– А что в этом криминального? – непонимающе пожала плечами я, – мало ли на свете любителей экстремальных развлечений? Что теперь, их всех под арест сажать?
– Ну, предположим не всех, – сдержанно улыбнулся Кирилл, все больше вживаясь в навязанную ему роль лектора-всезнайки, – а только ту часть, которая переходит рамки дозволенного. В данной ситуации я согласен с властями: прыгать средь бела дня со столичной телебашни –это в любом случае перебор.
–Похоже на групповое самоубийство в центре города, – иронически фыркнула я. Высота столичной телебашни навскидку составляла метров пятьсот, однако я с трудом могла вообразить устремленную в небо постройку в качестве стартовой площадки, да и возможность успешно достичь земной поверхности, не запутавшись при этом в линиях электропередач и избежав фатального столкновения с расположенными на траектории падения выступами и карнизами близлежащих зданий, казалась мне даже теоретически неосуществимой, – а имени этого…бейсера ты часом не знаешь?
Моя очевидная заинтересованность личностью незнакомца понемногу начала раздражать Кирилла. Внезапно до коварного изменника дошло, что беседа постепенно перешла совсем не в то русло, и вместо того, чтобы обсуждать со мной весьма туманные перспективы совместного будущего, он опрометчиво транжирит время на проведение ликбеза и чуть ли не самостоятельно роет себе яму.
– Неудобоваримое туземное имя, я забыл его через секунду после того, как услышал, – решительно отрезал Кирилл, – дикарь из Новой Зеландии, вот и все, что мне о нем известно. Кстати, ты так и не сказала, откуда у тебя его фотография?
Я медленно опустилась на стул и в упор посмотрела на бывшего возлюбленного сквозь желто-зеленые контактные линзы. Невольно я поймала себя на мысли, что выбранный мной для образа мадам Изольды цвет один в один совпадает с цветом правого глаза татуированного новозеландца.
– Неважно, – устало выдохнула я, -мир тесен, Кирилл…
– Изольда! – устраивать разборки и предъявлять мне претензии в своем нынешнем шатком положении парень не осмелился. Он резко перевернул снимок «дикаря» изображением вниз, видимо, символизируя тем самым, что его слова предназначаются исключительно для меня одной, и с надеждой предложил:
– Давай начнем все с нуля! Постой, не перебивай меня… Давай попробуем вернуться на пять лет назад, будто мы только что встретились? Я постараюсь заново заслужить твое доверие, я подожду, пока ты заново в меня влюбишься… Мы будем ходить на свидания, гулять, ужинать в ресторане и я не стану торопить тебя с решением. Я прошу всего лишь дать мне шанс на прощение, один последний шанс!
Наверное, чрезмерно насыщенное событиями утро и в самом деле вымотало меня психологически. Угрозы неуравновешенной клиентки, излучающий невероятную энергетику нефритовый амулет, не отпускающая моего разума фотография, а теперь еще и внеплановый визит Кирилла, вследствие чехарды с датами, ставший для меня очередным неприятным сюрпризом. У меня не осталось ни сил, ни желаний, мой организм настойчиво требовал покоя, и ради того, чтобы его себе обеспечить, я согласна была пойти на некоторые уступки.
– Делай, что хочешь, – апатично кивнула я, – только не торчи круглые сутки у меня под дверями, не засоряй мой почтовый ящик своими записками и, главное, не смей больше без предупреждения заявляться ко мне на работу.
– Клянусь, этого больше не повторится, – пылко пообещал воодушевленный снизошедшей на него «благодатью» Кирилл и на радостях попытался было скрепить наш договор долгим поцелуем, на что получил категорический отказ и настоятельную рекомендацию поскорей отправиться домой и привести себя в божеский вид.
Избавиться от окрыленного моей неожиданной покладистостью парня мне удалось далеко не сразу. Дабы не смущать периодически возникающих под окнами клиентов, я выпроводила Кирилла через черный ход и, оставшись наедине с собой, сделала, наконец, то, что не выходило у меня из головы на протяжении этого безумного утра.
Бережно хранимый мною от агрессивных посягательств недовольной клиентуры хрустальный шар на столь трепетное отношение неизменно отвечал взаимностью. Я знала, что и на этот раз прозрачная сфера не станет капризничать, даже если я подсуну ей достаточно сложный с точки зрения считывания информации объект.
Подключиться с первой попытки к энергетическому полю вселенной хрустальному шару предсказуемо не удалось. Окутавшее сферу розоватое марево не спешило превращаться в более или менее осмысленные изображения, но я проявила завидное терпение, и мои усилия были достойно вознаграждены. Размытые картинки сменялись с калейдоскопической скоростью, шар искрился и пульсировал от перенапряжения, а от его нагревшейся поверхности исходили клубы белесого пара. Я низко наклонилась над сферой, затаила дыхание и неподвижно зафиксировала взгляд в одной точке. А посмотреть здесь было на что.
Окровавленное лицо незнакомца искажает гримаса нестерпимой боли, но с его плотно сжатых губ не срывается ни крика. Узловатая, загоревшая до черноты рука мелкими, частыми ударами вгоняет в смуглую кожу зазубренную иглу, покрытую темным пигментом. Глубокие спиралевидные надрезы постепенно обретают форму уже знакомой мне татуировки, но сейчас они еще не похожи на плавные, извилистые линии – это свежие, воспаленные раны, которым предстоит заживать не один месяц. Опытная рука выверенным движением наносит последние штрихи, и на губах молодого туземца внезапно появляется улыбка, но так как большинство отвечающих за мимику лицевых мышц навсегда повреждено варварским способом нанесения рисунка, эта улыбка уже мало похожа на привычное выражение радости.
Мглистый туман пеленой окутывает лес. По влажной траве спиной ко мне бесшумно ступают двое, юноша и девушка. Он-стройный, мускулистый, с золотисто-коричневой кожей, она-хрупкая, изящная и неестественно бледная. Его совершенную наготу прикрывают лишь набедренная повязка и сложный узор татуировки по всему телу, на ней же одето длинное белое платье, а в светлые волосы вплетены нежно-голубые цветы. Пара трогательно держится за руки, и сначала кажется, что это обыкновенная прогулка счастливых влюбленных под покровом ночной темноты, но слишком уж целенаправленно они идут вперед, слишком печально вздыхает юноша и слишком испуганно вздрагивает от каждого звука девушка. В какой-то момент, парень внезапно оборачивается, и я отчетливо вижу его глаза: угольно-черный левый и желто-зеленый правый.
Шар потух с оглушительным треском, словно взорвалась внезапно перегоревшая электрическая лампочка, и я в ужасе отпрянула назад. Подобных случаев «короткого замыкания» на моей практике ни разу не происходило, хотя я и читала о них в эзотерической литературе. Что сие означает, я боялась даже представить, но если не вдаваться в детали и оценивать последствия «производственной аварии» с позиции материального ущерба, то их можно было смело причислять к разряду катастрофических. Хрустальной сфере по всем признакам пришел окончательный и бесповоротный финал, о чем недвусмысленно свидетельствовала внушительная трещина, напрочь исключающая возможность реставрации. В принципе, магический реквизит продавался на каждом шагу, но ведь его нужно чистить, заряжать, наполнять энергией, а это занятие нелегкое, длительное, а порой еще и неблагодарное, так как правильно заряженная сфера, можно сказать, «оживает» и активно проявляет характер. Лопнувший шар тоже был весьма заносчивым товарищем, но за пять лет мы с ним прошли огонь, воду и удары об пол и научились понимать друг друга без слов. Чего же конкретно не выдержала хрустальная сфера? И почему она раскалилась до такой запредельной температуры, что лежащая прямо под ней фотография натуральным образом оплавилась, причем до полной невозможности что-либо на ней разглядеть?
Снимок-убийцу хрустальных шаров, а вернее то, что от него на текущий момент осталось, я безжалостно сожгла в пламени свечи. А затем взяла чистый лист бумаги и каллиграфическим почерком оповестила клиентов о том прискорбном обстоятельстве, что гадальный салон мадам Изольды будет закрыт в течение ближайших трех дней. Утешая себя тем, что лопнувший шар – это еще не конец света, и мне вообще повезло, что сфера не разлетелась на части и ее осколки не угодили мне в лицо, я прилепила объявление на парадную дверь, поставила офис на сигнализацию и вышла на улицу через черный ход.
Снаружи было по-осеннему холодно и сыро. Отвратительное межсезонье ознаменовалось рекордным количеством обрушившегося на столицу мокрого снега, стремительно тающего прямо на лету и превращающего улицы в грязное месиво. Я непроизвольно вспомнила показанную мне многострадальным шаром картину – а ведь есть на матушке-земле такие благословенные уголки, где зимой и летом ходят в набедренных повязках…или в невесомых белых платьях. Развивать мысль дальше и пытаться осмыслить увиденное я себе строго-настрого запретила: мне еще за рулем через весь город ехать, а с таким хаосом в голове я едва ли сохраню способность следить за дорогой. Хватит на сегодня острых ощущений. Мечтал Кирилл пригласить меня на свидание? Еще как мечтал, за язык его никто не тянул, вот пусть и приглашает. Выбирать себе новый хрустальный шар я отправлюсь завтра, а этим вечером мне срочно нужно отвлечься, развлечься и всеми доступными способами снять накопившийся стресс!
ГЛАВА V
Пасмурная погода по прогнозам синоптиков грозила сохраниться в столице до конца недели. Холодная, затяжная зима неумолимо надвигалась на отсыревший от раскисшего снега город, и ее приближение ощущалось до такой степени остро, будто она уже стояла на пороге и терпеливо дожидалась подходящего момента, чтобы на долгие месяцы без приглашения войти в миллионы человеческих жизней.
Мрачное преддверие грядущей смены времен года вызывало у меня слабое подобие широко распространенного на крайнем севере «синдрома полярного напряжения». В такие периоды ночь казалась бесконечной, а глухие стены непроглядной темноты невыносимо давили на психику, постепенно сужаясь в жутком стремлении расплющить в лепешку хрупкий рассудок запертых в этой безвыходной ловушке людей. Я прожила в Мурманске двадцать лет, и по логике вещей у меня должен был автоматически выработаться устойчивый иммунитет к тамошним особенностям, однако в каждую новую полярную ночь я с одинаковой силой чувствовала, как неотвратимо сжимаются вокруг меня многотонные скалы вечной тьмы. Возможно, именно усталость от ежегодного участия в этой неравной схватке в итоге и сподвигла меня на переезд в столицу.
Родители изначально были против моего решения, и в глубине души я объективно понимала, что они до сих пор его не одобряют, считая весьма поспешным и необдуманным поступком, являющимся исключительно демонстративной формой реализации желания любой ценой вырваться из-под опеки. Не меньшим образом шокировал их и род деятельности, выбранный мной в качестве основного источника получения дохода. Я выросла в консервативном зашоренном обществе, и опасающиеся за мою безопасность родители с детства учили меня скрывать паранормальные способности. Вздумай, какой-нибудь особо усердный журналист покопаться в прошлом знаменитой на всю столицу прорицательницы, ему бы неминуемо пришлось начинать посвященный мне биографический очерк с банальной фразы « Маленькая Изольда была совершенно обычным ребенком…». Если бы я родилась сейчас, мой дар активно эксплуатировался бы уже с пеленок, как часто происходит с детьми-вундеркиндами, за счет своих рано проявившихся талантов содержащих не только родителей, но и бесчисленную армию подвизающихся бедных родственников. Но моя семья пошла другим путем. Отец с матерью целенаправленно внушали мне мысль, что мои способности – это мое проклятье, и следовательно, их нужно не развивать, а скрывать, чтобы не дай бог, это не помешало мне беспрепятственно адаптироваться в коллективе.
Уроки самоконтроля не прошли даром. В глазах окружающих Изольда Керн была не только «обычным ребенком», но также «обычным подростком» и даже «обычной студенткой». Откровенно портила идеальную серость картины лишь удивительная история моего рождения, полностью переписать которую было же столь же сложно, как и построить ядерный реактор из картофельных очистков.
Имя «Изольда» мне дали неспроста. Мама нередко признавалась, что всегда мечтала назвать дочку Леночкой, и, несомненно, она бы так и сделала, если бы экипаж дрейфующей в окрестностях острова Врангеля полярной станции в один голос не настоял на куда более символичном имени для девочки, родившейся в арктических льдах. В ночь моего рождения началось торошение – огромные льдины наползали и громоздились друг на друга, с оглушительным грохотом артиллерийской канонады они ломались и трескались, в буквальном смысле разрывая лагерь полярников на куски. Льдины то сходились, то снова расходились, гигантский торос проглотил дизельную подстанцию и отсек жилые домики от кают-компании, а, радиосвязь пришлось восстанавливать практически с нуля. Три дня на сорокоградусном морозе семеро мужчин и одна недавно разрешившаяся от бремени женщина без отдыха и сна перетаскивали домики, палатки и чудом уцелевшее оборудование на относительно большой обломок льдины. На материк был отправлен сигнал об эвакуации, но прибывший за полярниками самолет неожиданно угодил в западню: внезапно началось таяние, взлетно-посадочная полоса превратилась в вязкую ледяную кашу, из которой благополучно совершивший посадку пилот так и не смог подняться в воздух. В результате самолет законсервировали в паковых льдах до начала заморозков, и новорожденная Изольда провела на дрейфующей станции еще несколько месяцев.
По возвращению на Большую землю досталось всем. Членам медкомиссии за то, что допустили к работе беременную женщину. Начальнику экспедиции за то, что не переправил геофизика Светлану Керн на материк при первых признаках ее нахождения в интересном положении. Моей матери за сокрытие факта беременности, чуть было не стоившего новорожденной девочке жизни. Лишь одному человеку вынесли торжественную благодарность с занесением в личное дело – принимавший экстремальные роды доктор Славинский единственный удостоился поощрения за свой высокий профессионализм.
Тем не менее, белых пятен в данной истории даже по прошествию двадцати пяти лет оставалось превеликое множество. Например, почему обследовавшие маму перед отправкой в дрейф врачи проморгали четвертый месяц беременности? И как сама мама не догадалась, что в ее семье ожидается скорое пополнение? И что помешало начальнику экспедиции избавиться от создающей проблемы сотрудницы задолго до родов? В общем, вопросов здесь было гораздо больше, чем ответов, и я очень сомневалась, что когда-нибудь между ними установится баланс.
Непостижимым образом я четко помнила ту самую ночь. Помнила ледяные глыбы высотой с двухэтажный дом, помнила аскетично-суровую обстановку разборного домика на полозьях и помнила растерянные лица окруживших маму бородатых мужиков в полярных комбинезонах, не испугавшихся многотонных торосов, но впавших в панику при виде рожающей женщины. Мне суждено было родиться именно здесь – на затерянной в бескрайних арктических просторах льдине, чтобы стать той, кем я являлась сейчас. Изольда… «изо льда» – у меня не могло быть другого имени, как и не могло быть другой судьбы.