Сквозь радужную пелену алкоголя Италия виделась мне ещё более живописной и родной. Автобус на средней скорости ехал среди золотистых полей, вспугивая с обочин фазанов. Вдалеке были видны отдельно стоящие каменные дома под черепичными крышами. Прогретый воздух размывал очертания предметов и они становились похожими на загадочные фантомы, постепенно исчезавшие за окном автобуса. Эта ускользающая, непонятная зрению северянина Италия вызывала во мне эстетическую жажду, которая, подозреваю, уже никогда не пройдёт.
Следующим пунктом были Помпеи… Хотя, возможно, я что-то путаю. Но если уж говорить про Помпеи, то следует вспомнить знойное солнце, вычищенные скребками и щёточками археологов развалины и окаменевшие трупы под стеклом. Конечно, всех нас в первую очередь интересовали откровенные фрески Лупанария, а не жалкие обломки городской архитектуры. На фоне одной из фривольных настенных картинок с гетерой, лихо оседлавшей своего клиента, я предложил девушкам сделать тематические фото. Одна из них должна была сыграть роль жрицы любви, а сам я, естественно, вызвался быть удовлетворяемым ей заказчиком. Анастасия с Натальей сразу же отказались поддержать мою шалость, а вот Анна, которая уже не скрывала своей лёгкой влюблённости, дала согласие без раздумий. Я лёг поудобнее под обломком стены с фрагментом фрески, вытянул ноги и опёрся на одну руку. Анна с лукавой улыбкой перешагнула моё тело, слегка приподняла подол платья и присела на корточки ровно в том месте, где у любого здорового мужчины располагается зона вожделения. Затем она положила правую руку себе на бедро, а левой уперлась в каменный пол рядом с моей головой. Я сосредоточенно посмотрел на её живот под лёгким платьем, а она уставилась на мою голову, будто собиралась её просканировать. В таком чуть смешном и явно двусмысленном положении нас запечатлел фотоапарат Натальи. Анастасия делать фото категорически отказалась, но не только из ревности, а ещё и про причине депрессии, заставлявшей её быть предельно скромной.
Во время фотосессии Анна, нарушая композицию фрески, поставила свои руки мне на грудь и, словно кошка, изящно выгнула спину. Я почувствовал приятную теплоту её ладоней, а она подмигнула мне…
В Помпеях было жарко. Мы все отирали с лица пот и пили воду, которая стремительно заканчивалась. Разваленные временем строения почему-то не вызывали у меня печальных мыслей. Наверное, выросший вдали от вулканов и землетрясений, я просто не мог представить всего масштаба катастрофы, произошедшей здесь в пору седой античности. И даже когда нас подвели к стеклянным саркофагам, в которых лежали маленькие окаменевшие тела помпеянцев, я, как и любой другой поверхностный турист, сделал пару снимков и отправился дальше, за порцией новых впечатлений.
Впрочем, не только туристы, но и все остальные люди, подключенные к безразмерным каналам информации, которые в год моего первого итальянского путешествия ещё только зарождались, утрачивали способность сколь-нибудь глубокого погружения в текущие события, в драмы друг друга, в собственное подсознание… Очень модным стало лёгкое скольжение по глади жизни, в которой реальность так плотно спуталась с иллюзией, что люди перестали воспринимать слова всерьёз, а любые, даже самые авторитетные, оценки сразу же подвергали сомнению, не успев понять о чём конкретно идёт речь. Одним словом, предсказанная Гессе фельетонная эпоха, характерным признаком которой стала утрата человечеством большинства прежних ориентиров, расцветала во всю свою мощь. Эклектичный, эгоистический и тревожный, этот период истории, как и предсказывал немецкий классик, постепенно разделил людей на рабов Великого Иллюзиона и на тех, кто продолжал сложную игру, целью которой стало сохранение образа человека в довольно дикие времена.
В Италии 200X года ещё многое казалось радостным и понятным – по крайней мере, мне, не так давно перешедшему в третье десятилетие своей жизни. И лишь два чувства не давали мне тогда покоя – угасание интереса к Анастасии и неожиданно возникшая увлечённость Натальей, уже вовсю ревновавшей меня к Анне. Здесь стоит сказать, что мне всегда было мало отношений с одной женщиной, одной сферы деятельности, одного увлечения… Моим способом жизни стал синтез разнородных элементов, всегда порождающий что-то новое. Я крал знания и умения из самых разных областей метафизики и физики, то есть принимал самое активное участие в процессе извечной мутации всего сущего.
Внимание сразу нескольких женщин стало для меня чем-то вполне естественным и, в каком-то смысле, предначертанным. Да и сами эти женщины, ловя себя на мысли, что в мире есть много других мужчин, вокруг которых куда меньше ажиотажа, продолжали длительную и непредсказуемую конкуренцию за моё расположение, ощущая, что только так они могут достичь ощущения полёта и спонтанной радости от жизни. И я старался, как мог, подарить им этот полёт и эту радость…
Когда и Помпеи остались только на наших фото и в нескольких ярких воспоминаниях, пришло время Рима. Чёрно-белые фильмы неореалистов, благодаря которым я познакомился с вечным и открытым городом впервые, не передавали его главной особенности – сельской простоты, погруженной в динамику мегаполиса. В римлянах и римлянках я видел эротический энтузиазм, накрытый столичной пресыщенностью. Даже самые новые здания этого города несли на себе печать старости, вечности и лёгкой небрежности, свойственной всякой южной культуре. Мне было хорошо в Риме, поскольку люди здесь не стеснялись выражать своих чувств, не надевали на себя холодную маску светского приличия. Вот за этой человечностью сюда и тянутся граждане успешных северных стран, утомлённые правильным однообразием своих протестантских будней.
В Риме и Анастасии сделалось чуть полегче. Но началось всё с конфуза. В автобусе мы съели что-то не очень свежее и у моей впавшей в эмоциональный ступор спутницы началась диарея. Мы успели забежать в номер римского отеля, но проблему это не решило. Анастасию продолжало мутить, живот её болел, а во рту ощущалась горечь. Тогда, собравшись с духом, мы пошли искать farmacia. Столица уже погрузилась во тьму, освещённую медово-жёлтым цветом фонарей. Улицы из-за своей ночной пустоты казались огромными каменными коридорами, по которым летал пластиковый мусор. По тротуару, едва не задев нас, развязно прошли две нигерийские проститутки, отчаянно виляя едва прикрытыми платьем бёдрами. «Вот готовый кадр для фильма Феллини, если бы он ещё жил и снимал», – автоматически подумал я и улыбнулся. Аптеки нигде не было видно, и мы решили поспрашивать местных. Завернув во дворик, где от столичного лоска не осталось и следа, мы увидели пожилых итальянок, сидящих на лавочке и о чём-то живо беседующих.
– Синьоры, нам нужна аптека, моя девушка не здорова, – обратился я к римлянкам на очень сомнительном итальянском.
– Кто вы?
– Мы туристы. Попали в трудную ситуацию. Нужна аптека. Понимаете?
– Вы монголоиды?
– Нет, но у меня кавказские корни, а у неё, кажется, еврейские.
– Что вам нужно в такой час? Магазин?
– Нам бы в аптеку, сеньоры. Очень болит живот.
– Вы отравились плохим алкоголем?
– Нет. Съели что-то несвежее. Кажется, это был хот-дог…
– Ели бы пиццу и пасту, голубки. Так вам нужно лекарство?
– Да, очень нужно.
– Заверните за угол этого дома…Там будет лекарство.
– Там будет аптека?
– Да, там вам помогут, продадут лекарство. Деньги есть у вас?
– Да, есть, спасибо.
– Эти монголоиды… Всё время с ними что-нибудь происходит. Глупые, бедные… Вот за этим зданием, налево…
– Спасибо, сеньора!
– Идите, идите… Фабиана, так что там с твоим внуком? Неужели он и правда влюбился в свою учительницу?
Мы отошли от болтливых сеньор на приличное расстояние и, не сговариваясь, рассмеялись. Тогда мы не понимали толком над чем смеёмся. А теперь я могу сказать, что смеялись мы над большим самомнением, твердолобой гордыней, закоренелым провинциализмом и скрытым страхом перед всем новым итальянского и любого другого европейского национализма. Нам, людям нового времени, для которых весь мир казался одной большой комнатой, условно разделённой на зоны, претила любая местечковость.
В аптеке, которую мы всё же нашли, работали молодые, нашего возраста, люди. Мы объяснили им по-английски, что хотим средство от расстройства живота. Худощавый и очень серьезный итальянец сразу предложил нам какое-то очень дорогое лекарство, но Анастасия, умевшая экономить, попросила его найти вариант подешевле. Немного расстроившись, итальянец отправился в кладовку и вернулся оттуда с белой коробочкой нового лекарства.
– Сколько стоят эти таблетки? – сразу же спросила прагматичная Анастасия.
– Десять евро, синьорина…Всего десять евро! – ответил ей провизор и вымученно улыбнулся.
– Это дорого, очень дорого…Понимаете?
– Но это очень эффективное лекарство, даю вам гарантию.
– Я просила вас найти что-то более доступное.
– Нет проблем, синьорина. Это вполне доступное и хорошо решающее проблему средство. Вы будете мне благодарны.
– И всё же, есть ли у вас совсем доступное лекарство?
– Наверное, мы друг друга не понимаем… Это лучшее средство от диареи во всём Риме.
– Ладно, я поняла. А можно взять только одну пластинку?
– Что вы сказали, синьорина?
– Вы можете мне продать только одну пластинку вашего чудесного лекарства?
– Мы так не работаем.
– Что?
– Мы не продаём по одной пластинке.
– Но это полный бред!
– Не понял, синьорина…
– Всё вы поняли. Не надо делать из меня дуру. Вы думаете, если я иностранка, то можно водить меня за нос?
– Синьорина…
– Да, я знаю, что я синьорина, а ты – итальянский жук-навозник!
– Что вы сказали?
– Ничего. Давай своё лекарство уже.
– Как скажете, синьорина…Всего хорошего!
– Иди ты в баню…
Анастасия рассердилась не на шутку. Мучившая её система пищеварения после скандала в аптеке внезапно успокоилась, но мы всё же зашли в магазин и купили воды, чтобы запить таблетки. Рим по-прежнему казался огромным и пустынны, хотя движение на улицах было довольно активным. Мы сели на ещё тёплые от дневного солнца ступени одной из каменных лестниц и обнялись. Я не любил, когда Анастасия с кем-то ругалась, так как в этот момент она теряла всё своё самообладание и становилась похожей на девочку-подростка, которая впервые столкнулась с неприглядной стороной жизни. Однако эта внезапная вспышка гнева сказала мне о том, что депрессия уже потеряла над Анастасией свою меланхолическую власть.
Мы решили ещё немного прогуляться перед сном. Большой и усталый Рим затягивал нас в свою уличную мистерию…
«Где-то в этом городе сейчас и Наталья… Скорее всего, Анна потянула её в ночное кафе или в магазин, работающий допоздна. А я не с ними сейчас… Думают ли они обо мне? Для Анны любые чувства – игра, повод для весёлого приключения, не более. А что они для Натальи? Она много молчит…Только улыбается временами спокойно и глубоко. В ней чувствуется сила и некоторая отстранённость. Именно таких женщин называют загадочными…», – размышлял я пока шёл триумфально большими римскими улицами в компании с выздоравливающей Анастасией.
В отель мы вернулись на втором часу новых суток. Открыв вино и распечатав большую плитку шоколада, мы сели на подоконник распахнутого окна и с наслаждением закурили.
– Тебе лучше? – спросил я после глубокой затяжки Анастасию.
– Да, полегчало.
– А как настроение?
– Нормально.
– Я люблю тебя…
– Не любишь.
– Почему?
– Потому, что появилась Наталья.
– Вот не надо ревновать меня к Наталье.
– А что, может мне к Ане тебя приревновать?
– К фонарному столбу!
– Не увиливай, не надо… Я вижу, что Наталья тебя сильно взволновала. Да и Анна тоже хороша… Строит глазки всем подряд, шлюшка.
– Зря ты хороших девушек обижаешь.
– Это для тебя они хорошие… Для тебя все девушки хорошие…
– Но ведь хороших девушек и правда много…
– Да, с каждым днём всё больше и больше…
– Я же с тобой…
– Только пока… А поманит тебя Наталья или Анна…
– Вот тогда и посмотрим.
– Тогда уже не на что будет смотреть… Уйдёшь ты к другой бабе от меня, вот и всё.
– Не фантазируй.
– Налей мне лучше вина.
Анастасия выпила бокал вина залпом и посмотрела на меня искушающими глазами. Мне хотелось сказать ей, что после её слов о моей неверности, после всех упрёков в мой адрес… Одним словом, я хотел проучить Анастасию отказом от близости, но она уже сняла футболку, обнажив свои смугловатые сочные груди, которые при каждом её движении слегка колыхались, становясь ещё более аппетитными. Я взял её за левую грудь и погладил большим пальцем тёмный, как спелая вишня, сосок. Она запустила руку в мои трусы и начала хозяйничать там со всей страстью. Наш секс на подоконнике, за которым простирался вечерний Рим, был краток, но ярок, как удар молнии в сухое дерево, за которым неминуемо следует пожар.
В качестве любовницы Анастасия подходила мне идеально, однако в 200X году я, не понимая какой роскошный клад мне достался, заглядывался на более утончённых и романтичных девушек. Моему неустоявшемуся сознанию казалось, что где-то там, за поворотом, в неожиданном месте ждёт Муза, которая приготовила для меня красоту богини и ум философа, яркий секс и душевную чуткость, умелые руки и развитую фантазию, тягу к семейной жизни и любовь к шумным компаниям. Признаюсь, что и сегодня, спустя более десяти лет после описываемой здесь истории, я всё ещё не распрощался с мечтами о такой Музе.
Сознание молодого мужчины устроено таким образом, что почти в каждой привлекательной девушке он видит именно то, что ему всегда было нужно. Некоторые понимают свою ошибку во время первого разговора, другим для ясности нужен целый год отношений, а третьи, самые впечатлительные, доводят дело до брака и лишь в нём осознают всю глубину своего заблуждения. С Анастасией мы несколько раз хотели пойти в ЗАГС и зачать ребёнка, но судьба, о суровой предопределённости которой я уже говорил, всегда останавливала наши порывы. Италия стала для нас последним всполохом счастья и, как будто чувствуя это, мы становились всё более нетерпеливыми и откровенными.
На седьмой или восьмой день итальянского турне мы очутились в Римини. Отель, в котором нас поселили, оказался достаточно уютным и близким к морю. За каждым местным отелем был закреплён свой пляж. Нам достался пляж под названием «Джованни-76». Так вполне мог называться итальянский комедийно-эротический фильм 70-х годов – отметил я мимоходом. Шезлонги для нас расставлял высокий молодой парень с длинными, выкрашенными белой краской волосами. Назло мне Анастасия стала сразу же заигрывать с этим парнем, но я делал вид, что интересуюсь только морем, солнцем и книгой Маркеса «Любовь во время чумы».
Наталья с Анной поселились за пару кварталов от нас и обещали скорую встречу. О Наталье я думал постоянно – один раз она даже приснилась мне, проходящей вдалеке по берегу моря. Она была одета в прозрачное платье, но совсем не замечала меня, удаляясь всё дальше и дальше. Проснувшись, я понял, что могу больше никогда её не увидеть. Но что мне было делать? Только одно – взять какие-то её контакты и связаться потом, после Италии. Да, это был единственно возможный вариант развития нашего романа.
Итак, я ждал дня своего рождения, чтобы взять контакты Натальи и как следует пофлиртовать с Анной. Последняя стала для меня ещё одной возможностью побега из тупиковых отношений с Анастасией. Между тем, мы с Анастасией гуляли по Римини – скромному, провинциальному, пребывающему в торговой суете городку. Если бы не музей Феллини, который мы посетили по моей упорной инициативе, то от Римини в нашей памяти остался бы только пляж «Джованни-76», где для отдыхающих без перерыва звучали хиты Джипси Кингс и Тото Кутуньо.