– А вы вроде бы собрались ненавидеть его до конца дней? – Он опустился на диван, и она услышала его смешок.
Если бы она могла убить его, то точно бы это сделала. Вместо этого ей пришлось собрать остатки своего достоинства и выйти из комнаты, бабахнув тяжелой дверью.
Скарлетт взлетела по лестнице с такой скоростью, что на верхней площадке едва не задохнулась. От злости, обиды да еще и от быстрого бега сердце колотилось неистово, словно намеревалось выпрыгнуть из корсета. Чтобы успокоиться, нужно дышать поглубже, а как тут вздохнешь, при такой тугой шнуровке! Если ей станет дурно и ее обнаружат в обмороке на лестнице, то что о ней подумают? Ох, да они что угодно могут вообразить – и Эшли, и этот гадкий тип Батлер, и противные ревнивые девчонки. Впервые в жизни Скарлетт пожалела, что не носит с собой нюхательную соль, как другие девушки, но у нее даже и флакончика никогда не было! Она всегда так гордилась, что ей вообще не бывает плохо! Нет, нет, она просто не может позволить себе сейчас хлопнуться в обморок!
Через минуту она придет в себя, скользнет тихонько в маленькую гардеробную, примыкающую к комнате Индии, распустит корсет и шмыгнет в какую-нибудь постель, рядом со спящими девушками. Она постаралась успокоить сердцебиение и привести лицо в порядок, а то ведь всякий скажет, что вид у нее совершенно сумасшедший. Если хоть кто-то проснется, то сразу догадается, что с ней что-то не так. А этого ни в коем случае нельзя допустить. Никто и никогда не должен узнать, что с ней произошло.
В окно на площадке ей виден был двор, тенистые деревья и беседка. Ничего не изменилось, мужчины так и сидели развалясь в своих креслах. Как она им завидовала! Как здорово быть мужчиной и никогда не подвергаться унижениям, подобным тому, через которое она только что прошла! Пока она так стояла, наблюдая за ними завистливым взглядом и пережидая головокружение, до нее донесся быстрый конский топот на подъездной дорожке, брызнул гравий из-под копыт, возбужденный мужской голос спросил о чем-то негра… Опять подковы по гравию, и в поле зрения возник всадник – он пустил коня галопом прямо через лужайку к разморенной группе в тени.
Какой-то гость запоздалый? А к чему скакать по газону, портить дерн – гордость Индии? Скарлетт его не узнала, поняла только, что он крайне чем-то взбудоражен, – в спешке соскочил с лошади, вцепился в плечо Джону Уилксу… И сразу вокруг него образовалась толпа, а бокалы и пальметтовые веера остались позабытыми на столах, на земле. Несмотря на расстояние, ей был слышен взволнованный гул голосов, вопросы, выкрики. Такое впечатление, что у всех мужчин разом началась лихорадка, вмиг достигшая пика. Над мешаниной звуков вдруг взлетел ликующий вопль Стюарта, звонкий, как на охоте:
– Йее-е-йее!
Так впервые в жизни, сама о том не зная, Скарлетт услышала призыв к мятежу.
Она видела, как четверо братьев Тарлтон вырвались из толпы вслед за молодыми Фонтейнами и кинулись к конюшням, вопя на бегу:
– Джимс! Эй, ты, Джимс! Седлай лошадей!
«У кого-то в доме пожар», – подумала Скарлетт. Но пожар не пожар, а ей надобно вернуться в спальню, пока ее не разоблачили. Сердце угомонилось, и она на цыпочках проплыла в тишину коридора. Дом придавила тяжелая, теплая атмосфера спячки. Похоже, и сам дом заснул, чтобы вечером, подобно девушкам, расцвести новой красой – при свечах и под звуки музыки. Осторожно приоткрыв дверь, Скарлетт просочилась в гардеробную. Она еще держалась за ручку, когда уловила сквозь щелку в двери спальни голос Душечки Уилкс, приглушенный почти до шепота:
– По-моему, Скарлетт сегодня вела себя как форменная вертихвостка.
Сердце тут же подпрыгнуло и опять пустилось вскачь, и Скарлетт безотчетно прижала его ладошкой, призывая к смирению. «Тот, кто подслушивает, частенько узнает немало поучительного», – подсказала услужливая память. И что теперь? Выскользнуть так же тихонько или, наоборот, объявиться неожиданно, дать понять, что она все слышала, а Душечке так и надо, пусть выкручивается. Однако другой голос заставил ее помедлить. Она узнала Мелани Гамильтон, и теперь ее не сдвинула бы с места упряжка мулов.
– Ох, Душечка, не надо, – говорила Мелани. – Не будь злюкой. По-моему, она просто очень живая и в приподнятом настроении. Прелестная девушка.
«О-о, – чуть не застонала Скарлетт, впиваясь ногтями в корсет. – Иметь в защитниках эту сладкоречивую дурочку? Ну уж нет».
Вынести такое оказалось труднее, чем откровенно злобные выпады Душечки. Скарлетт вообще не доверяла женщинам, полагая, что ни у одной из них, за исключением ее матери, не бывает иных мотивов, кроме эгоистических. Мелани уверена, что Эшли принадлежит ей, вот и позволяет себе этакое христианское всепрощение. Это у нее такой способ демонстрировать свои завоевания, производя при этом впечатление смиренной крошки. Скарлетт сама постоянно пользовалась этим трюком, обсуждая других девушек в мужском обществе. Действует безотказно, – эти глупцы убеждены, что она славная и милая скромница.
– Ладно же, милая барышня. – Душечка повысила голос. – Ты, должно быть, слепая.
– Ш-ш-ш! Тихо ты, Душка! Тебя слышно по всему дому.
Повинуясь шипению Салли Манро, Душечка заговорила тише, но все в том же духе:
– Вы же видели, как она обхаживает любого, кто под руку подвернется. Даже мистера Кеннеди, а он поклонник ее родной сестры! Ничего подобного в жизни не встречала! И определенно бегает за Чарлзом. – Тут Душечка самодовольно хихикнула: – А вы знаете, мы с Чарлзом…
– Нет, правда? – зашелестело со всех сторон.
– Да, только никому не говорите, девочки, рано пока!
Сдавленный смех, прыжки по кроватям, возня – наверное, девчонки принялись тискать Душечку. Мелани пробормотала, как ей повезло – она счастлива будет иметь такую сестру, как Душечка.
– А мне вот, боюсь, не повезет. Не хотела бы я такого счастья – заполучить в сестры Скарлетт. Вертихвостка, каких свет не видывал, – раздался огорченный голос Хетти Тарлтон. – А она запросто может обручиться со Стюартом. Правда, Брент говорит, она его ни в грош не ставит, но Брент ведь и сам по ней с ума сходит.
– А вот если бы спросили меня, – произнесла Душечка, чуть не лопаясь от собственной важности и таинственности, – то я бы вам сказала, что есть один человек, по которому она сохнет. И человек этот – Эшли.
В спальне зашептались яростно, перебивая друг друга, шипя и попискивая, а Скарлетт похолодела от страха. Душечка, конечно, полная дура, в мужчинах не смыслит ничего, но есть у нее, значит, чутье на женщин, чего Скарлетт недооценила. Горькая обида и болезненный удар по самолюбию, страдания, только что причиненные ей Эшли и Батлером, – это так, ерунда, комариные укусы по сравнению с тем, что ее ждет теперь. На мужчин можно полагаться хотя бы в том смысле, что они умеют молчать, даже такие, как этот тип Батлер. А Душечка… У нее же язык что помело, к шести часам вечера про Скарлетт будет знать все графство. И ведь только вчера вечером Джералд говорил: не бывать тому, чтобы вся округа потешалась над его дочерью. Вот уж теперь над ней посмеются! Липкий пот выступил под мышками и пополз по бокам.
Из общего приглушенного гвалта выделился голос Мелани, ровный и спокойный. Она говорила с легким укором:
– Душечка, тебе же известно, что ничего такого нет. Нехорошо.
– Очень даже есть! И если бы ты, Мелли, не пыжилась находить в людях добро – в тех, в ком добра-то и нет вовсе, – то ты бы тоже поняла. А я вот даже рада, что так получилось. Будет ей урок. Скарлетт О’Хара только и делает, что устраивает всем неприятности и уводит чужих женихов. Ты знаешь прекрасно, что она отобрала у Индии Стюарта, хотя он ей ни к чему. А сегодня пыталась прибрать к рукам еще и мистера Кеннеди, и Эшли, и Чарлза…
«Мне надо домой, – решила Скарлетт. – Скорей домой!»
Ах, если б можно было перенестись волшебным образом в спасительный покой «Тары»! Только бы оказаться рядом с Эллен, увидеть ее, подержаться за юбку, уткнуться в колени и выплакать все! Еще одно словечко из спальни – и она ворвется туда! Вцепится двумя руками в бесцветные, жиденькие Душкины волосенки и плюнет в Мелани – пусть знает, ханжа, что думает Скарлетт про ее великодушие. Нет, довольно уже на сегодня вульгарности, хватит вести себя как белое отребье, – в этом ведь вся и беда-то! И, крепко прижав руками юбки, чтоб не шуршали, Скарлетт неслышно, как зверек, выбралась в коридор. «Домой, домой, – одна только мысль и жила в ней, пока она неслась мимо закрытых дверей и тихих спален. – Мне надо к себе домой!»
Она была уже на парадном крыльце, когда резанула новая мысль: ей нельзя домой! Нельзя скрыться бегством! Придется пройти через все это, вынести злорадство девчонок, стерпеть собственное унижение и сердечную муку. Бежать теперь значило бы дать им дополнительное против себя оружие.
Скарлетт стиснула кулачок и стукнула по высокой белой колонне. Вот бы стать великаном Самсоном и стереть «Двенадцать дубов» с лица земли, разнести вдребезги этот дом вместе с теми, кто в нем. Она заставит их пожалеть. Она им покажет. Она пока не знает в точности, что и как им покажет, но все равно! Она сделает им еще больнее, чем они ей.
В какой-то момент был позабыт даже Эшли, Эшли как таковой. Больше не существовало того стройного томного мальчика, которого она любила. Эшли стал просто членом клана Уилксов, частицей «Двенадцати дубов» и одним из жителей графства, а она здесь всех ненавидит – потому что они смеются над ней. В шестнадцать лет тщеславие пересилило любовь, и в горящем ее сердце уже не было места ничему, кроме ненависти.
«Я не уеду домой, – сказала себе Скарлетт. – Я останусь здесь, и они еще пожалеют. И маме ничего не буду рассказывать. Я не буду рассказывать никогда и никому». Сама себя подбадривая, она уже повернулась, чтобы опять подняться наверх и укрыться в другой какой-нибудь спальне, и в этот момент увидела Чарлза, вошедшего в просторный холл с другой стороны. Пунцовый, как герань, и взлохмаченный, он еще издали крикнул ей:
– Вы знаете, да? Слышали, с каким известием Пол Уилсон прискакал из Джонсборо?
Она не ответила, просто стояла молча, вперив в него неподвижный взгляд. Он приблизился и выпалил единым духом:
– Мистер Линкольн объявил призыв людей, то есть солдат, я имею в виду волонтеров, семьдесят пять тысяч, ничего себе, а?
Снова этот мистер Линкольн! Неужели мужчинам не о чем больше думать? О чем-то действительно существенном? Она стоит тут с разбитым сердцем и загубленной репутацией, а этот глупец ожидает, что она сейчас всплеснет ручками и разахается по поводу выходок мистера Линкольна.
Чарлз уставился на нее: лицо белей бумаги, глаза сузились и сверкают, как изумруды. Никогда он не видел такого огня в девичьем облике, такого сияния в глазах.
– Я страшно неловок, – вымолвил он. – Мне следовало сообщить как-то помягче, я забыл – ведь дамы так нежны. Простите, что огорчил вас. Вы хорошо себя чувствуете? У вас не обморок, нет? Могу я предложить вам стакан воды?
Сноски
1
Мамми – няня-негритянка. (Здесь и далее примеч. ред.)
2
Карточные термины.
3
Так называлась древняя столица ирландских королей.
4
Карточные термины.
5
Пальметто – американская карликовая пальма.
6
Гунтер – сильная, выносливая лошадь, предназначенная для охоты и скачек с препятствиями.
7
Кентавр по-английски звучит как «сентор».