«С вами все хорошо?», – Елена Владимировна протягивала Голякову бинт.
– Жить можно, – успокоил ее мужчина.
Секретарь шефа, увидев смелость и решительность, с которой Голяков бросился спасать конвоира, вдруг стала относиться к Владимиру с материнской заботой. Она сбегала к себе в кабинет, вскрыла аптечку и принесла Владимиру бинт и перекись. Перевязала ему руку – ловко и плотно перетянула ладонь бинтом, завязав вокруг запястья дурацкий бантик.
– Ловко вы! – Похвалил перевязку Голяков, и благодарно улыбнулся ей.
В коридор вышел начальник отделения полиции Зимин. Он пропустил всю сцену и увидел только Голякова, рядом с которым стояла его секретарша.
Зимин резко окликнул Владимира: «Голяков, ко мне в кабинет, живо!» – развернулся и быстро вошел в свой кабинет.
«Спасибо вам большое, Елена Владимировна!» – поблагодарил Голяков оказавшую ему первую помощь женщину.
– Будьте здоровы, – улыбнулась она в ответ.
Голяков прошел в приемную, приподнял раненную руку к двери, чтобы постучать, но, передумал, и без стука вошел в кабинет начальника отделения.
***
Через огромные окна в кабинет проникал яркий солнечный свет так, что лучи попадали как раз в глаза входящему. Владимиру пришлось прищуриться. Когда он привык к яркому свету, то в очередной раз отметил, что его начальник весьма неплохо устроился. Просторный кабинет был обшит дубовыми панелями, у стены стоял солидный кожаный диван, а напротив огромного дубового стола висел большой телевизор. Над вместительным кожаным креслом в строгой золоченой рамке – портрет президента России, а вокруг него – фотографии помельче, других важных политических персон. В дубовых шкафах за стеклом виднелись памятные подарки, кубки, флаги.
Начальник отделения был такой же основательный, как его кабинет, – холеный, коренастый, плотного телосложения жгучий брюнет с пронзительными карими глазами в идеально выглаженном шерстяном темно-синем костюме, белоснежной рубашке, и красном галстуке, который он только что снял и аккуратно сложил на стол. Теперь Зимин перебирал папки на столе.
Голяков сел на один из стульев за столом для совещаний и выжидающе уставился на начальника. Несколько минут прошло в напряженной тишине. Тут Владимир не выдержал и спросил: «Вызывали?»
– Что у тебя с рукой? – нахмурил брови Зимин.
– Да царапина, – отмахнулся Голяков.
– Скажи мне, у тебя все в порядке? – тон шефа не предвещал ничего хорошего.
– Вроде как да, – пожал плечами Владимир.
– Тогда ответь, чем занята твоя голова? Почему раскрываемость преступлений падает? За прошедший месяц пять нераскрытых дел! Я терплю тебя пока. Потому что помню, что ты был лучшим следователем. Мы с твоим отцом были лучшими друзьями, земля ему пухом. Почему задержка с раскрытием дела ювелирки? – Зимин смотрел на Голякова с нетерпеливым ожиданием.
– Нет зацепок, – коротко ответил Владимир.
– Так, – Зимин указал на стол, на котором лежали папки, – видишь дела? Вот они все без зацепок. Что случилось? Ты был лучшим в отделе, а теперь, что, нюх совсем потерял?
– Понял. – Владимир подошел и взял со стола начальника папки приготовленные для него. Пойду? – Владимир устало вздохнул.
– Погоди! Каждый чего-то хочет, а вот работать не хочет никто. Понимаешь, майор, работать! – Зимин нарочито громко выделил слово «работать». – И еще, – добавил он, – привёл бы ты себя в порядок. Уже неделю вижу тебя небритым, да еще с похмелья на работе.
– Понял, исправлюсь, – пообещал Голяков, понимая, что замечание ему сделано по существу. Неприятно конечно ему было, когда его, взрослого мужика, как юнца носом в недочеты тычут. Да, действительно, он с этим вполне мог согласиться, внешний вид не очень, но, он и сам это видит, что-то подкосило его, словно вышибло из колеи.
– Что бы сказал твой отец. Ладно. – Начальник обреченно махнул рукой. – У меня это дело с кражей ювелирки знаешь где? – Зимин постучал себя ребром ладони поперек горла и, стукнул кулаком по столешнице. Шумно отодвинув стул, встал из-за стола и нервно прошелся по кабинету.
Владимир, глядя на Зимина, отметил, что в его ботинках, как в черном зеркале отражались блики от ламп дневного света, так они были начищены. «Как у кота яйца», – подумал он и быстро спрятал ноги в грязных кроссовках под стол, пока его и за это не пропесочили.
Наливая себе воду из графина, Зимин произнес:
– Другое время сейчас, майор, другое. Раньше воры хоть по понятиям жили, а теперь полно ублюдков, психопатов. Каждый день пачками пропадают люди, и никто не знает – куда.
Зимин подошёл к окну и стал наблюдать, как сникшего, повязанного наручниками Колю сажают в автозак.
– Люди стали злее. Им теперь все равно, что сделать, кого убить. Такое ощущение, что это стало так легко. Мир изменился.
Зимин грузно опустился в кресло. Оно продавилось под весом тело и издало неприятный звук.
Владимир улыбнулся, лукаво исподлобья посмотрел на шефа, «с таким троном только подчиненных и принимать», но вслух, согласился с шефом:
– Мир стал жестоким, и люди ожесточились. Но не все, – справедливости ради добавил он.
– Да, ты прав. Прошу тебя, ты же хитрый лис, раскрой ты дело по ювелирке!
– Я пошел? – Спросил Владимир.
– Все, свободен! – Зимин углубился в бумаги.
– Товарищ полковник, сделаю все возможное, – Владимир повернулся к выходу.
– Да, да. Делай. Да поскорее.
Голяков вышел из приемной и стремительно направился по коридору к своему кабинету. Вслед за ним вышла Елена Владимировна: «Голяков! Володя!»
Голяков остановился и, сбавив шаг, пошел обратно, на ходу поглаживая свою забинтованную руку – было больно, рана горела и саднила.
– Да, Елена Владимировна, – сказал Голяков, гадая, что же от него хотят.
– Звонили с кладбища от сторожа, – тихо сообщила секретарь Зимина.
– С какого кладбища? – не понял Владимир.
– Сторож сказал, что у могилы твоего отца уже два дня подряд сидит какой-то дед. Он говорит, что этот дед вообще никак не реагирует на него. Не сказал ни слова, – продолжила секретарь шефа.
– Странно, – пожав плечами, удивился Голяков, – чего ему надо? Придётся поехать, – вздохнул он.
– Поезжай, я тебя прикрою, – пообещала Елена Владимировна.
Голяков поблагодарил женщину и направился к выходу.
***
На улице у подъезда курили коллеги Владимира. Шумно обсуждали события дня, футбол, политику, погоду. Голяков подошёл к своему другу.
– Слушай, Сань, есть служебная тачка на ходу? Очень нужно.
– Пойди у дежурного ключ возьми, номер 13. Машина вот, – Саша указал на стоящую у ворот машину.
Голяков побежал за ключом. Сел в машину, завёл ее и, сделав резкий поворот, выехал за ворота. Он быстро проехал по центру города, свернул на шоссе, объехал кладбище и остановился у въезда. Затем вышел из машины и огляделся вокруг: над кладбищем собирались черные дождевые тучи. Где-то далеко слышались раскаты грома. Площадка перед кладбищем была пуста. Ни автобусов с похоронными процессиями, ни бабушек, продающих цветы, ни нищих – никого в этот день тут не было. Голяков зашел в ворота, подошел к будке сторожа.
– Как жизнь? – поинтересовался сотрудник полиции.
– Да все потихоньку, Владимир Семёнович, – прищурившись, ответил сторож.
– Что случилось? Вы мне на работу звонили?
– Да, звонил. Старик какой-то странный у могилы вашего отца, – обеспокоенно сказал сторож.
– Спасибо вам. Пойду, посмотрю.
Голяков шел по аллеям кладбища. У большинства людей в таких местах рождаются мысли о жизни, о смерти, а Владимир думал о работе. Машинально он оглядывал плиты с надписями. Какие-то слова было уже не разобрать, а какие-то были видны вполне отчетливо. На ходу ему удавалось прочесть некоторые из них.
Голяков дошёл до могилы отца и увидел на скамейке пожилого человека в одежде бордового цвета. Владимир наморщил лоб, вспоминая, где он раньше видел такую одежду.
– Добрый день вам, дедушка, – вежливо поздоровался Голяков.
Ответа не последовало. Он подошёл ближе.
– С вами все в порядке? – Владимир сделал вторую попытку начать разговор.
– Порядок. Да, порядок может быть разным, – немого задумавшись, загадочно промолвил старик.
– Вы ждёте кого-то? – спросил недоумевающий Голяков.
– Тот, кого я ждал, уже пришёл, – многозначительно проговорил незнакомец и посмотрел на Владимира.
Владимир озадаченно посмотрел на старика. Все происходящее напоминало ему театральную постановку. Только в этой постановке сценой выступала могила его отца, зрителей не было, а в роли актера, находящегося на авансцене, был он сам. Резко дул ветер. Не любил Голяков загадок там, где он их не ждал. Он сдержал в себе волну раздражения, и решил продолжить разговор с необычным человеком.
– Что вы тут делаете, дедушка? – спросил мужчина.
– Друга навестить пришёл, – спокойно ответил чудной старик.
– Я сын покойного, у могилы которого вы стоите, – сказал сбитый с толку Владимир.
– Я вижу. Вы похожи на вашего отца, – сказал человек в бордовой одежде, сохраняя бесстрастное выражение лица.
– Вы знали моего отца? – немного взволнованно поинтересовался Голяков.
– Он был мне другом. В тяжелое время мы познакомились! Вот теперь сына друга увидел, – голос незнакомца немного дрогнул.
– Рад знакомству. А что вы тут делаете столько дней у его могилы? – удивленно спросил Владимир.
– Я ждал, – странный посетитель кладбища задумчиво посмотрел на небо.
Голяков подошел к скамейке и сел рядом с собеседником. Достал пачку сигарет и закурил. Старик задержал взгляд на пачке, и Владимир заметил это. Немного смутившись от его взгляда, Голяков потушил сигарету, бросил ее на землю и втоптал в зелень, затем убрал и всю пачку в карман.
– Давно я не приходил сюда, – с сожалением в голосе сказал Голяков.
– Тяжело вздыхаешь, Владимир Семёнович. На душе у тебя неспокойно, – мягко сказал старик.
Голяков посмотрел на него. Странный человек продолжил:
– Меня зовут Жамсо, и я обязан жизнью твоему отцу.
– Он был хорошим человеком. Помогал, кому мог, – сказал Владимир, вспоминая отца.
– Я здесь, чтоб поговорить с тобой, Владимир Се…
– Можно просто Владимир, договорились? – перебил старика Голяков и протянул ему руку в знак приветствия. Они пожали руки, Жамсо заметил повязку на другой руке полицейского.
– Поговорить о чем? – спросил заинтригованный мужчина.
– Я хочу тебе напомнить, или рассказать, кем был твой отец. В свое время, он спас меня от смерти. Было трудное время, но твой отец изменил ход событий, изменил карму всех своих близких, – Жамсо прикрыл глаза, уйдя в воспоминания.
– Хорошо, дед, рассказывай. Времени у меня много, – сказал Владимир, пытаясь устроиться поудобнее на узкой деревянной скамье.
– Времени много не бывает. Твой отец рисковал своей жизнью, чтобы спасти меня и еще девятнадцать моих друзей. В ГУЛАГе приказали расстрелять всех монахов, а твой отец отважился спасти нас. Он указал путь для побега и прикрывал нас, пока мы не спаслись, – рассказывал старик.
Владимир, наконец, вспомнил, где он видел такую одежду. Его осенило, что подобное бордовое одеяние носят буддийские монахи. И тут он с некоторым смущением в голосе оттого, что не знал, как обращаться к ламе, произнес: «У меня есть хорошая идея. Давайте поедем ко мне. Выпьем чаю, и вы расскажете мне свою историю. А то, сами видите, скоро дождь начнётся»
Как только Голяков сказал это, то вспомнил, что дома у него сын, с которым он в ссоре.
– Я поеду к тебе, когда в доме твоём будет тепло, светло и уютно, – пообещал Жамсо, – и помирись со своим сыном для начала.
– Подождите. Вы знаете про Славу? – очень удивился Владимир.
– Монахи многое знают, мальчик мой. А теперь отвези меня на станцию, чтобы я успел на поезд, – попросил Лама.
– Но откуда вы знаете про сына? – не унимался Голяков.
– Я общаюсь с твоими предками. Они все про тебя знают: и хорошее, и плохое. Больше нет времени ждать, если мы не хотим намокнуть, – Жамсо поднялся со скамейки и направился к выходу.
Капля с неба упала на Голякова.
– Идем. Машина там, – сказал Владимир, указывая головой в сторону служебного автомобиля.
Быстрым шагом они направились к выходу. Там их ждал сторож. Владимир прошёл мимо, на ходу поблагодарив бдительного работника и пожав ему руку.
Как только новые знакомые подошли к машине и монах сел в открытую Владимиром дверь, начался сильный дождь. Голяков промок до нитки за пару секунд, пока бежал вокруг машины, а на монахе не было ни капли воды.
Владимир завел машину и поехал. Ливень хлестал так, что дворники машины с трудом справлялись с потоком воды. Всю дорогу до вокзала монах молчал, а Голяков время от времени с любопытством поглядывал на него. Как только они подъехали к станции, дождь прекратился. Монах, не дожидаясь Голякова, быстро вышел из машины. Владимир заглушил двигатель и быстро пошел за монахом, догнал его. На ходу они договорили:
– Я чувствую, что у тебя на работе проблемы, – задумчиво произнес Жамсо.
– Да ничего страшного. Справлюсь. Вы куда дальше? – Владимир не хотел обсуждать рабочие будни.
– В дацан. А то, что ты ищешь, найдешь под белым камнем, что на дне реки. В том месте у речки изгиб и над утёсом дерево растёт, – сказал монах.
– Что? Что я ищу? Откуда вы это знаете? – в который раз удивился Владимир.
– Монахи многое знают, – повторил Жамсо, – надеюсь, ты найдёшь в себе силы исправить свою карму. Возможно, мы больше не увидимся. Удачи тебе, сын Голякова. Не провожай меня дальше.
Жамсо пожал Владимиру руку, повернулся и вошел в здание вокзала. Владимир еще несколько секунд стоял и смотрел ему вслед.
***
Внезапно опять начался дождь. Голяков, как мог быстро, побежал к машине и, тихо ругаясь, весь мокрый до нитки уже второй раз за этот странный день, сел в салон автомобиля.
Дождь барабанил по стеклу, а Владимир, сидя за рулем, прокручивал в голове слова монаха: «Под белым камнем… В том месте у речки изгиб, и над утёсом дерево растёт». Внезапно Голяков ясно, как в кино, вспомнил место, где они схватили подозреваемого по делу о ювелирке. Парк. Набережная, возле берега ходят отдыхающие люди, по тротуару бежит подозреваемый. Голяков догоняет, и арестовывает его. Тот не особо сопротивляется, но все время задержания, поглядывает в одну сторону. Владимир мысленно задал ему вопрос: «Куда же ты смотришь?»
Голяков остановил машину и начал вспоминать. Как фильм по кадрам, он прокручивал сцену задержания. Голяков будто увидел в какую сторону смотрел преступник, там было дерево на берегу реки. Изгиб. Белый камень. Владимир пробормотал: «Не может быть…»
Будто очнувшись, Голяков быстро завел машину. Ногу на педаль газа. Руль в сторону. Владимир быстро доехал до парка. Дождь стих, блестели и переливались мокрые асфальтовые дорожки, в парке после ливня было безлюдно и тихо. Владимир выбежал из машины, пронесся до реки и остановился на том месте, где задерживали преступника. Повернул голову в ту сторону, куда смотрел преступник, увидел дерево. Стремительно бросился туда и остановился у самого ствола, не веря своей удаче. Возле дерева под обрывом лежал белый камень. Голяков спустился к нему, с усилием сдвинул в сторону валун и увидел прикопанный в землю бидон. «Ай да монах. Ну, монах… Ну дед!» – восхищенно прошептал он. Владимир вызвал наряд. Минут через десять приехали полицейские, понятые. Оформили находку, осмотрели камень, опечатали бидон, который оказался полон золотых украшений. Когда все документы были оформлены и подписаны, Голяков попрощался с коллегами.
Времени было уже почти восемь вечера. Владимир набрал номер начальника отделения, доложил ему о находке. Получил поздравления. Потом он поговорил с приятелем, который одолжил ему служебную машину – договорился, что вернет ее завтра. Теперь можно было ехать домой.