Почему он так близко? – подумалось мне последним остатком мозга. Похоже, и его я скоро лишусь.
Я до одури хочу от него сбежать, скрыться! Вот сейчас соскочить с кровати и убежать отсюда далеко-далеко.
Ты хочешь его. Признайся себе уже, хочешь! Он привлекает тебя, как мужчина! Привлекает своей харизмой и силой! Ты никогда таких мужчин не встречала раньше! Ты всегда перед ним будешь заведомо в проигрыше.
Звучит пиздец глупо! Неужели я горазда на такие мысли?
Встречала! Таких подонков, как он, я встречала много! А про проигрыш рано судить. Вот в конце нашей истории мы вынесем приговор – кто проигравший и слабое звено в нашей цепочке.
Что-то разглядев в моем взгляде и, слава Богу, неправильно истолковав, отступил на пару шагов, а потом и вовсе отдалился на приличное расстояние.
Да! Да, мне не помешает передышка. Что же это такое? Почему, стоит ему оказаться так близко, мое тело предает меня, становится на его сторону, просится в его руки, желает почувствовать жар и ласки его широких ладоней?
– К тебе заходил врач? – кинул мне слова, не оборачиваясь ко мне.
А как я, по-твоему, должна тебе ответить, придурок? Говорить я не научилась еще!!!! А моргать? Кому? Спине твоей?! Дебииил…
Прищурилась настороженно, когда уловила суть.
Ах ты ж, сука! Да ты издеваешься! Значит, началось?
Его тело содрогалось в немом смехе. Он все прекрасно понимал. И даже не сомневаюсь – понимал, что я сейчас при этом ощущаю.
– Милая, я просто шучу. Успокойся. А то у меня мысли начали закрадываться в голову, что ты сейчас, как халк ко мне подлетишь и расправишься со мной за безобидную шутку, – посмеиваясь, иронично произнес, не поворачиваясь ко мне.
Зажмурила сильно глаза от его обращения. Я хотела выжечь это слово из памяти! Хотела потереть виски от усталости, от того, сколько раз мне еще стоит показать и сказать, чтобы не смел ко мне так обращаться.
Неторопливо стянул с себя спортивную джинсовую рубашку, отбрасывая ее небрежно на спинку стула. Остался в черной водолазке с горлом и в черных джинсах.
Странный стиль… Либо вижу в костюмах, либо в повседневной одежде, но строго во всем черном. Странный тип.
– Ну, так что? Приходил кто? – резко развернулся и пошел на меня. Не отрывал взгляд и выжидательно ждал моего ответа.
Что он там плел про знаки? Ммм… А!
Закрыла глаза и не открывала дольше, чем положено, отвечая отрицательно. Примерно за два часа никто не заходил. Очнулась от его тяжелой руки.
Бешено, молниеносно открыла глаза, пытаясь дать понять, что если не уберет свою лапу…
– Ты почувствовала? – перебил мои мысли, протягивая с насмешкой вопрос.
Как я могу не почувствовать такую лапу? Как могу не почувствовать человека, которого совсем не желаю ощущать?
– Ты руки чувствуешь!
Что?
Потерялась от его медленных, завораживающих движений по моей руке. Большой палец скользил по внешней стороне, а остальные четыре по внутренней. Как бы обхватывая мою руку. С виду движения были нежные, дразнящие, но я не верила, что этот мужлан знает определение этим словам.
А ведь и правда! Я чувствую! Чувствую его касания! Чувствую, как его длинные пальцы оглаживают мое запястье и кисть, руку, поднимаясь по ней вверх. Я чувствую покалывание, тепло. Ощущение, словно два магнитика движутся параллельно друг другу на небольшом расстоянии.
Слава Богу, не все потеряно. Хотя бы с руками…
– Это очень хорошо. – Услышала издалека глухой голос.
Он так усердно гладил мою руку, что, казалось, важнее этого действия ничего не может быть. На мгновение показалось, что я далеко отсюда, но все развеялось, стоило ему обратиться ко мне:
– Чувствуешь? – приподнимая уголочек губ, кинул на меня лукавый взгляд.
Рваная челка спадает на лоб, кончики волос лезут в жгучие глаза. Побрился, но не подстригся. И от этого его вид вводит в некое заблуждение. Вроде, на первый взгляд молодой и беззаботный парень, но если хорошенько присмотреться, повадки его выдают. Колючие глаза, сильный характер, железная хватка, ленивые, но вместе с тем порывистые движения.
Утвердительно моргнула.
Чувствую. И руки свои, и, к сожалению, тебя. А еще, мне очень хочется пить, чтобы смочить горло, которое враз пересохло.
– Сейчас начнутся процедуры. Я прошу, давай все сделаем, как нас просят. Это для твоего блага. – Ему, судя по всему, проникновенного взгляда было недостаточно, ведь свою клешню переместил мне на щеку.
Я не знаю, как, черт возьми, это называется. Но с одной стороны, я хотела его разрубить топором на маленькие кусочки и разложить перед собой, как мясник. А с другой, это было приятно. Так тепло, так нежно, так приятно. Прикасался ли ко мне кто-то с таким трепетом?
Что же это делается?!
Под ложечкой защекотало, словно что-то или кто-то проснулся и зажил своей жизнью. Затрепетал от восторга и горячей волны, словно щенок, виляя радостно хвостиком.
– Маленькииий…
Вздрогнула от распахнувшейся двери в палату и бодрого голоса.
– Здравствуйте! Здравствуйте! Ну, как Вы? Все хорошо?
Кажется, это мой врач.
Нагло отодвинул Тимура от меня и занял его место. Теперь он добродушно заглядывал мне в глаза, выуживая ответы.
Скосила взгляд в сторону, где находился теперь Тим. Взбешенный! Что опять произошло? За доли секунды?! Заметила, как его бешенство подбирается к запредельной отметке. Прожигает профиль врача, и будь я проклята сейчас, если ошибаюсь, но в данную секунду он изрыгает все проклятия в адрес доктора.
Уже заинтересованно перевела внимание на хирурга и снова обратно. Мало того, что поймали мой взгляд, разгадали не только предвкушающий блеск, но и мысли. Опасно прищурился, предостерегая меня, от того и я теряю весь запал. Ладно, позже разберусь в этом.
– Так, ну, на датчиках все прекрасно…
– Она чувствует руки.
Тим вклинился в его речь, и от моих глаз не скрылось, что доктор явно был недоволен этим. Даже слегка поморщился от звучащего сбоку от него голоса.
– Это хорошо! Очень! Вчера ведь еще не было никакой чувствительности. Голубушка, надеюсь, вы не сочтете за наглость, если я посмею взять вашу ручку? – обращаясь ко мне, врач старался шутить и поднять мне настроение.
Приподняла уголок губ в улыбке и утвердительно моргнула.
– Спасибо!
А после видела, как вмиг лицо доктора превратилось в хищное. Приобрело жесткие черты, стоило только меня коснуться. Хмурил брови, когда ощупывал или надавливал на те или иные точки.
– Что-то не так? – не выдержал Тим, и в резкой форме поинтересовался у него. Нет, я тоже хочу все узнать, но, однако, не смогла сдержать усталый вздох от его реакции.
Врач на мое тихое и ничего не значащее возмущение хохотнул, будто немо поддерживая меня.
– Все очень хорошо. Пара дней, максимум неделя, и чувствительность в руках вернется полностью. Поздравляю! – бубнил себе под нос, не отрывая от меня ни взгляда, ни рук, а на последнем слове просиял и искренне поздравил.
Я постаралась все вложить в свой взгляд и выразить, как я ему благодарна за то, что спас мою шкуру. Вытащил с того света. Тим ночью тихо рассказывал, что здесь происходило, и как этот доктор спасал меня и нервничал, когда остановилось мое сердце. Я, конечно же, делала вид, будто сплю и не слышу его, но на самом деле впитывала каждое его слово.
Возможно, врач в тот момент переживал только за свою шкуру, но это не меняет того, что он меня откачал, подарил еще мгновения жизни, хоть и никчемная она у меня.
Все правильно истолковав, доктор легонько кивнул и ласково улыбнулся.
– Вы долго будете еще лыбиться друг другу? – вибрируя от гнева, еле сдержанно бросил нам Тимур.
– Сейчас я уберу простыню. Мне нужно будет всю тебя проверить и выявить, есть ли хоть какие-то изменения на твоем теле. Оценить двигательную активность и положение. Проверить трубку катетера. Вскоре медсестры зайдут к тебе, чтобы провести личную гигиену.
Надсадно задышала, смотря на доктора расширенными глазами в ответ на его тираду. Тим должен выйти. Не должен видеть меня.
– Даже не думай! – услышала ответ на свои мысли.
Я даже боялась перевести взгляд на него, но он уже все понял.
– Тимур, выйдите. Она этого хочет. Я потом все вам скажу.
Сглотнула нервно.
Посмотрела на Тимура в упор, ловя знакомый едкий взгляд. Он недоволен. Ему не нравится то, что я не желаю его сейчас тут видеть. Черная широкая вразлет бровь презрительно изогнулась, как бы говоря: малыш, я все знаю, не делай нервы нам обоим, безрезультатно.
Теперь я смотрела на него пристально, в желании, чтобы он покинул палату. Старалась игнорировать его взгляд, поведение, напряженное тело, которое хочет снова накинуться на меня из-за непослушания. Признаюсь честно, было тяжело. Не каждый может выдержать нечто убийственное, тяжелое. От одной картинки его лица на моей шее будто стягивалась петля.
– Мне долго еще ждать? У меня на очереди еще десять пациентов.
Но этому мужлану все нипочем. Чихать он хотел на слова доктора. То, что произошло дальше, не просто повергло в шок меня и врача. Меня это выбило на некоторое время! Обескуражило! Еще ничего не успела понять, как он оказался около меня. Доктора благоразумно отодвинул в сторону, стараясь причинить ему минимум боли.
Мало того, что его близость сбивает с толку, так еще и возбуждающий запах вторгся в мои легкие.
– Я сказал, доверяй! Мы с тобой на одной стороне! Я говорю, что остаюсь, значит, я остаюсь! Если я говорю, что да, я согласен выйти, значит, я выйду! И это не пустой звук или потому, что так следует сделать. Потому что я так хочу! Все понятно?! – наклонившись надо мной, недовольно прожигал меня взглядом и рычал в лицо. Он старался выплеснуть свое раздражение на меня.
Дня! Еще какого-то сраного дня не прошло, а он уже готов сорваться с цепи. Псих! Да что в этом такого? Может, я просто не хочу, чтобы видел меня голой?!
Но как оказалось, я ошибаюсь.
– Я давно все увидел! Знаю! Но об этом позже… Мы обязательно к этому вернемся, когда вновь заговоришь. А ты заговоришь, поверь. – Последнюю фразу прошептал с какой-то угрозой. Словно я должна заговорить только потому, что он хочет, только потому, что я должна буду исповедаться ему.
Когда? Когда этот долбаный ублюдок успел все увидеть? Что он вообще со мной делал в бессознательном состоянии?
Наверное, вся паника отразилась на моем лице, так как услышала его приглушенное:
– Ничего. Не посмел бы. Не думай о глупостях.
Как же он тонко чувствует меня, чувствует грань. Что-то вот вообще неуверенно он это произнес! И уже громче, для всех, для врача, который стоял позади нас и пялился на Тима, как на помешанного городского психа, произнес,
– Поэтому, так как все всё видели и все всё знают, приступим! – и резко сдернул с меня простынь на последнем слове.
Тварь! Ну что за тварь?! Смотрит, не отрываясь от моих глаз, ехидно, торжествующе, оттого что сделал так, как хотел он!
Всегда! Всегда будет только так, как он захочет, как скажет! Ничего не изменится! И мир, воцарившийся между нами по его мнению, и его слова, что он изменится – все пустой звук.
– Артур Азарович, прошу. Чего застыли, как столб? – Показал приглашающе на мое тело, словно предлагал кусок мяса.
Я тебя придушу, гандон. Он ведь это специально делает! Специально, потому как посмела задеть его эго!
– Еще раз Вы позволите себе такое отношение к моему пациенту, и больше Вы сюда зайти не сможете!
Хотела рассмеяться от слов доктора, но взгляд непроизвольно зацепился за странную трубку.
Нахмурила брови и хотела приподнять голову, но нихрена у меня не вышло. Попытки это совершить оказались не только провальными, но и до жути болючими.
Закрыла глаза и набрала побольше воздуха. Нет, я сделаю это! И новая попытка хоть немного сдвинуть голову в бок.
– Я ничего не сделал. Просто немного подсказал ей правильный ответ. Чтобы в следующий раз она наверняка не сомневалась.
Еще немного. Еще! Мне казалось, я вся взмокла и выдохлась, чтобы сдвинуться на пару сантиметров.
– Я Вас предупредил! И еще! Мне это уже надоело делать! Последнее предупреждение!
Не обращая никакого внимания на их диалог, я во все глаза пялилась на то, что торчало с моего боку. Это что еще блядь за хуйня такая?!!! Это что? Это мочаа?? Моя моча? У меня что, дырка в боку?
Из меня вырвался тихий и жалостливый всхлип. Я старалась блокировать все эмоции, но я не могла игнорировать ноющую боль в груди. Шарила взглядом по своему обнаженному, жалкому телу. По обездвиженным ногам, неестественно обмякшим, по изуродованному животу, груди, заторможенно-ватным рукам, по проколотому боку, из которого торчала страшная трубка с пакетом, судя по цвету жидкости в ней, мочи. От всей своей на данный миг беспомощности, от жуткого вида, от понимания, что мне всего лишь еще девятнадцать и я девчонка, разрыдалась, чем привела всех в себя и привлекла внимание к себе.
Рыдала, давясь слезами. Здесь и сейчас ненавидела и жалела себя. Первый раз в жизни вот в таком состоянии я пожалела себя. Оказалось, для меня не была так страшна жизнь с наркоманами, алкашами, садистами, детдомовцами, бомжами. Для меня оказался неподвластным страх очутиться беззащитной, безвольной, безоружной, слабой и уязвленной.
– Что? Что случилось? Прости, больше не повторится! – очутившись около меня, Тим кричал, стараясь достучаться до меня сквозь очередной мой вой и неконтролируемую истерику.
– Отойдите! Отойдите, иначе мне придется ей сделать укол, чтобы успокоить. Для ее голоса опасно так надрывать связки.
Тим отлетел от нас, давая возможность доктору привести меня в чувства. Я уже ничего не соображала и не различала от обильной влаги, которая застилала глаза, искажая картинку.
– Это не страшно! Слышите? Как можно к пациенту обращаться без имени?!
– Чича!
– Чича, хорошо, – несильно задумываясь, доктор начал частить. – Чича, это дренажный катетер. Ты была без сознания, в коме! А тебе нужно опорожняться. Как это сделать? Мы под общим наркозом провели операцию. Присоединили катетер к почечной лоханке, мешочек – так называемый мочеприемник. Как только сможешь двигаться, приподниматься, мы все снимем. Я тебе обещаю. Дырочка заживет, посмотри какая трубочка тоненькая. – Но я его не слышала. Мне хотелось скрыться от всех, сложиться напополам и выпустить всю боль из себя. Казалось, и года не хватит, чтобы это сделать. Когда же все прекратится?
– Мне придется вколоть успокоительное, простите… вам нельзя сейчас так напрягать связки.
– Мммммммммм, – с расширенными глазами завыла с новой силой.
Хотелось выгнуться дугой, словно я была связана. Но я была калекой! Дефектной калекой, которая не могла пошевелиться! Но, ко всему прочему, меня против моей воли сейчас начнут чем-то непонятным обкалывать. А рядом со мной находится этот ненормальный! Что он делает со мной, когда я в отключке, одному только богу известно.
– Дайте я попробую.
Это наваждение! Я хожу под себя! Я сру и ссу под себя в мешочки?
Застыла, когда ощутила, как Тим прислонился к моему лбу. Заглядывал пронзительно в глаза, утягивая в свою черную бездну. Словно крутящаяся воронка, которая засасывает в себя, гипнотизирует, завораживает, обдает холодом, чтобы застыла, не шевелилась, успокоилась.
Губы почувствовали теплое дыхание, а до ушей, сквозь набитую вату, донесся надломленный голос:
– Я с тобой. Успокойся, милая моя. Все пройдет. Это пройдет. Благодари всех, в кого веришь, что ты осталась живааа. Ты тут… – эти слова были пропитаны такой болью, такой душераздирающей горечью. Словно он передо мной приоткрыл занавес своей души. – Ты еще дышишь воздухом, видишь свет, ощущаешь тепло, и только ради этого стоит бороться, выкарабкиваться наружу. Ты сильная, милая. Справишься. Пока это вынужденные меры. Пока так… потом будет лучше, легче. Слышишь, девочка? Очнись! – заколдованно смотрели друг другу в глаза. Он тянул слова, шепча, как ненормальный. Тихо, пронизывающе. – Пора! Меняй жизнь! Ни я, ни твой врач, никто тебе не поможет, если этого не захочешь ты! Ты ведь любишь бороться? – провел носом по моей скуле, и внутри меня все перевернулось пару раз. Голова пустая, но сердце колотилось от его слов и от него самого сумасшедше быстро. Казалось, мы оба это ощущали. Казалось, тишина палаты впитывала именно биение моего сердца.