Цыганка посмотрела прямо в ее глаза и сказала:
– Медсестра.
– Да, – подтвердила Ксения. – Я в больнице работаю, а откуда вы знаете?
– Лекарством от тебя за версту пахнет и больницей, ни с чем этот запах не спутать, – ответила Зухра.
– Я… – начала Ксения, но Зухра, поднеся указательный палец к губам, приказала ей замолчать. Встала со своего места и, подойдя со спины, сунула в ее волосы мягкую пухлую ладонь, пошевелила в волосах пальцами.
У Ксении в голове помутилось.
– Сватается?
– Да, – робко ответила Ксения.
– Он не ровня тебе! – покачала головой Зухра. – Далеко не ровня.
– Ровня, не ровня, а мне уже тридцать. Где я в нашем городке себе ровню найду? Тем более, новая власть нас не жалует. А у него хоть деньги есть!
– Так и ты зарабатываешь сама, – сказала Зухра.
Ксения почувствовала себя совсем униженно и неловко, под пристальным взглядом Зухры она съежилась и, словно оправдываясь, продолжила:
– Нам в больнице продукты стали давать вместо денег. Одежда, обувь износились. Дом не на что ремонтировать, дедушка совсем старый стал, случись что, и лечить не на что, только с виду все кажется благополучным, а на самом деле ничего хорошего.
Зухра взяла со стола сало, принесенное Ксенией, повертела его в руке, как бы прикидывая, сколько в нём весу, и произнесла:
– Ладно, сиди тихо, я посмотрю, что тебя ждёт с этим мужчиной.
Ксения достала из сумочки фото Василия, которое неделю назад выпросила у его сестры Галины, сказав, что хочет показать снимок родственникам, потому как Вася уже давно сватается, и пора ему что-то ответить. Сестра дала семейный фотографический портрет, на котором были изображены Вася, Галина и их покойная мать Анастасия Семёновна. Дала с условием, что через день карточка будет возвращена.
– Вот он, – протянула Ксения фото.
– Этого не надо, убери, – прошептала цыганка.
Ксения так же робко сунула снимок обратно в сумочку. Зухра молча зажгла длинную черную свечу и, взяв в руки замусоленную колоду карт, слегка перетасовала ее. Выложив карты рубашкой вверх, в форме большого квадрата, она стала что-то шептать и словно в считалочке тыкать пальцем, открывая те карты, на которых оканчивался счет.
– Ксения! – посмотрела она ей в глаза.
– Да! – кивнула Ксения.
Цыганка снова начала бубнить и продолжила свой странный ритуал по открытию карт.
– Василий!
– Да, – снова подтвердила Ксения.
Зухра взяла с полки толстую книгу, и, пересчитав раскрытые карты, открыла ее на необходимой странице.
– Мать твоя умерла рано, но за дедушку ты зря волнуешься, у него век долгий.
Ксения облегченно вздохнула, и суровое лицо Зухры стало мягче, она улыбнулась и добавила:
– Он еще правнука понянчит.
Потом Зухра перевернула страницу и, уткнувшись в странные знаки, нахмурилась.
– Да, дочка, – покачала головой Зухра. – Кем он работает?
– Комсомольский работник в объединённом государственно-политическом управлении.
– Помучает он тебя. Ну-ка, дай мне его фото.
Ксения снова достала фото Василия.
Разглядывая снимок, Зухра спросила:
– Как его фамилия?
– Щемилов.
– Щемилов, – повторила Зухра.
– Да, Василий Сергеевич Щемилов.
– Знаешь, что такое щемило?
– Нет.
– Это тиски, в которые защемляют что-то.
– Ну и что? – не поняла Ксения намека.
– А то, – пояснила Зухра. – Фамилия – это родовой знак каждого человека, который действует на личность, оказывает влияние на судьбу, формирует характер….
– Как действует? – наивно спросила Ксения.
– Любит он, человек с такой фамилией, защемлять кого-то, мучить, угнетать, самоутверждается он в своей жизни через страдания других людей.
– Он что, и меня будет мучить?
– Непосредственно своими руками тебя он мучить не будет, но, обижая других людей, создавая им неприятные ситуации, злорадствуя и наслаждаясь своим влиянием на них, он будет получать от обиженных людей ответные удары. Иногда они будут в виде проклятий, которые обязательно окажут воздействие на окружающих. В результате в доме будет всё рушиться, домочадцев посетят недуги, и так далее, и тому подобное.
– А дети у нас будут?
Зухра вынула из кармана цветастой юбки другую замусоленную колоду карт. Вручила её Ксении и сказала:
– Перемешай, думай о нем, о себе, правой рукой сними сверху. И отдай колоду мне.
На резной стол полетели цветные карты, каких Ксения еще ни разу не видела. На них были изображены дамы, короли, львы, повешенный за ногу человек, опрокидывающаяся башня, другие замысловатые фигуры.
Посмотрев на карты, гадалка сказала:
– Жизнь у тебя очень сильно изменится. Сама не рада будешь. Родишь мальчика после переезда в другой город.
Старуха откинулась на спинку деревянного стула, прикрыла глаза рукой, словно собралась спать, и внезапно закончила предсказание словами:
– Вот всё, что я вижу.
– Все? – переспросила Ксения.
Цыганка помахала рукой, давая понять, что она свободна. Ксения поблагодарила ее и вышла из комнаты.
Домой Ксения также шла пешком, не спеша, машинально перебирая ногами, так как все ее мысли были заняты пророчествами Зухры, и в ушах звучали слова:
– Карты не то, что люди, они не врут, всегда все верно предсказывают.
Ксения пыталась вспомнить каждое слово, оброненное Зухрой, проанализировать и сопоставить предсказания с реальностью, и в голове вихрем крутились противоречивые мысли: «А зачем нужна мне такая судьба, не лучше ли жить одной?» и тут же в противовес всплывала другая, ни менее логичная – «А может, Зухра ошибается? Ведь так, как Вася, на меня никто не смотрит и никогда раньше не смотрел!?» «Если жить одной, значит, остаться бездетной, не узнать радости материнства – а это всё равно, что и не жить вовсе».
Гадание у цыганки не помогло принять решение, наоборот, Ксения запуталась окончательно и теперь не знала, что делать дальше. По дороге домой она, не сдержав нахлынувших эмоций, поплакала, но когда подошла к городу – взяла себя в руки. Воскресенье заканчивалось, а дел еще много, да и дедушка ждал ее дома, а его огорчать она вовсе не хотела.
Через день Василий встретил Ксению у дверей больницы после работы и навязался проводить её домой. Ксения не сильно сопротивлялась, но и не взяла его под руку, которую он галантно предложил ей, а шла рядом как просто знакомая: вроде и давая повод для дальнейших действий, а вроде отказываясь от ухаживаний. Когда они проходили по аллее городского парка мимо цветочного ларька, продавщица стала настойчиво уговаривать кавалера купить своей даме букет, и Василий решил приобрести цветы для возлюбленной и остановился.
Ксения, понимая, что подарки могут поставить ее в зависимость от него, стала активно отказываться:
– Нет-нет, не стоит на меня тратиться, наши отношения не так близки, чтобы дарить мне цветы.
Василий посмотрел на Ксению с ухмылкой и сказал:
– Меня повысили, я теперь при новой должности, начальник Шестого отдела, а ты говоришь о таких мелочах и тем самым ставишь меня в неловкое положение, и… – он немного затянул паузу, раздумывая. – Это тебя ни к чему не обязывает.
Он купил цветы, демонстративно не взял сдачу у продавщицы и преподнёс букет Ксении.
Она растерялась, ведь он сделал не так, как хотела она, но, приняв букет, попросила:
– Вы, Василий, мне, пожалуйста, больше цветы не дарите.
– Почему, Ксения Петровна? Я ведь не просто так погулять с вами, – Василий пристально посмотрел в ее глаза. – Я жениться на вас намерен, и вы об этом отлично знаете. Я очень серьезно настроен создать с вами крепкую семью.
Ксения почувствовала некую неловкость от его пристального взгляда и от уверенности, с которой он говорил.
– Не хочу обнадёживать вас! – тихо произнесла она.
Эти слова не смутили Щемилова, он подставил Ксении свой локоть, и она уже не посмела увернуться от этого жеста, и ее ладонь робко легла на его руку. Они замолчали, Василий будто осторожничал, боясь спугнуть ее, а она автоматически шла рядом, ведомая им, как собачка на поводке. Когда они подошли к дому Ксении, Щемилов крепко обнял ее за талию и попытался поцеловать. Губы его уже приблизились к её губам, прильнули к ним, но в этот момент молодая женщина резко оттолкнула его и одарила хлесткой пощёчиной. Затем она швырнула в него букет цветов и быстро убежала за калитку, скрывшись в своем доме как в убежище. Растерянный Василий остался стоять у ворот и несколько минут, потирая щеку, злобно смотрел в окна дома Никольских. Букет цветов, рассыпавшись, лежал у его ног, а щека горела.
На следующий день утром, не успела Ксения заступить на смену в больнице, ее вызвала к телефону старшая медсестра Клавдия Николаевна и сказала:
– Кто-то из ОГПУ вас спрашивает.
Ксения взяла трубку и услышала голос Василия:
– Ксения Петровна! Приглашаю вас сегодня…, – начал говорить он.
– Зачем вы звоните мне на работу? – резко перебила Ксения.
– Затем, чтобы в вашей больнице знали, что у вас есть надежный друг, который работает в ОГПУ.
– Теперь узнали. Больше не звоните, пожалуйста, сюда. И вообще, – слегка повысила Ксения голос. – Оставьте меня в покое!
– А вы мне, Ксения Петровна, не грубите, а то ведь я тоже могу ответить взаимностью и больно сделать.
– И что же вы сделаете?
– Посадить, скажем, можно кое-кого. К примеру, Григория Акимовича за то, что он в церковном хоре поёт.
Ксения опешила от такого вероломного заявления ухажера. Она побледнела и, не найдя ответа, опустила телефонную трубку на рычаг аппарата. После чего присела на табуретку, которая стояла рядом со столиком, и попыталась навести порядок в мыслях, выстраивая происходящие события в единую логическую цепочку. Но сделать это у Ксении не получилось, так как ей внезапно стало тяжело дышать, и мир стремительно завертелся вокруг.
Клавдия Николаевна не успела уйти далеко и увидела, что Ксения получила какое-то неприятное известие и побледнела. Она вернулась к своей коллеге, заботливо налила из графина в стакан воды и подала ей.
– Тебе плохо? – участливо спросила старшая медсестра и, не дожидаясь ответа, брызнула Ксении в лицо холодной водой.
– Родственник звонил, – соврала она. – Дедушке плохо, можно я домой хоть на полдня пойду?
– Что же, конечно идите, берегите себя и дедушку, Ксения Петровна.
Ксения быстро сняла медицинский халат, накинула на голову легкий газовый платочек и направилась домой. На улице в тени деревьев дышать стало легче, хотя все равно было очень страшно. Ужас от сказанных Василием слов все больше заползал в ее душу, и она, не помня себя от тревоги за дедушку, сначала ускорила шаг, а потом побежала. В ее голове громко звучали злобные слова: «Посадить… Григория Акимовича за то, что он в церковном хоре поёт».
Дома она залетела в свою комнату, прямо в одежде упала на кровать и разрыдалась.
На всхлипывания Ксении вышел обеспокоенный дедушка.
– Ну-ну, внученька, что случилась? – спросил он.
Ксения поднялась с кровати и, обняв деда, сказала:
– Давай уедем из города.
Григорий Акимович похлопал ее ладонью по спине.
– Успокойся, для начала объясни, что произошло.
– Обещай, что уедешь! – требовала сквозь слёзы Ксения.
– Давай рассказывай, потом посмотрим, что делать, если обстоятельства будут требовать того, то уедем.
Ксения все подробно пересказала.
– Щемилов проходу не дает и, получив от меня отказ, теперь шантажирует. Он сказал, что тебя посадит за то, что ты набожный очень.
Григорий Акимович хотя и подбадривал внучку, а все же понимал, что Щемилов в силу своего поганого характера действительно может все так обустроить.
– Беги, не беги от этой проблемы, а у Щемилова власть в руках. Он как пес паршивый, следом будет волочиться. Далеко ноги от него не унесешь, и если уж он намерился жениться на тебе, внученька, то любыми путями своего добьется, и самое обидное для меня то, что в силу своей старости я не могу даже дать физический отпор этому наглецу, – вздохнул дедушка.
– Может, уедем? – прижалась Ксения к его плечу.
– Надо решить куда, посчитать, сколько понадобится денег. Затем взять в долг у кого-то… Но всё это решаемые вопросы, а вот будет ли от этого толк?
– Я этого очень хочу, дедушка, в этом городе он мне прохода не даст! – ответила Ксения.
– Так ведь, внученька, он за тобой и в другой город поехать может, у него на то есть возможности.
– Может, дедушка, может, – вздохнула Ксения, осознавая, что ей предстоит пережить, если Василий начнет мотаться за ней по всей стране, но все равно стоит попытаться сделать хоть что-нибудь.
Весь день они обсуждали подробности возможного переезда и трудности, с которыми предстоит столкнуться. Они решили, что лучше всего поехать в Самару, так как там жила двоюродная сестра Григория Акимовича, которая определённо приняла бы на время родственника, да и Ксении там работа найдется, больницы во всех городах есть, да и люди повсюду хворают. Григорий Акимович даже сходил на почту и послал сестре телеграмму.
Через несколько дней ближе к вечеру в дверь их дома постучали. Ксения вышла на порог и увидела Василия с большим букетом гладиолусов. Он встал перед ней на колени и стал простить прощения:
– Я погорячился, клянусь тебе, больше не повторится! Не уйду, пока не простишь!
– Перестань, Василий, – попросила Ксения. – Что за странные драмы ты разыгрываешь? Как ты можешь меня шантажировать жизнью близких людей, а потом просить взаимности? Как ты деду моему в глаза посмотришь? Я ведь ему все рассказала.
Ксения уже хотела развернуться и закрыть дверь, но увидела шагающего к ним деда.
– Тьфу ты, – сплюнул под ноги Георгий Акимович. – Жених нарисовался. Вставай с карачек, пойдем в дом, по-мужски поговорим, с глазу на глаз.
– Дед, мы сами решим…
Василий, быстро сориентировавшись, постарался взять ситуацию в свои руки и, поднимаясь с пола, произнес:
– А вот это, Григорий Акимович, верно. Так правильно будет, все можно решить в спокойном диалоге, выслушав обе стороны, здесь я с вами полностью согласен, – он прошел в дом, держа в руках охапку цветов.
В этот момент заговорило дворянское происхождение Ксении.
– В диалоге? – повернувшись к Василию и гневно сверкнув глазами, возмутилась она. – Ты мне такое наговорил, а теперь диалоги? – ей многое хотелось сказать, но чтобы дед не услышал.
Григорий Акимович повернулся к Василию, взял из его рук букет и передал Ксении.
– Иди, поставь в воду, а мы пока потолкуем.
Они присели за стол, и дед в упор уставился на ухажера.
– Чего ты дуркуешь? Разве по-другому за женщиной ухаживать нельзя?
– Да, все так, – согласился Василий. – Только как иначе, если она бежит от меня?
Вскоре в дверь постучали.
– Дедушка, – заглянула Ксения в комнату. – Почтальон телеграмму принес.
Ксения передала клочок бумаги, где сообщалось, что приезду Григория Акимовича в Самару все будут рады и с нетерпением ждут его. Дед широко улыбнулся.
– Вот видишь, – обратился он к Щемилову. – Мы уже город из-за тебя поменять собрались, меня сестра с радостью ждет.
– Вот и хорошо! – поддержал Василий. – Вы съездите в гости, а у нас с Ксенией появится возможность присмотреться лучше друг к другу, иначе проявить себя, без оглядки на родственников. Ведь может она именно из-за вас замуж не выходит, боится вас без опеки оставить?
Григорий Акимович опешил от такого заявления, но в глубине души он и сам это понимал. Отчасти Щемилов был прав, Ксения действительно находилась в зависимости от старого деда.
– Может и так, – выдохнул дед. – И мне действительно стоит проветриться, съездить к сестре.
– Никуда я тебя не отпущу, – заявила Ксения. – Ты мне нужен здесь. И никуда не поедешь!
– Но ты же сама просила меня уехать? – удивился старик.
– Я не просила тебя уезжать одного, речь шла о нас, да и то это было два дня тому назад, а теперь я передумала.
Старик пожал плечами и, не попрощавшись с Василием, ушел к себе в комнату, бурча под нос.
Ксения, раздраженная происходящим, вытолкала Василия за дверь, а сама решила пораньше лечь отдыхать, так как следующую рабочую смену ей придется напрягаться за двоих, отрабатывая позавчерашний отгул.
Она долго ворочалась, не в силах уснуть, дурные мысли посещали ее, и то, что сказал Василий, болезненным отголоском стучало по вискам. Ксения слышала, что точно так же за перегородкой ворочается и не спит дед.
Утром она пораньше поднялась и отправилась на телеграф, чтобы выслать тетке новую телеграмму с извинениями и сообщением о том, что поездка Григория Акимовича к ней отменяется.