Лиззи стряхнула ненужные воспоминания и приблизилась к берегу пруда. Земля проминалась под ногами, точно губка, влажная трава скользила под подошвами ботинок. И на мгновение Лиззи представила, что безудержно соскальзывает в прибрежные заросли. Она уперлась каблуками в землю, потеряв малейшее желание подходить к самому краю, и, крепко обхватив себя руками поперек живота, посмотрела мимо метелок тростника в поблескивающую за ним темную воду.
Там никогда не было такой уж сильной глубины. Просто было достаточно глубоко.
При этой мысли Лиззи охватила дрожь, от воспоминания по спине пробежал холодок. Мокрые волосы, темные от ила, перепутавшиеся со склизкими водорослями. Раздувшиеся до неузнаваемости лица после нескольких недель в воде. Теперь это стало страшным наследием рода Лун – те погибшие девушки и тот жуткий день. И это будет оставаться их наследием до тех пор, покуда жив хоть один человек, который это помнит.
Не причини вреда. Таковым было их фамильное кредо, к которому ее бабушка всегда относилась со всей серьезностью. Потому-то они и были все вегетарианцами – потому что принцип «не причини вреда» распространялся и на животных. Как вообще мог кто-то подумать, что Альтея способна причинить зло двум юным девушкам?!
Лиззи крепко зажмурила глаза, припомнив, как шоу «Хорошая жена» на канале WKSN внезапно прервалось срочным выпуском новостей, где сообщалось о бесследном исчезновении двух местных девушек и о том, что полиция предполагает двойное убийство. Тогда еще никто не мог и предположить, что произойдет дальше. Как будут разворачиваться события, втягивая в свой водоворот ни в чем не повинную женщину, лишая ее друзей, средств к существованию и, в конечном счете, ее семьи. Обвинительный приговор без суда и следствия.
Как бабушка со всем этим жила?!
А еще ужаснее – как она с этим умерла? Сознавая, что вокруг всегда будут находиться те, кто предпочитает верить слухам.
В «Книге воспоминаний» Альтея обмолвилась о своем опасении, что род Лунных Дев вскоре прервется. Неужто она не понимала, что он уже, можно сказать, прервался? Что спасать было уже нечего, и не было ни малейшей возможности как-то очистить ту историю, что сочинили о них в Сейлем-Крике.
«Ты – единственное, что у нас осталось. Последняя и лучшая среди нас».
Эти слова из бабушкиного письма пришли на ум, болезненно поддразнивая Лиззи. Возможно, она и последняя – но уж никак не лучшая. Иначе она бы не торопилась поскорее избавиться от «Фермы Лунных Дев». Она бы здесь осталась и восстановила бы справедливость. Она поборолась бы за честное имя своей бабушки.
Но неужели такое в принципе возможно?
Насколько она знала, полиция не смогла найти никаких существенных зацепок и, довольствуясь отсутствием реальных доказательств, отдала дело на суд общественного мнения. И здешняя публика – во всяком случае, большая ее часть, – с радостью это подхватила. То, что по делу сестер Гилмэн не было ни суда, ни обвинительного приговора, ни заключения под стражу, для людей не имело никакого значения. Они просто знали то, что слышали от других – и этого для них было достаточно.
Но если правда то, что здесь всегда будут находиться такие, кто помнит, как тела девушек вытаскивали из воды, – то так же правда и то, что где-то рядом найдется человек, который помнит день, когда они там оказались. И кто-то, возможно, знал нечто такое, о чем никто не подозревал. И, может быть, это уже достаточный довод, чтобы попытаться узнать правду.
Глава 5
Эндрю Грейсон перешагнул низкую каменную ограду, отделявшую его наследственные владения от фермы семьи Лун, решительно настроившись взяться наконец за починку теплицы, которую он обещал начать еще полгода назад. Он невероятно сожалел, что Альтея умерла раньше, чем он смог выполнить свое обещание, однако зима, казалось, длилась целую вечность, к тому же у него оказалось много заказов на реконструкцию особняков и масса клиентов, которых надо было удовлетворить. Эндрю рассчитывал, что у него в запасе порядочно времени – ведь Альтея всегда была эдаким упрямым старым воробьем, – однако кончина к ней подступила как-то очень быстро, и, с его точки зрения, для нее это явилось лишь благословением.
Тем не менее теперь, держа в руке ящик с инструментами, он решительно направлялся к теплице. Потому что обещание остается обещанием – особенно данное умирающему. К тому же Альтея для него была не просто пожилой соседкой – сколько он себя помнил, она всегда являлась частью его жизни. Когда по выходным он приезжал домой, то зачастую проводил время на соседской ферме, помогая отцу, который, расставшись со своей скобяной лавкой, с удовольствием брался за любые работы, будучи мастером на все руки. Когда же четыре года назад Эндрю вернулся из Чикаго насовсем и обнаружил, что здоровье отца сильно пошатнулось, ему показалось вполне естественным занять его место подручного мастера на «Ферме Лунных Дев».
Чего он только не залатал и не починил за минувшие годы! Он знал буквально каждый дюйм этой усадьбы – и каждый подтекающий там кран, и покосившуюся калитку, и замысловатый дымоход камина, не говоря уже о кряхтящей от старости печке и совершенно ветхой электрической проводке. За эти годы он делал все, что было в его силах, чтобы поддерживать соседское имение в порядке, однако две сотни влажных ньюгемпширских весен и снежных зим неотвратимо взяли свое, а это означало, что чем скорее, тем лучше было начать там долгий и полномасштабный ремонт. К сожалению, суммы на это ушли бы немалые, и, хотя Альтея никогда не говорила об этом напрямик, Эндрю подозревал, что денег у нее было не густо.
В конце концов имение Лун будет продано – возможно, по заниженной цене, как недвижимость, нуждающаяся в ремонте, – хотя как архитектор, специализирующийся на реконструкции объектов исторической недвижимости, Эндрю предложил бы все сровнять с землей и отстроить с нуля. И все же мысль об этом причиняла ему боль. Было в этом доме с фермой – в его истории, в его тайнах – нечто такое, что еще в мальчишеские годы глубоко проникло в его душу и больше уже не отпускало.
Скорее даже не нечто – а некто.
Эльзибет Лун.
Лиззи.
Она тоже долгие годы являлась частью его жизни, хотя для Эндрю это, увы, была улица с односторонним движением. Спустя уже почти что двадцать лет он по-прежнему видел ее перед глазами – выходящей из леса под дождем осенних желтых листьев, с развевающимися на ветру темными волосами. Точно пришелицу из другого мира – настолько чертовски прекрасную, что от ее красоты болезненно перехватывало горло. Вплоть до того момента у Эндрю было лишь смутное представление о ней – образ девчонки с торчащими локтями и коленками и тревожными серыми глазами, чистящей яблоки у бабушки на кухне. И, встретив в тот день ее в лесу, он в один миг с предельной ясностью осознал, что эта худощавая и угловатая девчонка неожиданно преобразилась в юную женщину с необычной и завораживающей красотой. При виде его Лиззи замерла тогда на месте, глядя на Эндрю, точно испуганный жеребенок. Когда их взгляды встретились, в ее глазах мелькнуло что-то быстрое и пронзительное. Что это было? Радость узнавания? Или, напротив, вызов? Все эти годы он так и не смог найти ответ. Случайная их встреча была совсем мимолетной – всего лишь несколько мгновений, несколько ударов сердца, – и все же в те короткие секунды, без единого слова и без малейшего кивка, Лиззи полностью его околдовала. А потом вдруг стала вести себя при нем так, будто его не замечала. В школе, в городе, даже на собственной ферме она изо всех сил старалась его избегать. Да и можно ли винить ее в этом, если сам он вечно застывал при виде Лиззи, по-телячьи глядя на нее влюбленными глазами.
И лишь когда она уехала учиться, Эндрю все же последовал отцовскому совету: «перестать мечтать об этой девушке и жить в соответствии со своими возможностями». А потому он сложил вещи в машину и отправился поступать в университет. Там он немало преуспел, закончив учебу лучшим на курсе и получив работу в одной из самых престижных архитектурных фирм Чикаго. Однако Город Ветров довольно быстро утерял для него свой привлекательный блеск, и когда отец наконец признался, что у него рак, возвращение в Сейлем-Крик явилось для Эндрю само собой разумеющимся решением.
Когда Альтея заболела, он предполагал, что и Лиззи сделает то же самое – однако она так и не вернулась. В принципе, он это мог понять. Ей и так-то никогда не было уютно в Сейлем-Крике – а после истории с дочками Гилмэнов, когда в городе устроили сущую «охоту на ведьм», то и подавно. И хотя сам Эндрю был до мозга костей сыном Гранитного штата[4], он не был слепцом, чтобы не видеть, сколько глупых и чопорных предрассудков процветает в маленьких городках Новой Англии и сколько вреда они порой могут нанести целой семье.
Последнее, что он слышал о Лиззи, – это что она живет в Нью-Йорке и занимается парфюмерией. Ну и хорошо, считал он, если она там счастлива. Видит бог, она это более чем заслужила после всей невообразимой дряни, что она вынесла тут в юные годы.
Так, погруженный в свои воспоминания, он рассеянно шел по лесу, однако, дойдя до развилки, где тропинка раздваивалась, ответвляясь вправо, Эндрю вдруг услышал шорох шагов. Он резко остановился, повернувшись на звук.
На мгновение у него появилась смутная догадка, что он попал в какой-то временной перегиб и годы внезапно отмотались назад, возвращая его к той памятной случайной встрече. Следующей его мыслью было то, что он просто потерял чувство реальности. Лишь когда она подняла к нему лицо, Эндрю понял, что это и впрямь происходит на самом деле, что Лиззи действительно стоит перед ним и глядит ему в глаза так, будто после той давней встречи не прошло и минуты. Когда их взгляды встретились, у него перехватило дыхание, как будто его внезапно ударили в солнечное сплетение.
Стоит ли удивляться, что люди верят россказням о роде Лунных Дев!
Глава 6
Дойдя до развилки, Лиззи замерла на месте. По звуку ей показалось, будто белка быстро шмыгает по подлеску. Лиззи внимательно посмотрела сквозь чащу деревьев – сначала налево, потом направо, – между тем как звук явственно приближался. А потом она увидела его – Энрю Грейсона – в джинсах и тяжелых рабочих сапогах, идущего в ее сторону с обшарпанным красным ящиком для инструментов в руке.
Когда глаза их встретились, у Лиззи перехватило дух. На нее накатило странное ощущение дежавю. Что он тут делает? Причем теперь? Снова?
Она пригляделась к ящику с инструментами в его руке. Эвви, кажется, говорила, что кто-то придет ремонтировать бабушкину теплицу. То, что этим человеком оказался Эндрю Грейсон, вроде бы не должно было ее так сильно удивить. Он частенько показывался у них на ферме, еще когда они были детьми. И потом, уже в школьную пору, он неизменно появлялся рядом в самые незадачливые для нее моменты – как какой-нибудь киношный качок в сияющих доспехах, вечно ее от чего-то спасающий, хочет она того или нет.
Как-то раз он подловил ее на собрании выпускников. Она тихонько и незаметно сидела там, как обычно, в стороне, и Эндрю опустился на свободное сиденье рядом с ней, широко улыбаясь и протягивая ей вскрытую пачку жевательного мармелада «Twizzlers». Тут же все, кто только был в зале, уставились на них. Так по крайней мере ей тогда показалось. От излишнего внимания Лиззи захотелось забраться под стул. Но вместо этого – к восторженному улюлюканью его приятелей, таких же качков, сидевших двумя рядами дальше, – она просто встала и ушла. К сожалению, Эндрю это нисколько не остановило. Он продолжал то и дело появляться на ее горизонте. Нередко он приходил за компанию с отцом, когда тому надо было починить у Альтеи кран или обветшавшую часть ограды. А однажды, когда словно разверзлись небеса и на Сейлем-Крик посыпался град размером с горох, Эндрю возник из ниоткуда, предложив подвезти Лиззи до дома. А потом в тот вечер у фонтана, когда Ранна устроила пьяное представление на глазах у всего города, – он снова появился рядом и спас Лиззи от потешающихся зевак.
То, как он себя с ней вел, до сих пор озадачивало Лиззи. Эндрю был одним из наиболее приметных парней в школе – учился всегда отлично, был капитаном футбольной команды и вообще считался самым крутым парнем во всей округе. Лиззи даже представить себе не могла, чтобы он хотел что-то иметь с кем-то вроде нее. Может, с его стороны это была просто жалость? Или любопытство? Семейство Лун у всех вечно вызывало любопытство.
И вот теперь он снова оказался здесь.
Эндрю показался ей выше, чем она его запомнила, и как-то неуловимо серьезнее, даже жестче, однако по-прежнему он был невероятно красив – с коротко подстриженными рыжевато-каштановыми волосами и худощавым загорелым лицом. Когда Альтея последний раз о нем упоминала, Эндрю жил в Чикаго, проектируя роскошные виллы для богатеев из высоких деловых кругов. Но это было еще до того, как умер его отец. И что – он остался здесь жить? Или просто ненадолго вернулся, как и она, чтобы уладить оставшиеся дела?
– Привет, – с уверенностью произнес он. – Ты, должно быть, меня помнишь? Я…
– Энрю. Наш сосед.
Он кивнул и перехватил ящик из правой руки в левую.
– Я не знал, что ты вернулась. Очень сожалею насчет твоей бабушки. Я знаю, как вы когда-то были с ней близки.
Лиззи сразу ощетинилась от предположения, что это осталось где-то в прошлом.
– Мы до сих пор были с ней близки.
– Верно. Извини, я не хотел…
– Она мне писала, что твой отец умер. Мне очень жаль. Я помню, он был замечательный человек. Чудесно относился к Альтее.
– Да, это так. Спасибо. Я, кстати, шел кое-что починить у вас в теплице.
– Эвви предупредила, что ты придешь. То есть не именно ты – а что кто-то придет.
На этом «светская» беседа иссякла, и между ними повисло неловкое молчание. Эндрю вновь перехватил ящик другой рукой и сделал шаг вперед, словно собирался сопроводить Лиззи до дома. Она же отвернулась и заторопилась дальше по тропе. Ей требовалось принять решение, и чье-то общество при этом было совсем не желательно. А уж тем более – Эндрю Грейсона.
Вернувшись домой, Лиззи застала Эвви в кухне: та сидела за столом перед несколькими плошками с яркими разноцветными бусинами. Она нанизывала бусы, вдевая тонкий кожаный шнурок в мраморно-синие шарики. Через мгновение Эвви подняла голову:
– Как прогулялась?
– Вы сказали, что придут чинить теплицу, но даже не заикнулись, что это будет Эндрю Грейсон.
– Я как-то не думала, что это имеет значение, – пожала плечами Эвви. Она критически поглядела на бусины, что только что нанизала, добавила еще несколько, после чего вновь вскинула голову: – А что, тебе это не все равно?
– Я просто очень удивилась, когда его встретила. Не знала, что он вернулся.
– Да уж почти как три года. Приехал, когда у него слег отец, да так тут и остался. По правде говоря, мне кажется, он только и искал для этого веский повод.
– Веский повод?
– Он чувствовал, где его настоящее место. Чикаго оказался не для него. А Сейлем-Крик его устраивает. Все очень просто. Так как прогулка?
Лиззи, на миг оторопев, уставилась на нее. У Эвви была неприятная манера так резко менять тему разговора, что собеседник терял способность внимательно следить за основной его нитью.
– Дошла до пруда, – тихо ответила она. – И когда посмотрела на это место снова, спустя столько лет, то кое о чем задумалась. Все эти чудовищные домыслы, что высказывали тогда люди, все, чему они так легко поверили… Я вот все думаю: может, от всего этого Альтея и заболела? Может быть, она просто… сдалась?