Я прервал его:
– Я ношу с собой в чемодане небольшой магнитофон. Могу я записать твою болтовню?
– Если хочешь – записывай. Это будет даже полезно.
Едва я установил магнитофон, Клер заговорил. В тот момент, когда он произносил еще только первые слова, мой взгляд упал на руку Ульны, лежавшую на подлокотнике кресла, и я понял, почему эта рука показалась мне такой удлиненной: на ней было всего четыре пальца!
Глава 1
Рассказ доктора Клера
– Как тебе известно, я прекрасный охотник. Или, во всяком случае, считаюсь таковым, пусть и нечасто беру в руки ружье. Кое-какая природная сноровка, вкупе с крупным везением, – и в итоге я никогда не возвращаюсь домой с пустым ягдташем. Так вот, первого октября прошлого года – хорошенько запомни эту дату! – уже смеркалось, а я еще ничего не подстрелил.
В другое время меня бы это ничуть не расстроило: я предпочитаю наблюдать за живыми животными, нежели убивать их, потому что и так, к сожалению, убиваю слишком много для своих опытов! Но третьего числа ко мне в гости должен был прийти мэр Руффиньяка – я пригласил его, так как нуждался в его содействии одному, теперь уже оставшемуся в прошлом проекту, – а этот тип любит дичь, вот я и решил немного побраконьерствовать при свете электрического фонарика.
Солнце только-только село, когда я шел через поляну Манью, что посреди леса. Ты знаешь ее не хуже, чем я: вся заросшая вереском и утесником, со всех сторон окруженная дубами и каштанами, днем она довольно живописна, но в сумерках производит зловещее впечатление. Я не из слабонервных, но шел быстрым шагом, спеша выбраться из лесу. Уже на краю поляны я зацепился ногой за корень, с размаху ударился головой о ствол дуба и тут же потерял сознание.
Очнувшись, я не стал произносить классического «где я?». Голова раскалывалась, в ушах гудело, и сначала у меня даже возникло опасение, что я проломил себе череп. К счастью, с ним все оказалось в порядке. Часы на руке показывали час ночи, кругом стоял непроглядный мрак; ломая ветки деревьев, свистел ветер. Потом, вынырнув из-за черноватого облака, над поляной показалась луна, окутавшая это облако волшебными светящимися кружевами.
Я сел и принялся искать ружье, которое, к счастью, разрядил незадолго до падения. Некоторое время я шарил руками среди мокрой травы и гнилых сучьев, потом наконец нащупал приклад. Опираясь на ружье, как на палку, я медленно распрямился; лицо мое в тот момент было обращено в сторону поляны. По мере того как я поднимался, поле моего зрения расширялось, и вот тогда я и увидел эту штуковину.
Сначала она показалась мне черной массой, чем-то вроде купола, возвышавшегося над кустами вереска и утесника и почти неразличимого в темноте. Затем луна на мгновение вынырнула из-за туч, и тогда я мельком увидел выпуклый, сверкавший, как металл, панцирь. Признаюсь тебе, мне стало страшно. От поляны Манью до ближайшей дороги прямиком через лес – добрых полчаса ходьбы, а с тех пор, как умер старый чудак, в честь которого названа поляна, там иной раз по неделям не бывает ни души. Я потихоньку двинулся вперед, добрался до края лесной чащи и, притаившись за одним из каштанов, принялся осматривать поляну. Все было неподвижно. Ни проблеска, ни огонька. Лишь эта огромная неясная масса – еще более плотная тьма на фоне черного леса.
Затем ветер вдруг стих. В тишине, едва нарушаемой потрескиванием сухих сучьев – видно, где-то далеко в лесу по тропе пробегал кабан, – я услышал слабые стоны.
Я все-таки врач и, хотя сам чувствовал себя неважно, не мог не прийти на помощь существу, которое стонало так, как стонет человек, а не зверь. Отыскав фонарик, я включил его, направил луч света прямо перед собой, и он отразился от огромного металлического панциря в форме чечевицы. Я приблизился к нему с бьющимся сердцем. Стоны доносились с другой стороны. Внезапно пробудившееся жгучее любопытство заставило меня позабыть о страхе, и я медленно, то и дело застревая в кустах, натыкаясь на колючки утесника, бормоча проклятия и на каждом шагу спотыкаясь – ноги все еще плохо держали меня, – обогнул панцирь. Стоны стали более отчетливыми, и я очутился перед металлической дверцей с открытым люком, который вел внутрь этой штуковины.
Мой фонарик осветил совершенно пустой узкий проход и уперся в заднюю дверцу из белого металла. На полу, тоже металлическом, полулежал человек, – во всяком случае, сначала я решил, что это человек. Его длинные волосы были совершенно белыми, одежда состояла, как мне показалось, из облегающего трико зеленого цвета, блестящего, словно оно было шелковым. Из раны на голове сочилась темная кровь. Когда я нагнулся над ним, стоны смолкли, он содрогнулся и умер.
Тогда я подошел к задней дверце. Она была подогнана так плотно, словно хода дальше не существовало, но я заметил справа, примерно на уровне пояса, красноватую выпуклость и нажал на нее. Перегородка разошлась посередине, и меня ослепил поток яркого голубоватого света. Ощупью я сделал пару шагов вперед и услышал, как створки перегородки сомкнулись за моей спиной.
Прикрывая рукой глаза от света, я медленно разомкнул веки и увидел перед собой шестигранную комнату диаметром около пяти метров и метра в два высотой. Стены были покрыты странными приборами, а посреди помещения, в трех очень низких креслах, лежали три существа, мертвые или потерявшие сознание, вследствие чего я смог рассмотреть их как следует.
Первым делом я убедился, что это все-таки не люди. В общих чертах их внешний вид аналогичен нашему: удлиненное тело, две ноги, две руки, круглая голова на пропорциональной шее. Но сколько же различий в деталях! Несмотря на высокий рост, телосложение гораздо более хрупкое, чем у нас; ноги тонкие и очень длинные, руки тоже значительно длиннее наших; кисти широкие, с семью пальцами разной длины, из которых два, как я узнал позднее, противостоят другим, как наш большой палец. Лоб узкий и высокий, глаза огромные, нос маленький, уши совсем крохотные, рот с тонкими губами, волосы белые, с платиновым отливом – все это придает лицу довольно странный вид. Но самое удивительное заключалось в том, что их шелковистая кожа была нежно-зеленой. Вся их одежда состояла из плотно облегающего трико, тоже зеленого, под которым ясно вырисовывались длинные гибкие мышцы. У одного из трех существ был открытый перелом руки, кровь сочилась из раны, образуя на полу темно-зеленое пятно.
Какое-то время я колебался, но затем подошел к тому, кто лежал ближе всех к двери, и прикоснулся к его щеке: она была теплой и упругой на ощупь. Отвинтив крышку своей охотничьей фляги, я попытался влить ему в рот немного белого вина. Результат не заставил себя ждать. Он открыл бледно-зеленые глаза, пристально посмотрел на меня, через пару секунд вскочил и бросился к одному из висевших на стене приборов.
Еще несколько лет тому назад я играл в регби, но, наверное, никогда в жизни мне не удавался столь быстрый бросок в ноги сопернику с последующим захватом. У меня в голове промелькнула мысль о том, что он бежит за оружием, а этого я допустить не мог. Он отбивался энергично, но недолго: я оказался сильнее. Когда он перестал вырываться, я освободил его и помог ему встать. Вот тогда-то и произошло самое поразительное: загадочное существо посмотрело мне прямо в глаза, и я почувствовал, как в голове у меня возникают чужие – не мои – мысли.
Как ты знаешь, некоторое время назад мне довелось сыграть определенную роль в споре, разгоревшемся между врачами нашего департамента и одним шарлатаном, который утверждал, что может лечить сумасшедших, заново формируя всю их психику посредством передачи мысли. Я написал на эту тему две или три статьи, ясно демонстрирующие, как мне казалось, что все это – беспочвенные бредни, и полагал, что закрыл вопрос раз и навсегда. Все это я говорю лишь для того, чтобы ты понял, почему в тот момент я был одновременно потрясен и раздосадован и в течение пары секунд мысленно посылал это существо – живое доказательство моей неправоты – ко всем чертям. Видимо, зеленый человечек это понял: на его подвижном лице отразилось нечто вроде испуга. Я поторопился успокоить его, сказав вслух, что в моих намерениях нет ничего дурного.
Повернув голову, он увидел своего раненого товарища, подскочил к нему, взмахнул руками в жесте бессилия и, подойдя ко мне, спросил, не могу ли я чем-то помочь. Он не произнес ни слова, но мысленно я услышал голос без какого-либо тембра и акцента. Я подошел к раненому, вынул из кармана кусок веревки и чистый носовой платок, наложил жгут. Зеленая кровь перестала сочиться. Затем я попытался узнать, нет ли в их судовой команде врача. Он понял меня только тогда, когда я мысленно заменил слово «врач» словом «целитель».
– Боюсь, что он мертв, – ответил мне зеленый «человечек».
Он отправился на поиски врача, но вскоре вернулся один и дал мне понять, что и в других помещениях среди его товарищей есть немало раненых. Пока я колебался, не зная, как поступить, тот, кого я перевязал, тоже пришел в себя, за ним – другой, и я очутился в обществе трех существ из другого мира.
Враждебности они не выказывали: первый быстро объяснил, что произошло. Тогда-то я и понял, что, когда один не смотрит другому в лицо или немного удаляется от него, передачи мысли не происходит и они вынуждены говорить. Их речь представляла собой чередование очень быстрых сюсюкающих звуков разной тональности.
Тот, которого я привел в чувство – его имя можно передать на нашем языке как Суйлик, – исчез в коридоре, что вел к выходу, и принес оттуда труп судового врача.
До чего же странную ночь я провел среди них! До самой зари мне пришлось делать перевязки неведомым существам. Их было, не считая двоих погибших, десять, в том числе четыре «женщины». Как описать красоту этих созданий? Глаз очень быстро привыкает к необычному цвету кожи, и ты видишь только изящество форм и гибкость движений. Рядом с ними наш самый статный атлет показался бы неуклюжим, самая красивая девушка – нескладной.
Помимо двух сломанных рук и различных ушибов, я обнаружил несколько ран, полученных, как мне показалось, в результате разрыва снаряда. Взяв себе в помощницы двух «женщин», я как мог обработал эти раны. В ту ночь я кое-что узнал об этих существах, но сейчас останавливаться на этом не буду, так как со временем мне довелось узнать куда больше!
Наступило утро, сырое и пасмурное. Небо было затянуто тучами, и вскоре по выпуклой обшивке их корабля забарабанили капли дождя. В минуту затишья я выбрался наружу и обошел аппарат. Он походил на совершенно гладкую, без видимых люков, чечевицу из неокрашенного полированного металла голубоватого цвета.
На противоположной от входа стороне зияли две рваные дыры около тридцати сантиметров в диаметре. Заслышав легкие шаги, я обернулся: то были Суйлик и двое его товарищей, несшие желтую металлическую трубку и несколько плит обшивки.
Ремонт занял совсем немного времени. Суйлик несколько раз провел желтой трубкой по краям разрывов. Я не заметил ни единой искры, однако металл быстро расплавился. Когда отверстия приняли нужную форму, на каждое из них была наложена плита, после чего Суйлик снова прошелся по обшивке желтой трубкой, предварительно чуть изменив ее регулировку. Плиты размякли и слились с броней так плотно, что я не смог обнаружить и намека на какой-либо шов.
Вместе с Суйликом я вернулся внутрь корабля и направился в помещение, расположенное под поврежденной частью купола. Внутренний слой двойной брони уже восстановили, но оборудование находилось в плачевном состоянии. В этом помещении, должно быть, располагалась лаборатория; посередине стоял длинный стол, заваленный осколками стекла, спутанными проводами и сложными приборами, три четверти из которых были разбиты или раздавлены. Склонившись над столом, один из зеленых «человечков», довольно-таки высокий, пытался восстановить соединения.
Суйлик повернулся ко мне, и я почувствовал, как мой мозг окутывают его мысли.
– Почему обитатели этой планеты напали на нас? Мы не сделали им ничего плохого, мы всего лишь хотели установить с вами контакт, как уже делали это на множестве других планет. Подобную враждебность мы встречали лишь в Про́клятых галактиках. Двое наших были убиты, и нам пришлось уничтожить атаковавший нас летательный аппарат. Наш ксилл получил пару пробоин, мы были вынуждены приземлиться здесь, и эта посадка, отнюдь не мягкая, вызвала новые повреждения и новые раны. И мы все еще не знаем, сможем ли вообще улететь отсюда!
– Поверьте, я глубоко сожалею, что так все вышло. Но дело в том, что почти вся Земля сейчас находится в руках двух соперничающих империй, и любой неизвестный аппарат тут же принимают за вражеский. Где вас атаковали? К востоку или к западу от этих мест?
– Чуть западнее. Но неужели вы все еще живете в эпоху междоусобных войн?
– Увы, да. Несколько лет тому назад одна подобная война залила кровью весь или почти весь наш мир.
«Человек» высокого роста произнес короткую фразу. Суйлик мысленно передал мне:
– Мы сможем улететь не раньше чем через двое суток. А сейчас уходите и сообщите обитателям вашей планеты, что, хотя мы настроены миролюбиво, у нас есть чем защититься.
– Я и в самом деле пойду, – сказал я. – Но не думаю, что в этих краях вам угрожает какая-либо опасность. В это время года здесь никого не бывает целыми неделями. Тем не менее во избежание малейшего происшествия я никому не стану рассказывать о вас. Если позволите, вечером я вернусь.
Я шел, спотыкаясь, под проливным дождем. Ноги мои вязли в грязи в заболоченных участках леса, мокрые ветки хлестали по лицу, а я все шел, размышляя об этом невероятном приключении. Но для себя я уже решил: как только стемнеет, вернусь.
Отыскав свою машину, я добрался до деревни. Старушка-кормилица, завидев меня, подняла громкий крик: кожа у меня на голове была глубоко рассечена, волосы почернели от запекшейся крови. Я рассказал ей выдуманную историю про несчастный случай на охоте, сам обработал рану, переоделся и с отменным аппетитом позавтракал. День показался мне ужасно длинным, и, как только начало смеркаться, я вывел из гаража машину, однако выехал лишь с наступлением полной темноты, стараясь держаться окольных путей.
Не желая, чтобы оставленная на дороге машина привлекла чье-то внимание, я загнал ее в лес и двинулся сквозь чащу в сторону поляны Манью. Отойдя от дороги на достаточное расстояние, я включил электрический фонарик: продираться в темноте сквозь колючие кусты мне совсем не улыбалось. Так, вполне благополучно, я добрался почти до самой поляны. От нее, словно от циферблата светящихся часов, распространялось очень слабое зеленоватое сияние. Я сделал еще несколько шагов, споткнулся о корень и с громким шумом упал, растянувшись во весь рост. В тот же миг, зашелестев, деревья и кусты наклонились мне навстречу, и когда я поднялся, то обнаружил, что не могу сделать и шага вперед.
Не то чтобы я чувствовал перед собой какую-то стену. Ничего подобного! Просто существовала какая-то граница, круг, отмеченный рядом наклоненных в мою сторону кустов и деревьев. По мере приближения к ним воздух становился вязким, потом быстро уплотнялся, хотя вся эта граница не была четкой или постоянной. Порой мне удавалось продвинуться на шаг-полтора, но затем меня мягко отбрасывало назад. К слову, каких-либо затруднений с дыханием я не испытывал. Все происходило так, словно из центра поляны, где лежала «летающая тарелка», исходили какие-то отталкивающие волны. Минут десять я бился, пытаясь проникнуть внутрь круга, но тщетно. Прекрасно понимаю, какого страха натерпелся там на следующий день бедняга Буске. Но об этом ты еще услышишь.
В конце концов я стал звать на помощь, впрочем не особо повышая голос. Из «тарелки» вырвался яркий луч света и, пробившись сквозь ветви деревьев, осветил меня. В то же время эластичная стена передо мной словно поддалась, и я продвинулся метра на два. Затем она снова отвердела, и на сей раз я очутился внутри ее, не в силах ступить ни вперед ни назад. В лицо мне ударил сноп света. Ослепленный, я отвернул голову и от удивления раскрыл рот: в метре позади меня свет резко, будто обрубленный, обрывался, уже ничего не озаряя. Уверен, что если бы кто-нибудь стоял на его пути, но на несколько сантиметров дальше этого рубежа, наблюдатель не заметил бы никакого света. Позднее, на Элле, я видел и другие подобные чудеса, но в тот миг все это показалось мне совершенно неправдоподобным и противоречащим здравому смыслу.