому по силам узреть ее, почувствовать всем сердцем. Ким не заметил, сколько прошло времени с тех пор, как они отбыли из аэропорта. Настолько мощно чары этого города овладели душой и разумом юноши.
И только к тому моменту, когда автомобиль стал сворачивать к месту своего прибытия, Ким на одну лишь секундочку внутренне задался вопросом: «А куда же его привезут для дальнейшего инструктажа и знакомства с будущими товарищами по экспедиции?» Надпись на красивом здании издали сама ответила молодому ученому. Как оказалось – в Хабаровский политехнический институт. «Волга» незаметно подъехала к заднему фасаду правого корпуса здания, держась на таком приличном расстоянии от главного входа, что студентам она просто не была заметна. Двери, около которых остановилась машина, окна этой части института и весь двор очень отличались от всего остального здания. Но отличались они не чем-то вызывающе кричащим, не было там ни людей из правительства, ни иных официальных лиц, ни громогласных приветствий, ни массы автомобилей. Они отличались тишиной.
Ким сразу догадался, что над этой частью здания изрядно потрудились и целью этих трудов как раз и было создание этой тишины и незаметности для любых, не имеющих отношения к экспедиции глаз. Шум студенческой жизни остался далеко позади, в самом институте. Эта тишина была непроницаемой, абсолютной. Нигде не было никакой ограды, но, что поразительно, не было видно и людей в округе – ни студентов, ни работников института, ни даже дворника, никого. Даже нечастые кусты и деревца, редко стоящие во дворе, не издавали звуков, даже маленькое дуновение ветерка не испытывал на себе воздух этого места. Окна снизу доверху были наглухо закрыты снаружи непроницаемой тканью нейтрального оттенка, похожего на бежевый. Лишь своими очертаниями напоминали они окна вблизи, но издалека в самом деле казалось, что это самые настоящие, ничем не прикрытые окна. Военный, встретивший Кима в аэропорту, выйдя из машины, услужливо открыл дверь Киму:
– Следуйте за мной, – вполголоса, вновь без эмоций, сказал мужчина.
Когда они подошли к зданию вплотную, оказалось, что деревянные двери с уже успевшей, наверное, от старости, пошелушиться краской, были крепко-накрепко закрыты, и даже нельзя было понять, снаружи или изнутри. Военный был, как и всегда, молчалив, он лишь поднес ладонь на расстояние нескольких сантиметров от дверей, даже не коснувшись их, как внутри что-то едва слышно щелкнуло. И тут взгляд Кима упал на кончики пальцев мужчины – и ладонь, и вся кисть его руки были лишены всяких складок и линий, похоже, что на подушечках пальцев не было отпечатков. Не менее интересными оказались и двери, отворившиеся почти незаметно и одновременно. Как оказалось, то, что видел Ким снаружи, было ничем иным, как искусно созданной ширмой. Ведь ветхие институтские деревянные двери – это был лишь первый «слой» этих врат. Затем шел металл толщиной должно быть сантиметров 55, сплав настолько необычный, что Ким не смог определить с виду его состав, ничего подобного ранее в своей жизни он не видел, коробка двери была из того же металла. Вообще, похоже, вся внутренняя часть здания, открывшаяся перед пришедшими, была не то металлической, не то обшитой какими-то чрезвычайно твердыми на вид нитями, состоящими из неизвестных Киму соединений и пластмасс.
И тут Ким стал свидетелем события если не столь же необычного, сколь всё, что его окружало, то как минимум привлекавшего к себе внимание. Как только закрылись двери, военный сразу же радостно вздохнул, словно от облегчения, и, повернувшись к Киму, весело сказал:
– Ну вот и прибыли, да не беспокойтесь вы так, товарищ Гнесин. В этом помещении вы в абсолютной безопасности. Поверьте, вы никогда за всю вашу жизнь не были так защищены от любой напасти, как здесь. Понимаю, всё это с непривычки может довольно сильно впечатлить. Знаю точно, очень быстро освоитесь, привыкнете. Уверен в этом. А вам в эту дверь. Вам всё расскажут.
– Спасибо, – кротко и радушно промолвил Ким. – Благодарю.
Военный столь же радушно отдал честь:
– Служу Советскому Союзу!
И, уходя в темноту помещения, заметил:
– А с вами, учеными, очень легко работать, удобно.
– Почему? – спросил, не понимая, в темноту Ким.
– Вы ведете себя очень тихо, это помогает в нашей работе.
– А… Это да.
– Да, и совсем не задаете никаких вопросов.
С этими словами военный скрылся в темноте, Ким даже не услышал звука шагов, как перед ним сама собою отворилась строгая дверь темного металлического оттенка. До этого Ким не замечал, что это дверь, – не видно было ни прорезей, ни створок, она казалось сплошной поверхностью со стеной, сотканной снаружи из тех самых нитей.
Отворилась навстречу великому будущему…
3
За отворившейся дверью Кима ожидал узкий и довольно длинный проход. И если потолок и пол этого прохода были столь же темными и из того же самого материала, что и остальное помещение, то стены его состояли из сплошных светлых панелей облачного оттенка. Точно на глаз определить было невероятно сложно, но казалось, что панели эти излучали едва заметное мягкое свечение. В самом конце прохода, шагах в двадцати, также находился целый массив свечения, но на этот раз голубоватого. Судя по своим очертаниям, этот массив напоминал дверь. Ким пошел вперед, и в тот миг, когда он находился от противоположного конца прохода в паре-тройке шагов, преграда из голубого света исчезла, словно ее никогда и не было.
Ким замедлил шаг, в открывшемся помещении показался сутуловатый худощавый мужчина пожилого возраста, облокотившийся на тумбу вполоборота от Кима. Внешность мужчина имел крайне незаурядную: длинные седые волосы его спадали ниже плеч, скромно облаченный в поношенный пиджак в елочку, надетый на обычную водолазку, выглядел он вполне в тон окружению. Неспешно развернувшись к Киму, мужчина воскликнул:
– А, товарищ Гнесин, вы как раз вовремя, без вас мы и не начали бы наше собрание, прошу вас, проходите, присаживайтесь за свободный стол.
Пройдя в просторное помещение, которое было освещено не более ярко, чем предыдущие, Ким сразу про себя отметил, что оно собою представляло правильный октагон – восьмиугольник. Проход, через который вошел в него Ким, находился прямо посередине одного из его углов. Круглая тумба, возле которой стоял мужчина, располагалась в центре. Напротив каждой из его граней стояли столы среднего размера, за которыми сидели молодые люди, как предположил Ким, его соратники по будущей экспедиции. Юноша присел за никем не занятый стол, находившийся сразу слева от него.
– И, раз все в сборе, предлагаю начать собрание. Но вначале спрошу у вас, хорошо ли все вы добрались до места? Вас всё устроило? И если с объективной точки зрения ответ мне известен, ваше личное мнение, субъективное, поверьте, очень хотелось бы знать.
– Хорошо, всё устроило, – кратко вполголоса хором ответили молодые люди.
Похоже было, что этот седовласый мужчина имел какое-то самое прямое отношение к науке. Это было видно по тому, как он говорит. Ким про себя вздохнул с облегчением – меньше всего хотелось ему видеть здесь военного или какого-нибудь министра. Поскольку уж слишком плохо понимали друг друга ученые и представители этих классов во все времена. Как ни странно, судя по речи, человек вызывал впечатление любознательного, пытливого ученого, на человеческие качества которого ничуть не повлияли годы.
– Ну вот и замечательно, – продолжал необычный человек. – Уют и взаимное добродушие – вот главные условия для ученых, вершащих революцию для человечества. Только так должна проходить идеальная научная работа, я всегда это говорил. Конечно, обстановка у нас с вами сейчас, товарищи, отнюдь не стандартная, не та, к которой все вы привыкли, но обстоятельства нас вынудили создать для вас именно такую. В самом начале позвольте мне представить вас друг другу? Знаю, до этого момента ни один из вас не знал друг друга в лицо, это тоже не что иное, как вынужденные меры.
Компания еще незнакомых друг с другом молодых ученых единодушно согласилась едва заметным дружным кивком.
– Итак, начнем, пожалуй, с юноши за правым столом от входа – Степан Ларсин, геохимик, лаборатория геохимии редких элементов горно-геологического института, Свердловск; Ярослав Котов, минералог, институт земной коры, Иркутск; Спартак Озимов, петрограф, институт геологии, Петрозаводск; Станислав Глинин, геоморфолог, Дальневосточный геологический институт, Владивосток; Карл Густафссон, географ, институт экологии и географии Казанского госуниверситета, Казань; Геннадий Кулимов, геокриолог, институт геологии, Сыктывкар; Анна Файн, генетик, кафедра генетики и селекции госуниверситета имени Жданова, Ленинград, и, наконец, самый младший из вас, Ким Гнесин, геолог, госуниверситет имени Ломоносова, Москва.
Думаю, на этом первоначальную фазу нашего собрания можно считать завершенной. Благодарю всех вас за сдержанность, понимание и терпение, проявленные во время вашего пути сюда. В последнее время вам пришлось столкнуться с вещами, которые не увидеть просто так, в обычной жизни, выходя из дома или возвращаясь с учебы. При этом ни один из вас не сказал ничего лишнего нашим сотрудникам, не задал ни одного вопроса. Это говорит мне о вашем профессионализме, еще раз подтверждает, что мы не зря подобрали именно вас для участия в нашей экспедиции. Но я подозреваю, что пытливость научного ума в вас побуждает всё же задать какие-либо вопросы. Сейчас для вас самое время получить на них ответы. Товарищи, давайте в свободном порядке, готов выслушать каждого из вас.
Первым задал вопрос Станислав, высокий молодой человек в джинсовой рубашке, слегка неряшливый с виду:
– А вы?
– Прошу прощения, а что я, Станислав? – спросил загадочный человек.
– Ну… Нас вы друг другу уже представили, а вы? Как нам к вам обращаться? Ведь непонятно, каким образом и как получилось, что… – и тут умная речь юноши пресеклась.
– Ах да, совсем забыл! Ну вот видите, и я в мои годы еще не потерял этот великий дар молодости – волноваться.
Часть ученой публики от души улыбнулась при этих словах. Вообще, свободный, человечный тон говорящего с ними неизвестного человека способствовал потеплению атмосферы в этой огромной комнате, обстановка была уже не такой сдержанной и строгой, как в самом начале.
– Зовут меня Аркадий Владимирович Андропов. Мою должность, звание и, как некоторые из вас могли догадаться по фамилии, происхождение, не раскрываю. Поверьте, и рад бы был, но у меня, как и у вас, свои инструкции и предписания, которые я не вправе нарушать. Скажу только, что организация, в которой я служу и которая осуществляет проведение экспедиции и подготовку к ней, строго засекречена. Мы не КГБ, как многие из вас могли подумать. Это всё, что вам следует знать обо мне сейчас, я провожаю вас всех в экспедицию, я же вас по ее истечении встречаю. Надеюсь, пройдут годы, и я смогу рассказать вам о себе побольше, когда-нибудь и в более домашней обстановке, но сейчас – только так.
Следующий вопрос был от Геннадия, единственного юноши, который на этом мероприятии был одет официально: строгие пиджак, галстук, брюки. Видя его, можно легко себе вообразить, что эти черты лица никогда не покинет почти наивная серьезность и строгость, даже спустя уже много месяцев, в экспедиции, когда хозяин их обрастет бородой и будет облачен в ватник и высоченные громоздкие сапоги.
– Аркадий Владимирович, когда я впервые услышал об экспедиции, о том, что меня выбрали, когда проходил обучение (да, скорее всего, и все мы), мне рассказывали в первую очередь о важности предстоящих исследований. О том, что человечество до сих пор никогда подобных изысканий не проводило. О том, что с огромной долей вероятности они произведут революцию в науке и жизни всех людей в мире. Но тогда отчего такая секретность? Почему не было освещения на высшем уровне? Ведь мы простые ученые и ничего плохого никому не хотим делать.
– Очень хороший вопрос, Геннадий, и, главное, своевременный. Думаю, после многочисленных подписок о неразглашении, на которых вы уже расписались, вам стоит знать. Вы изучили очень много материалов во время вашей подготовки и знаете, что та территория на востоке евразийской литосферной плиты, куда вы отправитесь, – это «Терра инкогнита» геологического мира. Мы даже не можем догадываться, какие уникальные богатства таят в себе эти земли. По степени загадочности с ними не в силах соперничать даже слабоизученное океанское и морское дно.
Одновременно это последнее белое пятно на карте мира. В мировой науке, как известно, нет сведений о том, что кто-то там уже побывал до сих пор. Вы будете первыми. В общем, ответ на ваш вопрос кроется вот в чём.
У нас с вами, товарищи, есть два фактора.
Первый: не только мы хотим на эти территории проникнуть. Не только наши геологи. Запад Тугуро-Чумиканского района – это единственное на нашей планете место, которое нельзя проанализировать с космического спутника. Если быть точным, этот край даже для космических наблюдений – единственное из белых пятен на земном шаре. Но космические спутники есть не только у нашей страны. И не только наши спутники не могут собрать данные об этих местах из космоса. А значит, не только правительство нашей страны может быть заинтересовано в потенциале данных исследований. Мы же не можем допустить, чтобы какие-либо развитые страны помимо Советского Союза имели возможность исследовать эти места. Или же проситься организовать объединенные, международные экспедиции и затем вовсю оспаривать находки. Конечно, на свою территорию мы их никогда не пустим, о возможном вторжении или угрозе шпионажа мы все можем не беспокоиться. Но и знать об этой экспедиции на земном шаре никто кроме нас с вами не должен, так гораздо лучше. Когда всё вот так тихо происходит. И мы с вами, товарищи, и наше начальство в Кремле может теперь лучше спать по ночам. И все советские люди, не зная, не догадываясь об этом, могут теперь по ночам лучше спать. Есть такая пословица, что в неведении состоит счастье, спорная весьма, на мой взгляд, но сейчас, думаю, именно она служит всем нам хорошую службу.
Ну и второй фактор: вы ведь все прекрасно знаете о теории дрейфа материков Альфреда Вегенера – земная кора нашей планеты поделена на несколько громадных по площади участков, которые движутся относительно друг друга, незаметно для всего человечества, но движутся. В частности, Тихий океан с каждым годом сужается на 10 сантиметров. Мы опасаемся, что дрейф может катастрофически повлиять на геологическую обстановку края. Возможно, того, что было пять лет назад, спустя два года мы там уже никогда не увидим. Поэтому мы не вправе рисковать, и главной задачей было подготовить, снарядить и отправить вас туда как можно скорее, пока еще не наступили возможные необратимые изменения в тех местах. А в случае, когда все происходит в торжественной, открытой, официальной обстановке, – неизбежно требуется гораздо больше времени. Из-за этого такая секретность, помимо прочих причин.