– Сколько до Владика? – спросила Юля.
– Девять тысяч километров, – ответил Саша. – Если в среднем по пятьсот-шестьсот километров в день, то семнадцать дней.
Юля вздохнула:
– У меня нет ни семнадцати дней, ни десяти. Дела. Много дел. Высокий сезон, лето. Открываю филиал в Москве, там есть клиенты и партнеры, но пока нет директора, так что всем занимаюсь сама.
Сказав это, она тут же улыбнулась:
– Может, в следующем году? Есть планы?
– Пока не знаем, – сказал Саша. – Куда дальше Владика?
– В Юго-Восточную Азию. Как тебе?
– Неплохо, – сказал Саша.
Кира хмыкнула рядом.
– Если что, я с вами, но только не летом, – сказала Юля. – Не сильно навязываюсь, нет? Я такая. Мне нравится то, что вы делаете, тоже хочу так.
– А мне не очень нравится, – призналась Кира, не глядя на Сашу. – Сразу влипли в историю, в первый же час.
Она рассказала о встрече с Колей.
– Я не обижу, не бойтесь, – сказала Юля. – Не буду приставать к Саше, даже смотреть на него не буду.
Все рассмеялись.
– Юля, прости, мы не взяли воду из рюкзака, – вспомнила Кира. – Остановишься, где будет удобно?
– У меня есть вода, если не брезгуете.
– Спасибо. Все люди братья и сестры.
Не отрывая глаз от дороги, Юля открыла крышку холодильника – и тут ее рука замерла.
– Я кое-что вам скажу, а дальше сами решайте. – Она сделала паузу. – Я ВИЧ-инфицированная. ВИЧ не передается через посуду, через поцелуи. Он не живет вне тела человека, а во рту его ничтожно мало.
Саша и Кира молчали, переваривая услышанное, а Юля ждала.
– Некоторое время назад в моем окружении были ВИЧ-инфицированные, – сказала Кира. – Мы пили из одних бутылок и иногда целовались. Я без предрассудков.
– Тогда пожалуйста. – Юля дала ей воду.
Сделав несколько глотков, Кира посмотрела на Сашу:
– Будешь?
«Или откажешься?» – прочел он в ее взгляде.
Поколебавшись мгновение, он взял бутылку. Он не боится, нет, он кое-что знает о ВИЧ, но… как это? Сильные загорелые ноги и вирус иммунодефицита – как сложить пазл? Ноги – отдельно, ВИЧ – отдельно.
Он сделал глоток из бутылки.
– Спасибо, – он вернул воду Юле.
– Пожалуйста. – Она тоже сделала глоток. – Хотите узнать, как живут с ВИЧ? Кир, ты, наверное, знаешь, раз общалась с носителями?
– Не очень много. Они принимали лекарства, но не бросали наркотики. Не знаю, что сейчас с ними.
– Если сочетать антиретровирусную терапию и наркотики, долго не протянешь, – сказала Юля. – Тут или лечиться, или колоться.
Затем она продолжила:
– Я учредила фонд «Красная ленточка». Красная ленточка – символ борьбы со СПИДом. Наш интернет-портал сейчас на третьем месте по популярности в России среди такого рода ресурсов. Мы помогаем не только тем, у кого положительный статус, но и тем, кто вокруг, рядом. И тем, кто здоров. Многие даже не знают, в чем разница между ВИЧ и СПИДом, государство практически бездействует в плане просветительской работы, а в народе живут страшилки и мифы. – Юля сделала паузу. – Начну со своей истории. Это самая обычная история. Необязательно внутривенно принимать наркотики или вести беспорядочную половую жизнь с сомнительными личностями, чтобы стать ВИЧ-позитивным. Бывает достаточно влюбиться в приличного мужчину или приличную женщину и спать с ним или с ней без средств защиты, по любви и взаимному доверию, счастливыми дураками. Это мой случай.
– Итак, – вздохнула она, – пять лет назад я познакомилась с приятным молодым человеком. Бизнесмен, спортсмен, супермужчина во всех отношениях, мечта любой женщины. На втором свидании у нас был секс. Я была счастлива. «Наконец-то сбываются мечты», – думала я. До встречи с ним я чувствовала себя старой девой, очень хотелось замуж, личная жизнь не складывалась, то один не такой, то – другой, хотя проблема была во мне, как я сейчас понимаю, – и тут явился он, принц. Мы были вместе полгода. Однажды я решила стать донором, там-то мне и сказали. Как в нокаут отправили. Я села на стул и час не могла встать. «Почему я? Почему это со мной?» Не понимала. Не принимала. Повторно сдала анализ. Положительный. Еще раз. Положительный. Когда принц узнал, то напился от страха и вырубился. На следующий день пошел в больницу. Пил трое суток, пока ждал результат. Знаете, в чем признался по пьяни? До нашей встречи он каждую неделю, по пятницам, ходил с друзьями в сауну, где они, пардон, сношались с малознакомыми и незнакомыми дамами. Он там пил, много, и иногда утром не помнил, что делал ночью. Какой тут самоконтроль? Был презерватив, не было – кто его знает? Не чешется, не жжет, не капает – кажется, обошлось. Но от ВИЧ не чешется и не жжет, с ним годами живут без лечения, по чуть-чуть сдавая позиции и заражая партнеров, прежде чем станет поздно. В общем, принц рыдал, клял судьбу, а утром с похмелья сказал, что это я его заразила. Дружкам своим звони, ответила я, пусть проверятся. Он позвонил. Наврал, без имен, что у одной из дам якобы СПИД. Он так и сказал – «нашли СПИД». Про себя ничего не сказал. Наделав в штаны, дружки рванули в больницу. «Вот увидишь, они чистые», – убеждал он меня и себя. Он ошибся. Двое из пяти были ВИЧ-позитивными.
– Принц тут же исчез, не извинившись, – продолжила она. – Как я сразу не увидела, кто он такой? Дура. У любви плохое зрение, и чем сильней любишь, тем оно хуже. Не знаю, что сейчас с ним. Если взял себя в руки – жив. Если нет – не факт. С ВИЧ можно и нужно жить долго и счастливо. Сейчас не времена Фредди Меркьюри, медицина шагнула вперед в сдерживании вируса и при правильно подобранной антиретровирусной терапии есть шанс прожить много лет полноценной жизнью без СПИДа. Можно даже забеременеть и родить здорового малыша с вероятностью девяносто девять процентов. – Она сделала паузу. – Как вам история? Знаете, ВИЧ научил меня любить жизнь и быть счастливой, я поняла, как мало у нас времени и как неправильно мы его тратим. Нам кажется, что все еще впереди, но мы словно не видим, как проходят день за днем из тех, что были впереди. Их уже не будет, а нам их не жаль. Мы подгоняем время, но боимся старости и смерти. Странные мы, люди.
Юля замолчала.
Тихим фоном играла музыка, а за окном летели километры шоссе, так похожие друг на друга, если не всматриваться, – как дни жизни, о которых сказала Юля. Саша мог бы подписаться под каждым ее словом. Это были его слова.
– Я не знала, что можно родить здорового ребенка, – сказала Кира.
– Люди мало знают о вирусе. Они напуганы плакатами о СПИДе и считают, что каждый носитель ВИЧ – почти мертвец, без возможности жить нормальной жизнью и иметь здоровое потомство. ВИЧ пугает вас больше, чем рак?
– Да.
– При этом рак намного хуже, особенно некоторые его формы и на поздних стадиях. Нет лекарств, которые сдерживали бы рак, а химиотерапия – это не лекарство, это яд, убивающий здоровые клетки, поэтому больному гораздо хуже, чем при антиретровирусной терапии. Так что я не обменяла бы свой ВИЧ на рак ни за какие коврижки. – Юля улыбнулась с грустинкой. – Он не сильно мне мешает, даже помогает. Я была бы другой без него. Главное неудобство – трудно найти мужчину. ВИЧ-отрицательные боятся, их можно понять, поэтому ищу позитивного. Переписываюсь с парнем из Липецка, хороший, хочет встретиться очно, но я пока думаю, не решилась. Отвыкла. Надо над этим работать.
Она улыбнулась с грустинкой.
Въехали во Владимир.
Саша смотрел в окно на ничем не примечательные окраины города, который когда-то, после падения Киева и до возвышения Москвы, фактически был столицей Древней Руси. Князья, правившие на этой земле, при взгляде из настоящего представлялись какими-то сверхлюдьми, воинами-призраками, ушедшими в вечность и оставившими после себя имена и легенды. Владимир Мономах, Всеволод Большое Гнездо, Александр Невский – круги от их деяний расходятся до сих пор, спустя много веков, и некоторые из них, кстати, не вписываются в рамки норм современной морали. Все знают, как Александр Невский разгромил войска Ливонского ордена на Чудском озере, но немногие знают, как он наказывал неугодных – ослепляя их. Время многое прощает, скругляя углы и обесценивая страдания, так что столетия спустя даже самые страшные тираны не вызывают отторжения у того, кто упал бы без чувств, увидев зверства воочию. В конечном счете история не делает различий между добром и злом – важен результат.
Проспект Ленина.
В основном типовая застройка, панель, хрущевки, много зелени и воздуха, мало народа – спокойная провинциальность, полезная для психики москвича. Где-то там, впереди, старый город: Золотые ворота, Успенский и Дмитриевские соборы, островки древности, зажатые в современности. Обладая воображением, можно представить, каким был город почти тысячу лет назад, в эпоху князей, за крепостными стенами и рвами, без хрущевок и тысяч автомобилей.
– Первый раз во Владимире? – спросила Юля.
– Да, – ответил Саша.
– Я тоже, – сказала Кира.
– Отлично. Сначала заедем кое-куда, а потом вместе пройдемся по центру. С удовольствием с вами прогуляюсь.
Через несколько минут свернули с проспекта Ленина на улицу Диктора Левитана и въехали во двор пятиэтажки.
– Я ненадолго отлучусь, – сказала Юля, – а вы пока дышите свежим владимирским воздухом, тут больше кислорода и меньше CO2, чем в Москве.
Она улыбнулась им белозубой улыбкой и пошла к дому, покачивая бедрами, в джинсовой юбке в обтяжку.
Саша с удовольствием и восхищением смотрел ей вслед. Какая сильная женщина. Он не уверен, что смог бы так же. Слабых трудности убивают, сильных – делают сильнее.
На полуденном солнце пекло́.
Разминая затекшие части тела, они зашли в тень деревьев, рядом с детской площадкой.
– Удивительная женщина, – сказала Кира, вторя его мыслям. – Пока мы с ней, мы должны у нее учиться.
– Представляешь, мы только четыре часа в пути, а встретили столько разных людей и сколько всего пережили. Эти четыре часа в офисе я бы просто не заметил. Садишься за комп в девять, встаешь в семь, так жизнь и проходит. – Сделав глубокий вдох, Саша прикрыл глаза. – Классно здесь, да? Тишь да гладь да божья благодать. Время течет медленней. Мозг не взрывается.
– Я хочу написать книгу о нашем путешествии, – продолжил он, – художественную, основанную на реальных событиях, с долей вымысла для пущего коммерческого успеха.
– Может, мы тоже плод чьей-то фантазии? И весь наш мир? Откуда ты знаешь, что он реален?
– Читала Пелевина, «Чапаев и пустота»?
– Нет.
– Мы не можем знать, реальны ли мы, так как у нас нет критерия оценки реальности. У нас есть только та реальность, что нас окружает, и если она плод чьей-то фантазии, мы не узнаем об этом. Но не все ли равно? Если мы живем в матрице, то для нас это настоящая жизнь, другой нет.
Перелетев через низкое металлическое ограждение детской площадки, розовый мяч попал Саше в ногу и отпрыгнул к машине Юли.
К ограждению подбежала хозяйка мяча, светловолосая девочка лет четырех, с намерением перелезть через препятствие.
– Маша, стой! – раздался сзади голос матери, громкий, резкий.
Девочка остановилась. Молча и робко взглянув на Сашу, она показала на мяч.
Саша взял мяч и, присев на корточки, отдал его девочке:
– Держи. Как тебя зовут?
Девочка молчала. Он смотрел в ее ясные серо-голубые глаза и в их невинной незамутненной чистоте видел свое отражение.
Подошла мать, женщина лет тридцати, в ситцевом платье и сандалиях, без макияжа, с усталостью в глазах:
– Она не слышит, скажите громче.
Отодвинув волосы у правого уха девочки, она показала на миниатюрный слуховой аппарат телесного цвета. Такой же был в левом.
– Осложнение после гриппа. Она плохо слышит даже с этим, но, слава богу, слышит. И говорит.
Она наклонилась к девочке:
– Скажи, как тебя зовут!
– Меня зовут Маша, мне пять лет! – громко сказала девочка.
– Очень приятно. А я Саша, будем знакомы. Я из Москвы. Красивый у тебя мяч.
Девочка кивнула, довольная, робко улыбнулась и, потупив взгляд, придвинулась ближе к матери.
Кира тоже присела на корточки:
– Привет, красавица. Я Кира. Мы с дядей Сашей едем далеко-далеко, во Владивосток, в волшебный город у моря. Хочешь подарок оттуда?
– Тоже волшебный? – спросила девочка.
– А что бы ты хотела?
– Новые ушки.
Кира вздохнула:
– Золотце мое, ушек там нет.
Девочка тоже вздохнула:
– Ладно. Тогда Фёрби, он громкий, веселый, я буду с ним разговаривать. А то я прошу, а мама не покупает, а папы у нас нет.
– Кто такой Фёрби?
– Домашний питомец, – сказал Саша. – Прикольный. Как живой. Болтает по-тарабарски, танцует под музыку, любит щекотку.
– Отлично. Значит, Фёрби. Будешь с ним дружить.
– У меня будет Фёрби! – Маша подпрыгнула от радости. – Мамочка, слышишь?
– Да что вы, нет! – мама замахала руками и прибавила вполголоса: – Он дорогой. Купим бэушный.
– В волшебном городе игрушки бесплатные, – улыбнулась Кира. – Скажете адрес?
Несколько минут мама сопротивлялась, отказывалась, даже немного злилась, то ли на них, то ли на себя, – но в конце концов сдалась и назвала адрес. «Безумие», – прибавила она.
– Мы безумцы, да, – сказал Саша. – Какой нормальный поедет автостопом во Владик? Но, знаете, быть безумным здорово, это освобождает от необходимости быть правильным и скучным, от избытка здравого смысла.
Мама девочки смотрела на них расширившимися глазами, словно пытаясь понять, не в самом ли деле у них проблемы с головой.
Саша улыбался. Смотрите, смотрите внимательней. Еще вчера мы жили в Москве, играли свои роли, но сегодня все изменилось. Сегодня мы временные безумцы, вставшие на путь длиной в девять тысяч километров, и не каждый поймет нас, но зачем нам быть понятыми? Мы сами по себе. Наш девиз – «Поставив цель, не оглядывайся и не ищи одобрения – иди к ней».
Вернулась Юля.
Она вышла из подъезда с большой картонной коробкой, держа ее перед собой и выглядывая из-за нее. Саша поспешил к ней на помощь. Подхватив коробку, он удивился. Не меньше десяти килограммов.
– Ого! Деньги? – пошутил он
– Лучше. Листовки для благотворительной ярмарки в Нижнем. У знакомой здесь типография, она печатает их без наценки. Мир не без добрых людей.
Пока грузили коробку в машину, Кира прощалась с Машей:
– Через месяц жди Фёрби. Он приедет к тебе с другого конца страны, представляешь? А ты чаще улыбайся, и все мечты сбудутся. Ладно?
Девочка кивнула.
Потрепав ее по волосам и улыбнувшись матери, все еще не пришедшей в себя, Кира села в машину.
– Надо записывать, что кому обещали, – сказала она, – парню на «Крузере» – фото из Владика, девочке – Фёрби.
– Я тоже хочу ваше фото из Владика, на фоне Русского моста, – сказала Юля, трогаясь с места. – Для мотивации. Как насчет блога в соцсетях, о вашем путешествии? Чтобы читать, лайкать, вдохновляться.
Саша и Кира переглянулись.
– Мы подумаем, – сказала Кира.
– Мне не нравится жить за стеклом, – сказал Саша. – Потом напишу книгу.
– Супер! – сказала Юля. – Ловлю на слове. С тебя книга с автографом.
– Пока пишется, можешь прочесть написанные.
– С удовольствием!
Вот он, миг маленького тщеславия, сладкий, с привкусом смущения, с теплыми мурашками на коже.
– Пришлю, если скажешь адрес. Два романа.
– Ух ты! О чем они?
– О поисках смысла.
– И в чем же смысл? Можно спойлер?
– В том, чтобы вносить свой вклад в выживание человечества. Каждый вносит его по-своему, поэтому некоторым кажется, что их смысл правильный, а смысл других – нет. Они не видят общей картины сверху.
– Не всем это надо, – сказала Кира. – Зачем? Можно просто рожать детей и не париться. Отличный вариант.
– Прекрасный. Если у одного один ребенок, а у другого – трое, то за следующие сто лет у второго будет на шестьдесят человек больше потомков, чем у первого, при средней рождаемости в два ребенка. Вот что нужно природе.
– Сел Саша на конька и поскакал, – сказала Кира с улыбкой.
– Наша природа обманывает нас, толкая к главной цели. Мы и есть природа, то есть это самообман. Мы много чего хотим, но для чего? Ради счастья? Нет. Природа не хочет счастья. Она хочет стремления к счастью. Только так будет движение вперед. Ей не нужны расслабленные и счастливые. Ей нужны деятельные и в меру несчастные. Цель одна. А главная хитрость – любовь, самая сладкая конфетка.
– Циник ты мой, – сказала Кира.
– Я дарвинист, ницшеанец, макмерфианец. Ах да, и романтик.
– Что такое макмерфианец? – спросила Юля.