Паяц затаился неподалеку от ловчего каравана, съехавшего вечером с тракта и остановившегося на просторной поляне. Паяц скучал и слушал птиц, щебетавших обо всем вокруг.
Слушать птиц – лучшее развлечение. Они ни на чьей стороне, им все безразлично, а треплются про все вокруг чисто из поэтических наклонностей. Бомолу тоже почти на все было наплевать, а скука была главным ощущением его бытия.
И то, кто где в обозе и чем занимается, и про магию, и про Алию Лов – паяц все пропускал мимо ушей. Хотя, может, и не стоило. Походило на то, что кто-то может составить конкуренцию паяцу.
Когда Кестель выехал из каравана на заемном коне, паяц двинулся следом, но быстро отстал. Пришитые людские ноги – не ровня конским. Оттого паяц разозлился и, когда встретил молодого сплетника-болванчика, не способного рассказать ничего интересного, свернул ему голову. Затем Бомол вернулся к своему дереву и прислушался к птицам. Те пели о том, что человек на коне посетил белую виллу утешителя мертвых. Оттого Бомол обеспокоился, потому что раньше птицы пели о некоем странном госте на вилле, будившем страх и отвращение. Но когда Кестель покинул виллу, а тот гость остался, паяц тут же забыл о нем.
Бомол обдумывал то, как можно захватить Нетсу. Драться без толку, паяц уже понимал, что не совладает с таким соперником.
Оставалось только идти след в след и ожидать подходящего случая. Конечно, вряд ли представится настолько восхитительная возможность, как упущенная недавно – но что-нибудь да подвернется. Тактика ожидания всегда оправдывала себя. С ее помощью Бомол уже добыл много экспонатов для своей коллекции.
Главное – терпение.
Утром караван двинулся в дорогу. Готхерн был не по пути, но Туут согласился дать небольшой крюк – и выглядел притом, будто сбросил камень с плеч.
– Это же точно лучшее решение проблемы! – объявил он, страшно довольный тем, что не придется отдавать фургон и коней, и тактично решивший не упоминать об этом. – Хоть бы только успеть до тех пор, пока она и тот маг не разберутся, что к чему.
Близ полудня показались стены Готхерна. Построенный из синего камня замок когда-то был одной из красивейших твердынь хунг. К несчастью, твердостью камень сильно уступал красоте, и замок пал после недолгой осады. Канавы наполнились кровью древнего народа. Победители не хотели занимать замок и постарались разрушить его. Синий камень порос густым мхом, в руинах поселились кролики и змеи.
Кестель собирался в поход. Левая рука по-прежнему немела, едва он стискивал ладонь в кулак. Туут выдал целый мешок сушеного мяса, в общем, лез из кожи вон, чтобы Кестель не передумал.
В дверях появился Круг, без усилий заскочивший в медленно едущий фургон.
– Вот твой страшно холодный медальон, и прочее, и вещи Алии.
Кестель молча забрал принесенное.
– Я только раз в жизни ходил через Живые лабиринты. Такое не забывается. Ты был там когда-нибудь?
– В общем, нет. Хотя вообще-то заглядывал пару раз. Но ненадолго.
– Теперь побудешь дольше, – пообещал Круг и ушел.
А Кестель открыл медальон, долго всматривался в лицо женщины и не ощутил ничего, кроме усталости. Затем Кестель вложил медальон в левую руку, медленно стиснул окоченелые пальцы. Облегчение пришло сразу: в жилах потекла кровь, рука стала отогреваться, оттаивать, вздрагивать – оживать.
Кестель тревожился. Убегая от одной магии, он направлялся в место магии куда сильнее, и к тому же положился на человека, которого толком не знал. Осталось лишь надеяться на то, что незнакомец сумеет провести сквозь самый удивительный и странный из лабиринтов.
Снаружи послышались голоса, фургоны один за другим останавливались. Вскоре остановился и фургон Кестеля. Он повесил на шею шимскар, взялся за свои мешки и вышел наружу.
Алия была в нескольких фургонах от него. Он издали заметил возню: команда ловчих под начальством Круга, сидящего на красивом сером коне, отодвигала засовы и отпирала замки.
Алия сидела за столом и раскладывала карты.
– Собирайся, пойдем, – велел Кестель.
– Куда?
Он одним движением сбросил карты на пол.
– Подальше от господина Туута. Или тебе понравилось у него?
– Кестель, это ничего не изменит.
Она хотела сказать что-то еще, однако он не стал слушать, но кинул ей плащ. Алия попросила маску, получила ее и немедленно надела, затем любезно протянула руки, чтобы Кестель связал их. Он связал их и выпихнул Алию наружу, где поджидал глава каравана.
– А вон и твой проводник, – сообщил тот и показал в сторону руин, где виднелся чей-то силуэт.
До разрушенных стен оставалось две тысячи шагов по пышному зеленому лугу.
– Надеюсь, что это он, – сказал Кестель. – Господин Туут, до встречи в Арголане.
Кестель кивнул ему, а затем, без особой охоты – Кругу.
Те махнули ему рукой.
Они шли по колено в траве, Кестель подгонял Алию. Сзади доносилось ржание, скрип и лязг отъезжающего каравана. Кестель обернулся и увидел, что Туут и Круг глядят вслед.
Снова начала деревенеть рука. Кестель снял шимскар и потянул Алию за собой. Та тихо выругалась.
– Зачем мы здесь?
В ответ он потянул сильней. Она рванулась, разозленная прикосновением, посмотрела на шимскар в ладони Кестеля.
– Ну ты и убогий!
Он не ответил. Хоть бы рука прошла прежде, чем доберутся до входа в Лабиринт.
– С такими медальонами на шее рыцари едут на драконов. Он – пламя, распаляющая их ярость. А ты, ничтожество, держишь его как шимскар, чтобы успокоить свои болячки. Ты еще помнишь то, что там до сих пор ее портрет?
Кестель всматривался в небо, боялся, что маг кинется на него в обличье хищной птицы или даже огнедышащего дракона.
Алия крайне раздражала Кестеля. Он пожалел, что дал ей маску, потому что теперь ничего не мог прочитать на ее лице.
– Когда умрет женщина в башне, шимскар потеряет силу и ничто больше не принесет тебе облегчения.
Кестель промолчал.
– Но зато усилится другая магия. Если продашь медальон какому-нибудь магу – озолотишься. Ну что, ты обдумал мое предложение? Позволишь себе помочь?
– Я вижу, ты любишь говорить сама с собой, – заметил Кестель.
– Уж лучше, чем с дураками. Если мне не поверишь – уж точно ты дурак.
Она замедлила шаг. Кестель осмотрелся. Высокая тут трава. Сочная. Наверное, эту землю удобрили вырезанные под корень хунг. Но Кестель опасался не мертвых.
– А может, тебя заинтересовало бы известие о том, что тот якобы случайно попавшийся тебе маг, который и сделал тебя бессмертным, – именно тот, кто создал мозаику?
Кестель мимо воли посмотрел на Алию, забыв, что увидит не лицо, а только серебро маски. Маска плакала кровавыми слезами.
– Правда же, любопытно? Такое стечение обстоятельств. Попавшийся тебе чернокнижник – это ВанБарт, тот самый, помогавший хунг в войне с Тринадцатью княжествами. ВанБарт тебе представился? Или позабыл?
Кестель вспомнил о том, что говорил гусляр про роль Ордена в войне с хунг, и о том, сколько может знать Алия.
– Мы оба знаем: чтобы сложить мозаику, укрытую хунг, нужно обладать некоторыми способностями… а ты по счастливой случайности ими как раз и обладаешь. Это, наверное, и объясняет, зачем тебе сохранили жизнь.
Алия пошла еще медленнее, хотя Кестель все яростней тянул и пихал ее. Она рассмеялась.
– А может, объясняет и то, зачем ты, потрепав языком про свое будущее геройство, так и не пошел под драконову башню. Есть одна июньская травка, вызывающая приступ страха, если ее добавить в пиво. Может, ВанБарт тебя и убедил в том, что дракон непобедим, и подсунул травку? Но что было потом, после того как погибли ушедшие к башне? Что ВанБарт пообещал тебе? Что знает заклятия, позволяющие победить? И ты ему поверил? Ведь поверил – и выпил схарет, который простолюдины считают лютой отравой. И ведь не зря считают, он отрава, но не тогда, когда под боком бормочет заклятия могучий маг.
Алия умолкла и впилась взглядом в лицо Кестеля. Тот отвернулся, уставился на небо. Дьявол ее раздери, откуда она столько знает?
– Ну что, и ты согласился? Ведь да? – жадно спросила она. – Кестель, ты ведь ощутил в себе силу. Тебе показалось, что ты можешь одолеть дракона.
К нему снова пришло давешнее чувство – будто проснулся после той отравы. Он тогда ощутил не силу, а отчаяние и безнадежность. Он тогда два дня блевал и ослаб так, что не смог бы и поднять меч. Тогда о Кестеле позаботились два старика из корчмы на краю города.
О том не хотелось вспоминать, а Алия не унималась.
– А может, ты ничего и не ощутил, а чувство, придававшее твоей жизни смысл, внезапно угасло? Если уж к тебе пришла сила, отчего ты не пошел на дракона? Отчего ты кинулся громить корчмы и тамошних девок? Тебя, небось, самого поражало то, что недавно ты мог любить, и как любить… Кестель, заклятия обычно имеют побочные эффекты, а уж в особенности заклятия самые сильные. Дезориентация, потерянность… ты же пил горькую, дрался, любил. Всего слишком, сверх меры, ведь выпивка не приносила забвения, а купленная любовь не утоляла жажду. В Багровой корчме сильнейший наркотик едва поправил тебе настроение. Тогда я единственный раз видела, как ты смеешься. Я же вижу, как ты мучаешься, как тебя не слушается собственное тело. Я знаю, до чего дошел ВанБарт, когда создавал мозаику. У него просто нет совести. И чего же он пожелал за снятие заклятия?.. Хм, мы ведь оба знаем, чего он пожелал.
– И откуда все эти откровения? – буркнул Кестель.
Он уже с пару минут назад понял, что Алия блефует. Он знала далеко не все. ВанБарт ничего не пожелал. Маг пропал после того, как вывел отраву из тела Кестеля, и никогда больше не встречался с Кестелем.
– Ты не боишься смерти, магия на тебя не действует, и чувства твои не глубже того горшка, в который я писала в Багровой корчме. И боли ты не чувствуешь, как другие люди…
Алия умолкла, а потом нерешительно добавила:
– Ох, ты был прямо образец стойкости, когда Хавараш ломал тебе колени. Трудно было бы тебя к чему-нибудь принудить или вырвать признание, заставить выдать тайну. Тебя не одурманить и не обмануть магией, даже и подкрасться к тебе трудно, потому что ты не спишь. По сути, у тебя нет слабых сторон. ВанБарт сделал из тебя идеальный инструмент.
Алия напряженно всматривалась в Кестеля. Весь разговор был пробой, попыткой выведать, распознать. Алия искала подтверждения своим словам в реакции Кестеля.
– Есть люди, которые освободят тебя от последствий заклятия и снова сделают человеком – в обмен на мозаику. Тебе не придется служить ВанБарту.
Настроение Кестеля вовсе испортилось. Алия Лов знала так много, будто нарочно собирала информацию о нем. Может, гусляр говорил правду. Если бы Кестель сам не поймал Алию, их дороги наверняка бы пересеклись.
– Ты думаешь, будет лучше, если я стану служить тебе? – поинтересовался он.
Ответить Алия не успела. Они уже подошли вплотную к руинам, и навстречу поднялся человек в белом. Кестель решил не оставлять медальон на шее и спрятал его в мешок. В кипящих от магии Лабиринтах шимскар мог бы ошалеть.
– А, господин Кестель и его прекрасная пленница!
Хотя лицо Алии заслоняла маска, Дунтель казался очарованным.
– Здравствуйте, господин Дунтель, – вежливо поздоровался Кестель.
– Я очень рад встретить вас. Наш общий друг говорил мне, что вы хотите как можно скорее добраться до места.
Дунтель не походил на путешествующего, а, скорее, напоминал аристократа, на минутку покинувшего бал, чтобы глотнуть свежего воздуха. Дунтель носил перевязанные широким поясом штаны, толстую просторную рубаху, плащ до колен, вышитый мелкими самоцветами, – и все ослепительно белое, словно только что из прачечной. Кестель задумался над тем, всегда ли Дунтель одевался так – или это гусляр одарил его белыми одеждами на белой вилле?
После войны в целиком разрушенном замке Готхерн отстроили только низкие ворота, ведущие в подобие пещеры. Туда и направились путники.
Дунтель толкнул рукой в белой перчатке массивные, окованные железом, но лишенные замков двери. За ними ступеньки уводили в темноту. Неподалеку лежал белый дорожный мешок. Дунтель взвалил его себе на плечи и сказал спутникам:
– Я пойду первым, а вы будьте добры держаться за мной.
Они пошли во мрак. А у Алии, похоже, начисто пропало желание вести разговоры.
Глава 10
Спускались они в кромешной темноте. Впереди ступал Дунтель, за ним – Алия, которую Кестель, на всякий случай, держал в безопасном отдалении от проводника. Кестель взял ее за руку. Алию била дрожь.
Чем ниже сходили, тем большее Кестель чувствовал облегчение и тем меньше опасался мага. Живые лабиринты разрушали структуру посторонней магии и сильно ограничивали ее. Кестель не совсем понимал, отчего так, но особо не задумывался. Ему хватало одного лишь знания о том, что маг лишается сил по мере углубления в Лабиринт.
Зато из самих живых подземелий так и веяло мощью, пусть и магической, но не союзной Алие. Лабиринты сами себе устанавливали правила и законы.
Спускались целую вечность, внезапно оборвавшуюся на последней ступеньке. Путники очутились в огромном зале, где тьма уже не была настолько кромешной. В чашах, закрепленных на каменных столбах, тлело неугасимое пламя, скупо освещающее подземелье.
Зал был круглым, и в его каменных стенах виднелись сотни дверей.
– Их семьсот восемьдесят семь, – сообщил Дунтель. – Это все выходы. Сквозь какой вы хотели бы пройти?
– А это имеет значение? – спросил Кестель.
– Само собою, нет. Конечно, если это не Белые двери, – ответил Дунтель и рассмеялся.
Смех прозвучал не очень весело.
Кестель тут не видел ни единой Белой двери, хотя, наверное, должны были попадаться и такие. Он слышал легенды о Белых дверях в Живых лабиринтах, но не знал, насколько им можно доверять.
– Быть может, госпожа выберет? – спросил Дунтель и вежливо склонил голову в ожидании ответа.
Ответа Дунтель не дождался.
– Я прошу прощения за навязчивость, но, по-видимому, выбор остается за мной.
С тем Дунтель шагнул в сторону ближайшей двери. За ними оказался узкий, но постепенно расширяющийся коридор. Вскоре путники уже могли идти бок о бок. В стены были вделаны чаши с тлеющим магическим огнем.
– Сколько времени может занять дорога до Арголана? – спросил Кестель.
– Это уж как получится. Если Лабиринты нас полюбят, проведут за несколько часов. А если нет – можем провести тут и несколько недель. Я полагаю, вы понимаете, в чем у нас проблема.
Да, Кестель понимал, и даже очень хорошо.
– В ней? – риторически спросил он.
– Да. Если Лабиринтам она понравится больше, чем мы, то они проведут нас туда, куда хочет попасть уважаемая госпожа. Как мне кажется, это не Арголан.
Алия по-прежнему молчала.
– В таком случае мы, по крайней мере, узнаем, чего хочет госпожа, – невозмутимо продолжил Дунтель. – А это, принимая во внимание красоту и привлекательность госпожи, о которых я столько слышал, представляется мне необыкновенно интересным.
– Ты, наверное, не слишком внимательно слушал, – буркнула Алия из-под маски.
– Напротив, очень внимательно. Пожалуйста, поверьте мне: ваши убеждения и желания мне чрезвычайно интересны.
Кестель сильно сомневался в этом. Выражался Дунтель на редкость вежливо, но оставался притом крайне холодным и равнодушным.
И почему только Ребиер взял в голову, что Кестелю захотелось бы выказать неуважение этому человеку? Лишь потому, что у Дунтеля нет видимого оружия?
Нет уж, Кестель не чувствовал ни малейшего желания обижать Дунтеля.
Поначалу встретили только консерватора. Шаркая ногами, он брел вдоль стены и чистил чаши с огнем. Консерватор не обратил внимания на путников.