Двое
Юрий Широков
© Юрий Широков, 2021
ISBN 978-5-4498-3709-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Орлиный полет Серафимов
Моему внуку Юрию
Надеющиеся на Господа обновятся в силе: поднимут крылья, как орлы, потекут – и не устанут, пойдут – и не утомятся.
Исаия 40:31Серафим в очередной раз очнулся ото сна на ненавистной скрипучей кровати в состоянии полного очумения.
Очумение!
Именно это чудное слово точно и ярко описывало его ежедневное утреннее состояние.
В словаре синонимов русского языка, который однажды случайно открылся после падения с книжной полки на нужной странице, такое жизнепроявление называли еще опупением, офонарением, охреневанием или ошизением.1
Каждое определение звучало нехило и емко.
Узкая и неудобная металлическая кровать, перенесенная в его комнату еще в детстве, привычным противным космическим скрежетом поприветствовала тяжкое пробуждение.
Эта кровать, которую числили антиквариатом и поэтому до сих пор не выносили на помойку, досталась ему в наследство от умершего десять лет назад младшего брата.
С того момента и по сей день он – ее пленник.
Никакие уговоры не помогали – даже самый «прозрачный» и мягкий намек на смену осточертевшего ложа приводил маменьку в состояние беспамятства.
А маменьку он жалел, она ведь до недавнего времени была единственным близким человеком на этой Земле. Жила незаметно и скончалась так же тихо. Будто просто перешла из одной комнаты в другую.
Теперь кровать он сохранял в память о ней.
…Странная какая-то жизнь досталась ему. На планете, третьей по удаленности от солнышка, надоедливо светившего сейчас в щель между занавесками в правый глаз острым лучиком, бродят погруженные в свои дела 7 530 103 737 человек, и 7 530 103 736 по состоянию на сегодняшний день, 5 сентября 2017 года, совершенно к нему безразличны.
Как, впрочем, и он к ним ко всем.
Если честно, то равнодушие это было больше показное, некая защитная бравада от одиночества.
Как и большинство из семи с половиной миллиардов человек, населявших вместе с ним земной шарик, Сима жаждал признания, восхищения, любви, достойного вознаграждения за свои пока еще неоцененные человеческие и деловые качества.
Хотелось быть значимым, ответственным. Но, увы, в большинстве случаев его поведение выглядело несколько неуклюже и претенциозно.
Свое странное имя он получил благодаря своему не менее странному папаше, в рождении тоже, кстати, звавшемуся Серафимом. Мама называла сначала отца, а потом и его самого Симой, иногда – Серой или Фимой, что звучало еще противнее. Эти имена употреблялись также успешно и для женского пола, поэтому он оказался как бы бесполым существом.
Из всех кратких форм своего редкого имени ему нравилась только одна форма, но какая!
Серафино! Звучит достойно – обладатель столь звучного имени сразу представлялся как минимум итальянским крутым мафиозо или успешным покорителем женских сердец.
И еще он знал, что Серафим – библейское имя, именно так называли Ангелов. Сараф, составляющая этого имени, в переводе с древнееврейского означает Ангел.
Шестикрылый Серафим, пылающий огнем, летящий змееподобной молнией!
У Серафим Серафимовича же был спокойный характер, склонный в большей степени к покорности, нежели к проявлению чувств. Он был довольно застенчивым, с мягким сердцем и чувственной душой, чего ужасно стеснялся.
В жизни, за стенами дома, он старался казаться окружающим независимым и снисходительным циником, отчего люди, даже ставшие ненадолго его знакомцами, старались это знакомство поскорее завершить.
Он всегда стремился быть полезным людям, и в мыслях своих был настроен на сотрудничество, но по разным причинам, и прежде всего из-за трусости и неуверенности, попадал в зависимость, не позволяющую утвердить себя, проявиться как личность. Подобное состояние не может быть постоянным, поэтому временами случались кратковременные моменты проявления гнева, негатива и даже агрессии.
И тогда уж сильные эмоции и нерастраченный тестостерон брали верх над рассудком!
К его огорчению, случалось это всегда в самые неподходящие моменты. К примеру, во время сдачи экзаменов, когда он еще учился в институте, или при важнейшем разговоре с начальством, под руководством которого он, преодолевая себя, тянул лямку одной из ничего не значащих безликих особей облака «офисного планктона».
Так он и носил маску холодного и отчужденного циника, обладая на самом деле нежной и чувствительной душой, разрывающейся и кричащей от неразделенных чувств. Его переполняли грандиозные идеи и планы их воплощения, что придавало вначале в обществе определённый статус и значимость в эмоциональном, но, увы, не в материальном плане. Задумки оказывались, как правило, труднореализуемыми и в силу природной лености не завершались никогда.
Заработав на этом репутацию прожектера и никчемного человека, Сима окончательно заперся в своей раковине и превратился в тень, неслышно и незаметно существующую среди шумных, веселых и беззаботных людей.
Он ненавидел всех этих весельчаков и балагуров, беззаботно и легко порхающих над цветником жизни, но был полностью зависим от их окружения. Для него немыслимо было принять какое-либо решение без прослушивания советов ото всех знакомых и не знакомых ему людей. Серафим просто не мог принять самостоятельного решения, он не привык рисковать, а без риска нажить собственный жизненный опыт – ну никак!
Соответственно, и в делах любовных Симе не удалось реализовать себя, ведь полностью однозначных и проверенных вариантов в отношениях не бывает, а советчиков любовь не приемлет.
Его семья – его крепость – представлялась ему только в мечтаниях. В них он был замечательным отцом и внимательным мужем. Всю свою нерастраченную нежность он переносил там на своих домочадцев. И его семье в его мечтаниях больше никто и не нужен был. Только маленький домик на берегу таежного озера, по глади которого скользили грандиозные белые лебеди, а первозданную тишину леса нарушало только щебетанье птичьей мелкоты.
Ох и ах… А пока что жизнь – боль! Боль от одиночества, боль от неразделенных чувств, боль от несбывшихся мечтаний, боль от потери единственного любящего его человека – мамы.
Сима был человеком неглупым и понимал, что для того, чтобы пережить боль, нужны время и движение вперед, пусть даже придется начинать движение вновь и вновь. Несложно сообразить, что стоит ненадолго остановиться на этом нелегком пути – и ты застрянешь в своей боли, в своем нежелании делать выбор в пользу новой жизни и счастья надолго, если не навсегда.
И Сима застрял-таки в этой липкой грязной боли навсегда и перестал бороться. Все чаще и чаще его стали посещать мысли о совсем уже фатальном исходе.
А в конце вчерашнего дня, не самого удачного в его жизни, он от отчаяния, не раздеваясь, прямо с порога рухнул на свою скрипучую кровать и зарыдал в голос от навалившейся безнадеги. Слезы лились ручьем, но их очищающий поток в этот раз не смыл утомление и разочарование жизнью.
Боль поселилась в груди острым осколком и не отпускала ни на мгновение.
Организм отреагировал беспамятством…
– Ох, как все запущено-то, – раздался приглушенный голос из прихожей, – подскажите, где у вас тут можно крылья подсушить?
– Повесьте на радиаторе в ванной, – автоматически ответил Серафим. Состояние было такое, что удивляться чему-либо просто не было сил.
После непродолжительной возни в ванной Сима услышал легкий шорох шагов незнакомца. Тот явно направлялся к нему в спальню.
– Ты не поворачивайся пока, – приятный бархатный басок вошедшего заблокировал движение Симы, попытавшегося повернуть голову в сторону скрипнувшей двери. – Еще не пришло время для знакомства, тебе надо привыкнуть, так же, как и мне. Не бойся ничего, сейчас боль пройдет. И твоя, и моя.
Теплая рука незнакомца легла на лоб Серафима. Чуть ощутимые покалывания, генерируемые тонкими пальцами, сняли боль и растворили туманные обрывки тревоги и беспокойства.
Тело будто провалилось в пуховую бездну. Тепло от света неописуемой красоты, излучаемого сидящим за спиной существом, так про себя назвал его Серафим, окончательно заблокировало движение каждой даже самой маленькой мышцы.
Не пошевелиться, не моргнуть…
– Вот теперь полный порядок, но придется еще потерпеть. С твоего позволения я немного подзаряжусь от тебя, а заодно взгляну на то, что такое происходит с твоей душой. Это не больно – я просто дотронусь до нее, будет немного щекотно.
Было и вправду немного щекотно. Щекотно и восторженно весело, как весело бывает только в детстве, когда тебя рассмешили, и ты безудержно отдался веселью, хохоча до колик в животике и не думая ни о чем.
Было просто хорошо. Словно не только тело, но и душу поместили в пуховую приятность.
– Вот теперь можно и познакомиться, – приятный голос существа позволил Серафиму повернуться. – Ну, привет, тезка. Многое я повидал на своем пути, но чтобы вот так – не просто Серафим, а целый Серафим Серафимович, такого встречать не доводилось.
Перед Симой на кровати сидел приятного вида парень, на вид лет тридцати, и улыбался ему, как своему старому знакомцу.
– Ты извини, что мне пришлось подзарядиться твоей энергией, не рассчитал немного параметры полета, думал – уже не дотяну. – Парень в знак благодарности сложил ладони на своей груди. – Позволь представиться. Я – Серафим, но не по имени, а по должности, так сказать. Работа такая.
Ангелом работаю.
Серафимом.
Послан на Землю в наказание за проступок, который обсуждать с тобой не хочется. Да это и не так уж важно.
К тебе я заскочил по пути, чтобы подзарядиться, но, протестировав твою больную душу, решил немного задержаться. Уж больно случай запущенный. Надо лечить, и лечить срочно.
А ты тоже хорош – нельзя же себя доводить до такого состояния. Ты ведь не живешь, а просто медленно умираешь…
Не расстраивайся, ты не один такой. Много тебе подобных бродят по этой прекрасной Земле. Именно бродят, уныло и безразлично приближаясь к своему концу.
Одни не могут найти гармонию в себе, другие, как ты, к примеру, разрушают веру в себя. Иные уничтожают саму Любовь или бегут от нее, как известный персонаж от ангела. Многие совершают смертный грех, отказываясь от реализации данного им самим Богом таланта, бросая свои планы, даже не начав их.
Да что там говорить – медленно умирает тот, кто становится рабом привычной жизни, выполняя каждый день один и тот же маршрут, не рискнув однажды изменить направление движения. Тот, кто избегает страстей, не заставляя свое сердце стучать от ошибок и от чувств, кто не рискует тем, что имеет, ради того неизвестного, что может быть, если идти за Мечтой. За своей, и только за своей Мечтой! За Мечтой своей Души.
А ведь чтобы чувствовать и ощущать себя по-настоящему живым, не требуется больших усилий. Это так же просто, как дышать. Надо просто научиться жить в счастье здесь и сейчас, не бояться рисковать здесь и сейчас, не запрещать себе быть счастливым здесь и сейчас.
А у тебя что происходит?
Сплошное безобразие!
Задача любого человека – сохранить свою душу до конца земной жизни в приличном состоянии, а в идеале – улучшить это самое состояние. И вы, люди, это умеете – вон скольких в ранг святых произвели!
Душой своей ты еще будешь пользоваться в других жизнях, да и не только ты. Это понимать надо. А вы в большинстве своем за телом следите тщательно, хоть оно и тленно, а про душу забываете, хотя она и вечна.
– А вы врач? – голос у Симы сорвался от волнений. – И что за крылья вы повесили на просушку, или я ослышался?
– Будто сам не догадываешься, – захохотал незнакомец, – ты же все знаешь про меня: Шестикрылый Серафим, пылающий огнем, летящий змееподобной молнией!
Вот он весь я – сижу перед тобой, а все шесть крыльев подсыхают – погода ну совсем никуда!
Давай договоримся – будешь называть меня Сараф, а я тебя – Серафино. Тебе же нравится, когда тебя так называют, я знаю.
Но, как говорится у вас, делу – время!
Приступим…
Сараф взмахнул рукой, и интерьер комнаты изменился, став похожим на учебную аудиторию. Сима, а теперь уже Серафино, оказался сидящим за партой, точь в точь похожей на его парту в первом классе. Деревянную, с откидной крышкой. Сараф же облачился в профессорскую мантию и взял в руки длиннейшую указку.
– Вначале вопрос к тебе: ты веруешь в Бога? Отвечай просто: да или нет.
В ответ Сима пожал плечами – не знаю, мол.
– Странные вы существа, люди, – рассердился Сараф, – если вы считаете, что Бога нет, то в отсутствие кого верите? Вы не верите в Бога, но говорите в знак благодарности – «спасибо», что означает: «Спаси Бог». Летоисчисление земное ведете от Рождества Христова. Не верите, что Он воскрес, но называете седьмой день недели воскресеньем, не верите, что человек был создан по образу и подобию Божию, но называете безобразным человека, который потерял этот образ, не верите, что у человека есть душа, но верите, что бывают душевнобольные, то есть психически больные, а «психо» по-гречески – душа. Аксиомы не нужно доказывать, а вы требуете неизвестно от кого доказательств Его существования.
Обидно мне за неверующих – считать себя, венец творения, всего лишь будущей смердящей кучей удобрения, да и еще гордиться этим…
Сказал безумец в сердце своем: «Нет Бога».2
Однако мы отвлеклись. Значится, с Библией ты тоже не знаком… Сегодня многие отложили эту книгу в сторону, беззаконие объявили законом, из греха сделали моду и направились прямиком к пропасти.
Все, хватит!
Переубеждать или доказывать более ничего тебе не буду – времени жаль. Одно мое присутствие здесь доказывает существование высшего разума, а значит и существование основателя всего – Господа нашего, Всемогущего Бога, Источника всякой силы и энергии.
Перейдем, как говорится, от общего к частному.
Болезнь твоей души – не редкость, скорее можно говорить о душевной эпидемии, поразившей все человечество.
Ваш безумный мир неинтересен и опасен. Во главу своей короткой земной жизни вы поставили поклонение материальным благам и живёте в динамике своих ложных устремлений. Смешно, но ваш девиз: «Жить – хорошо, а хорошо жить – ещё лучше».
Вы стремитесь к приобретению любой ценой ненужных вещей, в ценности которых вас убеждают корыстные люди.
Взамен за это вы готовы отдать все, что дал вам Создатель.
Свои силы, свое время, любовь к ближнему и к Богу, себя самого!
Вы перестаёте быть свободными и становитесь рабами ложных мечтаний. Сегодняшнее современное общество загоняет вас в глубокую депрессивную усталость и безразличие ко всему происходящему. Чем больше человек стремится к обладанию благами современного мира, тем больше ему нужно вкладывать в работу себя: становиться более сильным, гибким, но менее эмоциональным.
Для облегчения ваших жизней мы передаем вам новые технологии, а вы обращаете новые знания на создание оружия для уничтожения самих себя или на выпуск ненужных для жизни вещей.
Новые информационные технологии привели к переизбытку информации, и как следствие – к отказу головного мозга человека держать в памяти огромное ее количество. Мозг перегружается, возникают хроническая усталость и апатия. Прежде всего, к тем жизненным ценностям, которые были актуальны раньше, поскольку они мешают достижению сегодняшних ложных целей. Люди не хотят знать, что такое вера в Бога, тем более – Любовь к Нему и ближним своим.