Тайное становится явным - Монтгомери Марин 8 стр.


Волосы у доктора Эверетт уже поседели, что явно контрастирует с ее смуглой кожей, но не делает ее старой, – скорее, придает ей исполненный достоинства вид.

Я падаю на кожаный диван и киваю.

– Непредвиденные обстоятельства.

– Сейчас я к вам вернусь, – обещает доктор Эверетт, закрывает ноутбук и отходит к окну, чтобы опустить жалюзи. – Вы не против?

– Нет, – отвечаю я, опускаю голову на спинку кресла и закрываю глаза.

– Я знаю, что вам не очень нравится темнота, – с этими словами она щелкает выключателем, и рядом со мной загорается лампа.

– Все в порядке. У меня все равно голова побаливает.

– Как вы себя чувствуете на лекарствах?

– День на день не приходится. Но учитывая, сколько у меня фобий, то, что я хоть что-то могу делать, уже здорово.

Я все еще держу глаза закрытыми и могу только слышать, как доктор Эверетт пробирается к своему креслу и начинает шелестеть страницами блокнота.

– Как вы считаете, лекарства помогают вам снизить тревожность?

– Мне кажется, что да.

– Я знаю, что в вашей жизни было много потрясений, – говорит она. – Но вы продолжаете терапию и посещаете все сеансы. Я очень горжусь вами и очень вам признательна.

– Это мне следует вас благодарить, – отвечаю я. – И думаю, у нас с Ноем все налаживается… Ну, то есть, все было хорошо до сегодняшнего дня.

Ручка Эверетт зависает над бумагой.

– Вы хотите рассказать подробнее?

– Мне кажется, я беременна.

– Это же чудесная новость! – Ее голос становится выше на октаву, хотя она пытается скрыть радостное возбуждение. Доктор Эверетт вообще не позволяет эмоциям брать верх над рассудком, и за это я ее очень уважаю. Она сдержана, но очень приветлива. – Мы начали заниматься месяца два назад, так? И вы уже успели упомянуть, что хотели бы завести ребенка.

– Это еще не точно. – Я боюсь, что звучу слишком легкомысленно, и я точно чувствую себя именно такой. – Но все признаки налицо.

– Вы уже рассказали Ною?

– Он сказал, что будет, то будет.

– И что вы сейчас чувствуете? – спрашивает она. – Воодушевление? Уязвимость? Надежду?

Я неожиданно смущаюсь и прячу лицо за руками.

– Наверное, все это вместе. Ной часто в разъездах, но я надеюсь, что он сможет чаще бывать дома, если у нас появится малыш. Поэтому я не так сильно эмоционально отстранена, как в прошлый раз.

– В прошлый раз в вашей истории были ведь еще и другие отношения, верно? – осторожно спрашивает она, сверяясь с записями.

Согласно киваю, но развивать тему не хочу. Я рассказала хорошие новости и не хочу портить их, вороша воспоминания, которые выворачивают душу. Пусть хотя бы раз хорошие и плохие эмоции не осаждают меня одновременно.

– В конце сессии мы обсудим, что делать с вашими препаратами: как они могут повлиять на вашу беременность и что вам вообще следует принимать. И очень важно, чтобы вы продолжили посещать наши сессии, – у вас будут скакать гормоны и крайне вероятно, что ваши фобии и страхи из прошлого могут усилиться.

– Да, конечно.

– Пока что давайте вернемся к тому, почему вы опоздали.

– Я… Оказалась в затруднительном положении.

– То есть?

– Я поняла, как сильно не доверяю людям. И они мне тоже, – сообщаю я, затем некоторое время молчу, собираясь с мыслями. – Я совершенно необоснованно обвинила Ноя в измене… По крайней мере, в этот раз.

– Так? – поощряет меня доктор Эверетт.

– Эта женщина… выкинуть ее из головы не могу.

– Вы сейчас, – начинает доктор Эверетт и еще раз сверяется с записями, – про Лорен говорите?

– Да, – вздыхаю я.

– И почему вы вспомнили ее сегодня, и как это связано с потерей доверия к вашему мужу?

– Я думала, она была в нашем доме.

– Внутри вашего дома?

– Да.

Я вдруг представляю, как она роется в моих шкафчиках, как прикасается к нашим с Ноем личным вещам, и во мне просыпается гнев. Я неловко ерзаю на месте.

– Меня посетило такое угнетающее чувство… Как будто мы вернулись к тому, с чего начали, и неясно, смогу ли я вообще снова пройти через все это, – делюсь я и пожимаю плечами. – Я ощущала себя беспомощной.

Она указывает на мое обручальное кольцо.

– Он ваш муж.

Я тоже перевожу взгляд на кольцо и некоторое время рассматриваю, как свет от лампы искрит в его бриллиантовых гранях.

– Но…

– Почему все время какое-то «но»? – мягко прерывает меня доктор Эверетт.

– Она отобрала у меня Ноя, когда я отчаянно нуждалась в нем.

– Вы это так видите?

– Нет, не я это так вижу. Это так и есть, и это основано на фактах, а не на моем личном мнении.

Я смотрю, как она перелистывает записи.

– Вы вините Лорен больше, чем Ноя?

– Да, – я смахиваю с рукава несуществующую пылинку. – Это она тут агрессор.

– Давайте обсудим это событие. Почему Лорен единственная, кто в нем виноват? – Доктор Эверетт пристально смотрит на меня своими бездонно-голубыми глазами. – Почему Ной не ответственен? Я не хочу быть грубой, он все-таки ваш супруг. Просто пытаюсь понять.

– Это нормальный вопрос, – слабо улыбаюсь я. – Мы были пьяны, и Ной, и я. Мы тогда праздновали, и Лорен должна была остаться у нас. Так что я думала, что все будет нормально, и просто сказала им идти домой, а я проверю, чтобы наш друг благополучно уехал. Я их обоих знаю еще с колледжа и доверяла им – пока не вошла в спальню и не увидела их в постели.

После этих слов я понимаю, что плачу – это все еще слишком тяжело для меня. Тот момент быстро воссоздается в моей памяти: я вхожу в темную спальню, на моем лице написан ужас, потому что я слышу, как стонет Ной, и еще слышу этот странный гортанный звук. И понимаю, что этого не должно быть, этого не должно происходить в моей кровати. Ошеломленная, я говорю себе, что ошибаюсь, что Лорен, наверное, привела кого-то с собой, – я просто отказываюсь это принимать. Потому что это в итоге подрывает мое доверие, мою собственную преданность и верность. Это не говоря об эмоциональном ущербе, который мне тогда нанесли.

Доктор Эверетт наклоняется, чтобы передать мне салфетку. И снова дежавю – я вспоминаю, как давала салфетку Элли.

– Вы чувствуете, что Лорен сделала это вам назло?

– Да, – соглашаюсь я, утираю мокрые щеки и нервно тру нос. Затем продолжаю: – Еще тогда она пыталась приударить за Ноем, а я просто игнорировала все признаки. Друзья мне сказали, что он ей нравится, что я должна за ними приглядывать, но мне казалось, она никогда так со мной не поступит. Даже если это правда. Господи, да мы же в одной комнате жили. Мы были подругами.

– И сейчас вы боитесь, что история повторится, что она каким-то образом снова окажется у вас дома, в вашей кровати, претендуя на вашего мужа?

– Честно? Да. Я не хочу, чтобы она вообще больше появлялась в моей жизни. В наших с ним жизнях.

– Но почему вы вспомнили об этом сегодня, Шарлотта? – спрашивает Эверетт. – Вам показалось, что возможная беременность как-то вернет ее в вашу жизнь?

– Я знаю, как много для нее значат дети.

– И у нее их нет?

– Насколько мне известно, у нее не может быть детей. Что-то с яичниками.

– Хорошо, вернемся к моему вопросу, – настаивает она и кликает ручкой. – Как это все связано с вами?

– Я боюсь, что у нее все еще есть чувства к Ною.

– Или, может быть, у Ноя все еще есть чувства к ней? – мягко спрашивает доктор. Я пытаюсь разобраться в своих ощущениях и понимаю, что ее слова отзываются во мне болью правды.

– Что вам нужно, чтобы вы снова начали доверять своему мужу? – задает доктор следующий вопрос и наклоняется ко мне. – Я хочу, чтобы вы сказали это вслух. Подведите для себя черту, Шарлотта.

– Мне нужно знать, что они не общаются.

– А еще?

– Чтобы он чаще был рядом со мной, – отвечаю я, осознаю, что это довольно расплывчато, и уточняю: – и физически, и эмоционально.

– И учитывая беременность, вы нуждаетесь в том, чтобы чувствовать себя уверенно. Так?

– Да, конечно, – соглашаюсь я и расстроенно зарываюсь руками в волосы. Голова теперь болит так, словно кто-то расколол мне череп и стучит прямо по полушариям мозга. – Я должна знать, что моя семья в порядке. Что не произойдет ничего, что может ее снова разрушить. И я понимаю, что ничего вечного нет, но уже слишком устала чувствовать себя одинокой.

– Да, но у вас кое-что есть, Шарлотта. Свои собственные способы справляться с трудностями, копинговые стратегии. Мне уже явно видно, что за время нашего общения вы стали сильнее, что вы успешно прикладываете усилия, чтобы пройти через эту ситуацию и оставить ее позади, а это далеко не легко. Я восхищаюсь вашей способностью прощать.

Я киваю и так сильно сжимаю салфетку в своей руке, что она рвется.

– Лорен больше не стоит на пути вашего счастья. Только вы сами, Шарлотта.

Нас прерывает настойчивый писк таймера, в очередной раз сигнализирующего о том, что сессия уже закончена. Я даже с некоторым трудом встаю с дивана.

– Мы продолжим на следующей неделе. Пожалуйста, подумайте о том, как Лорен повлияла на вашу способность быть счастливой.

Я нахожу кошелек и выуживаю из него купюры – всегда плачу наличными – и передаю триста долларов за сессию. Неудивительно, что доктор Эверетт так радуется, что я продолжаю ходить на терапию.

– Да, конечно. Спасибо, доктор Эверетт.

– Давайте обсудим прием препаратов, хорошо?

И она объясняет, что можно принимать во время беременности, а что имеет побочные эффекты, и напоследок легонько пожимает мне руку.

– И если вам понадобится помощь – обязательно позвоните.

Глава 9

Элли

Шарлотта стремительно покидает сцену, а я с размаху прикладываюсь головой о холодную металлическую дверцу шкафчика.

Какая же я тупая идиотка! Какого черта я вообще делаю? Мне нужна Шарлотта. Она – мой единственный выход. Как я собираюсь подружиться с ней, если сама же ее и оттолкнула?

Я снова вышла из себя – как всегда, в своей излюбленной манере. Как моя мама любит говорить – словно слон в посудной лавке. Уничтожила все, чего добивалась. Полностью испоганила свой план меньше, чем за сутки.

Мне нужно как-то все исправить, притом срочно.

Я выбегаю на парковку, но не могу найти черный джип Шарлотты. Проверяю, не припарковалась ли она на учительском месте, или не остановилась ли случайно у ворот, где родители обычно по-быстрому высаживают детей. Не-а. Судя по всему, она сорвалась с места и уехала, как только села в машину. Вот черт. Я сжимаю кулаки. Облажалась я просто грандиозно.

Поскольку задерживаться в школе мне больше не надо, я оставляю Джастину записку в шкафчике, чтобы он зашел ко мне после занятий, и ухожу. Добравшись домой, сворачиваюсь калачиком и отключаюсь, и меня не тревожит даже надсадный лай соседского ротвейлера.

Потом меня все-таки будит грохот входной двери. Я бросаю взгляд на старые уродливые часы, донельзя глупо смотрящиеся в нашей гостиной, и понимаю, что проспала весь день. Наверное, это пришли мелкие. Сейчас ворвутся в комнату – лучащиеся энтузиазмом и энергией, как и всегда. Я натягиваю на лицо улыбку.

И у нас, конечно же, нет ничего, чем я могла бы их покормить. Как же меня все это достало! Ожесточенно грохаю кулаком по шкафчику рядом, вымещая свою злость. Старый, неказистый, со сломанными ручками – он буквально физическое воплощение моей плачевной жизни.

Как оказалось, на самом деле пришел Джастин. Все как всегда – рваные джинсы, черные кеды и кривая ухмылка. И, конечно же, под мышкой у него скейтборд, который он держит бережно, словно младенца. Джастин входит в комнату и аккуратно прислоняет его к стене у двери.

– Где же ты была, женщина? – театрально произносит он и наклоняется ко мне для поцелуя. Обычно я этому только рада, но сегодня мне становится тошно только от запаха его сигарет, смешанного с одеколоном. Я уворачиваюсь, и он целует мою щеку.

– Мне нехорошо.

– Вот блин, хреново. Грипп или просто простыла?

Я вяло улыбаюсь.

– Ну, меня стошнило сегодня прямо у Марш.

– М-да, жесть. А ты довольно горячая… – отмечает он и кладет руку мне на лоб, – Ах да, и температура еще.

Я хихикаю. Джастин всегда найдет способ повысить мне настроение, хотя и говорит какую-то тупую хрень.

– Мне что-нибудь сделать?

– А ты можешь сделать так, чтобы еда каким-нибудь образом появилась сама собой? У нас ведь хоть шаром покати.

– У тебя телефон работает?

– Нет, – закатываю я глаза. – Сегодня деньги на счету кончились. А ты не сможешь мне достать еще одну карточку для оплаты?

– Хорошо, что он работал хотя бы во время вчерашнего шторма.

– Это да.

– Диана – просто гадина, – бормочет Джастин. – Ладно, посмотрим, что тут можно сделать, – заверяет он и нежно проводит рукой по моим волосам. – Почему бы тебе не остаться у меня?

– У твоего брата? – вздыхаю я. – И где мы будем спать?

– Там же, где сплю я, – говорит он и пожимает плечами. – Возьмем надувной матрас, будем лежать и обниматься. И всегда будем вместе.

Он притягивает меня в объятия – такой уверенный в своих словах. Но дела Джастина идут не лучше, чем мои. Пару месяцев назад его выставили из дома – он вступился за мать, которую постоянно избивает его отец, и тот как с цепи сорвался. Теперь он зависает со своим братом, Брэдом, который снимает вместе с тремя друзьями дом, полный марихуаны, грязных носков и просроченной китайской еды. «Спальня» Джастина – это дряхлый диван, оставленный прошлыми жильцами, который он перетащил с веранды в дом. На нем больше пятен, чем на моей абстракции для школьного проекта по росписи ткани. Некоторые из них – пролитое пиво, это можно понять по запаху, но все остальные более чем подозрительны. Каждый мой визит в это место за последние месяцы оборачивался сущим кошмаром. Там всегда холодно – обогреватель просто не способен прогреть такой большой дом целиком. Дом полон щелей, из которых тянет холодным воздухом. Мы пытались заткнуть их одеялами, но щелей слишком много, а одеял слишком мало, так что из этой затеи ничего не вышло. И это еще не все – все те несколько раз, что я останавливалась у Джастина, в доме каждую ночь гремела тяжелая музыка, оглушительно пахло травкой, а под утро у меня нещадно драло горло, потому что даже под одеялом было ужасно холодно. Наверное, потому я и заболела. Словом, даже несмотря на то, что холодная зима уже позади, меня всю передергивает от мысли еще хоть раз остаться у Джастина.

– Я подумаю, – отвечаю я, не желая слишком сильно ранить его чувства.

Мы смотрим какое-то ток-шоу – в доме нет кабельного телевидения, поэтому выбор у нас небольшой, но я могу думать только о том, как загладить вину перед Шарлоттой. В какой-то момент меня, видимо, все же сморил сон, потому что когда я открываю глаза, то понимаю, что сижу одна, с одеялом, наброшенным на плечи, а на пыльном столике рядом со мной стоит миска куриного супа. Джастин принес несколько пачек лапши и для мальчишек, и я улыбаюсь. Приятно, что он об этом подумал.

На следующий день я чувствую себя вроде бы в порядке, но потом вдруг ощущаю подступившую к горлу тошноту. В итоге я провожу день, курсируя между туалетом и кроватью, где периодически забываюсь сном. И даже чувствуя себя донельзя уставшей и больной, я отчаянно пытаюсь придумать план, как помириться с Шарлоттой. Это вопрос жизненной необходимости. Я должна найти способ извиниться за свою грубость и поблагодарить ее за помощь. Поскольку деньги на моем телефоне кончились, позвонить я ей не могу, да и номер, который я нашла в сети, больше не обслуживается – наверное, это ее старый мобильник.

И я чертовски не хочу писать ей письмо на рабочий е-мейл. Это уже будет наглым вторжением в ее частную жизнь – она же не сказала мне, где именно она работает. Я не хочу напугать ее еще сильнее – она и так очень осторожничает.

Так что я возвращаюсь на место преступления – то есть, к месту нашей первой встречи, и нажимаю кнопку дверного звонка, надеясь, что она откроет, и я смогу перед ней извиниться. Но дверь мне никто не открывает. Я всматриваюсь в окна, но и там ничего не происходит – словно она даже не попыталась выглянуть из-за шторы, чтобы посмотреть, кто звонит в ее дверь.

Назад Дальше