Прошедшей весной я провел у него здесь несколько дней и принес с собой бумагу, перья и чернила, так как он не хотел, чтобы я бросал свои занятия, когда не ходил в школу. Уходя домой, я хотел взять все это с собой обратно, но он посоветовал мне спрятать здесь в шкафу, чтобы не приносить в другой раз. И вот теперь мне так пригодился этот маленький запас.
24 ноября
Я весь дрожу от ужаса при мысли о том несчастии, которое едва не случилось с нами! Погребены под снегом и чуть не погибли от пожара! Это новая опасность, о которой мы прежде не думали и от которой должны себя оберегать. Мы сидели у огня и, чтобы скоротать время, занялись с дедушкой арифметикой, причем я делал свои вычисления на золе. Огонь на очаге уже догорал, и я торопился кончить свои маленькие задачки при его скудном освещении. В это время я почувствовал, что меня обдало жаром из того угла, где у нас лежала связка соломы, приготовленная для разных работ. Она была положена слишком близко к огню и загорелась. Я хотел потушить ее, но только обжег себе руки. Дедушка поспешно схватил всю пылающую охапку и бросил ее на очаг.
– Убирай как можно дальше все, что может загореться! – закричал он мне.
Пока я исполнял его приказание, пламя разгоралось все сильнее и сильнее.
Он придерживал горящую солому кочергой, чтобы она не разлеталась и не падала на пол. Какие ужасные минуты мы переживали! Искры от сухой соломы могли разлететься всюду, попасть на постель в углу, или на загородку, отделяющую нас от хлева, или на деревянные балки на потолке… Быстро, в одну минуту, сгорела солома, но мне казалось, что этой минуте не будет конца! Со страхом поспешно затушили мы все оставшиеся искорки на очаге и вдруг очутились в полнейшей темноте, все еще опасаясь, что где-нибудь снова вспыхнет залетевшая искра. Мало-помалу дым вышел в трубу, мы зажгли лампу и увидели, что черны, как трубочисты. Слава Богу, наша хижина уцелела и мы были спасены, отделавшись легкими ожогами на руках и ногах.
Приведя в порядок комнату, мы начали рассуждать с дедушкой о том, как предохранить себя на будущее время от такой страшной опасности.
– Прежде всего, – сказал дедушка, – у нас нет ни капли воды, и мы до сих пор об этом не подумали. В сыроварне стоит пустая бочка. Выбьем с одной стороны дно и набьем ее снегом; он скоро растает, и у нас будет запас воды.
Недолго думая, мы прикатили бочку и принялись за работу. Скоро дно было выбито, бочка поставлена у двери, оставалось отворить дверь, чтобы достать снегу. Чего другого, а снегу у нас было вдоволь.
Сердце сжалось у меня, когда я, отворив дверь, увидел высокую белую стену, отделявшую нас от всего мира!
25 ноября
Снег идет и идет без конца. Все труднее и труднее открывать затворку в трубе. Я вылезаю на крышу и сгребаю с нее снег, оставляя небольшой слой, чтобы защитить нас от холода. Эта работа служит мне большим развлечением: приятно выйти хоть ненадолго из нашей темницы, несмотря на то что кругом тоже невесело. Ничего, кроме необозримого белого поля и черного неба; даже верхушки сосен, которые я еще недавно видел на горизонте, исчезли под массой снега.
Когда я был в школе, мне приходилось читать о путешествиях по Ледовитому океану или в полярных странах, и мне кажется теперь, что мы такие же путешественники.
Но ведь большая часть несчастных путешественников, страдавших от холода, спасались от больших опасностей и возвращались в конце концов на родину. Может быть, и мы еще увидим отца и родную деревню.
Осматривая нашу хижину, мы нашли кое-какие запасы, которые нас весьма порадовали. Так, например, сена и соломы хватит для нашей Белянки на целый год. Нам нужно очень заботиться о ней, чтобы она не перестала давать молоко – наше единственное питание. Нашли мы еще картофель, который спрятали в солому, чтобы он не замерз. Дров было тоже порядочно сложено в хлеву, но все-таки их может не хватить на длинную зиму, потому мы начали экономить и дрова, заменяя их иногда сосновыми шишками, которых я набрал очень много еще весной. У нас не холодно – снег хорошо защищает нас от холода и ветра; немало помогает в этом отношении и затворка на трубе. Из утвари многое было уже унесено в деревню. Особенно жалели мы о большом котле, в котором делали сыр. У нас осталось несколько кухонных принадлежностей и, кроме того, топор, старый и весь зазубренный, да такая же старая пила. У нас обоих есть еще карманные ножи.
Из съестных припасов нам не хватало главного – хлеба, мы нашли его очень немного, и он оказался совершенно засохший. В старом стенном шкафу мы нашли соль, немного молотого кофе, масла и свиного сала.
– Вот это кстати, – сказал я, увидев сало.
– Да, – ответил дедушка, – но только мы его не будем употреблять для кушанья, а лучше побережем для лампы, когда у нас выйдет масло. Ведь тебе приятнее будет поесть похуже, но иметь огонь, чем сидеть в темноте?
– Конечно, – воскликнул я, – особенно когда сидишь в потемках с утра до вечера!
Постель у нас одна, но она очень широкая, и мы прекрасно помещаемся на ней вдвоем. На ней нет ничего, кроме соломенного тюфяка и одеяла. Я бы желал более удобной и мягкой постели для моего бедного, старого дедушки. Мне же не раз приходилось спать крепким сном на голой земле и на сеновале. И теперь я жалею только об одном: что не могу, как сурок, проспать всю зиму и проснуться только весной.
26 ноября
Мне удалось найти еще несколько полезных вещей для нашего хозяйства, но важнее всего была моя последняя находка, доставившая нам живейшую радость.
Шаря по всем углам старого шкафа, я втайне надеялся найти здесь какую-нибудь книгу религиозного содержания, потому что знал, что отец брал с собой такие книги для чтения с работниками в свободное время. Но, должно быть, он унес их домой, и я уже с грустью хотел бросить поиски, когда вдруг случайно поднял доску в стене шкафа, и из-под нее выпала старая, запыленная книга, очевидно, лежавшая тут уже несколько лет.
Это было «Подражание Христу».
Прочтя заглавие, дедушка воскликнул:
– Лучший друг посещает нас в заключении! Дитя мое, эта книга для несчастных, она учит нас, что самое большое несчастие – забыть Бога и самое высшее благо – любить Его. Ты видишь, Луи, что мы не совсем покинуты. Раньше мы нашли многое для поддержания нашего тела, теперь у нас есть пища для души.
За несколько дней нашего заключения дедушка научил меня молиться.
27 ноября
А снег все не перестает идти.
Даже в горах редко бывает такая снежная погода, как в этот год. Меня все-таки удивляет, что отец не пришел к нам на помощь. Я все время думаю и говорю об этом. До сих пор дедушка только успокаивал меня, но сегодняшний разговор показал мне, насколько он сам встревожен.
– Подумайте, – говорил я ему, – ведь снег выпал не сразу настолько, чтобы уничтожить все дороги. Первый, второй и даже третий день можно было еще добраться до нас.
– Я думаю, – отвечал дедушка, – что твой отец сделал все, чтобы спасти нас, но, наверное, соседи побоялись пойти с ним, а идти одному в такую погоду бесполезно.
– Неужели вы думаете, что соседи не попытались бы спасти нас и оставили бы здесь до весны, зная, что мы можем погибнуть?
– Конечно, наше положение очень печально, Луи, но все-таки им известно, что у нас есть убежище и провизия…
– Да, но они также знают, что этой провизии слишком мало на целую зиму и что вы стары и слабы, а я еще слишком молод, чтобы служить вам поддержкой. Нужно же пожалеть нас.
– Вероятно, они пытались подняться в горы, но увидали, что это невозможно, и остались.
– Однако разве не прокладывают зимой в горах большие дороги для проезда экипажей?
– Это делает правительство для удобства путешественников, и такие дороги стоят очень дорого.
– Как! Для удобства путешественников можно устраивать дороги, а для спасения несчастных погибающих нельзя? По-моему, это очень жестоко.
– Но ведь правительство не знает о том, что мы с тобой здесь и можем погибнуть.
– Отец должен был бы созвать всю деревню на помощь к нам.
Так разговаривали мы с дедушкой, но на мои последние слова он ответил молчанием.
Тогда я взял его за руку и сказал:
– Не скрывайте ничего от меня, дедушка. Разве я не вижу, что вы так же беспокоитесь, как и я, и сами не верите своим словам. Я покорюсь воле Божией так же, как вы, поэтому лучше нам вместе поговорить о нашем горе, чем скрывать его друг от друга.
– Признаюсь, дитя мое, я все время думаю, что с твоим отцом случилось какое-нибудь несчастие. Я сам не могу себе представить, чтобы там, в долине, никто о нас не подумал.
Я не мог больше сдерживать своих рыданий. Дедушка молчал, давая мне выплакаться. Огонь постепенно угасал на очаге. Мы сидели почти в темноте. Дедушка держал мою руку и время от времени пожимал ее.
– Я сказал тебе о моих опасениях, – заговорил он наконец, – но я не падаю духом. Мы не можем всего знать, всемогущество Божие выше нашего разума. Надейся на Бога и Ему вручи судьбу твоего отца и нашу.
28 ноября
Если лампа будет гореть двенадцать часов в день, то нашего запаса масла и жира хватит нам только на месяц, мы рассчитали это с возможной точностью. Придется часа три в день сидеть без огня. В это время мы будем топить очаг, хотя и это удовольствие мы должны позволять себе не слишком часто – надо беречь дрова. А я так люблю смотреть на яркий огонь на очаге и слушать веселый треск сухих поленьев. Пока лампа не горит, мы разговариваем, т. е. больше дедушка мне рассказывает, а я слушаю. Он знает очень много интересного. Вот уже несколько лет, как он не может работать и почти все время проводит в чтении.
Иногда мы занимаемся вычислениями в уме – это одно из наших любимых занятий. Дедушка задает маленькие задачки и решает их всегда первый. Бывает и так, что, не желая меня огорчать, он притворяется, что не умеет решить задачу, но я всегда вижу его хитрости. Впрочем, я с каждым разом соображаю быстрее и вернее.
29 ноября
Сегодня день смерти моей матери. Прошло уже четыре года, как я потерял ее. В прошлом году этот день приходился на воскресенье. Мы были с отцом в церкви, а оттуда пошли на кладбище и долго стояли у могилы нашего лучшего друга.
Трава еще не завяла, и несколько маргариток цвело на могиле. Ветер качал их маленькие белые головки, и мне казалось, что они приветствуют нас и благодарят за посещение.
Я мало знал свою мать, но привык говорить о ней с отцом каждый день. Случалось, что он долго смотрел на меня, молча слушая мою болтовню, и потом задумчиво говорил: «Как ты похож на нее, мне кажется иногда, что я слышу ее голос и вижу перед собой ее глаза». Прежде у меня не было матери, теперь у меня нет и отца. Дедушка понимает, как мне тяжело, и часто по целым часам рассказывает мне о родителях.
Я готов слушать его бесконечно, в темноте, не зажигая лампы и забывая на время томительные часы заключения. Его рассказы навсегда врезываются в мою память. Потом я сам вспоминаю о своем детстве, картина за картиной проходят в моем воображении. Я вижу дедушку, сидящего в углу у камина, мать в саду за работой и отца, стоящего на пороге дома. Мало-помалу картины становятся яснее, и я вспоминаю целые сцены из моего детства, а дедушка помогает мне и пополняет пробелы своими воспоминаниями.
30 ноября
Дедушка изобрел для меня еще одну работу, которой я могу заниматься при свете горящих дров. Он выучил меня плести из соломы веревки и сиденья для стульев.
Я сижу на полу у огня и плету, а он следит за моей работой и подает мне солому. Эта работа нам нравится – она не мешает нам разговаривать и вместе с тем занимает руки.
Я рассказываю дедушке разные случаи из моей школьной жизни, затем мы общими силами припоминаем рассказы и стихотворения, которые нам приходилось читать или слышать. Многие из стихотворений были у меня записаны, но, к сожалению, я потерял тетрадь.
– Попробуй припомнить и записать их снова, – посоветовал мне дедушка.
Я так и сделаю, и сегодня же постараюсь записать хоть одно стихотворение.
1 декабря
Мне стало страшно, когда я написал сегодняшнее число. Если несколько дней ноября показались мне такими длинными, то каким же покажется целый месяц, который сегодня начинается! И если бы еще один месяц! Я не смею на это рассчитывать. Снегу напало так много, что, кажется, целого лета будет мало, чтобы он растаял. Он поднимается уже до крыши нашей хижины, и если бы я не вылезал каждый день и не отгребал снег от трубы, нам нельзя было бы топить очаг и отодвигать затворку.
Но бедный дедушка совсем не может выходить из нашей темницы. Сегодня я спросил, что желал бы он больше всего видеть.
– Солнышко, – ответил он, но сейчас же прибавил: – И все-таки есть люди гораздо более несчастные, чем мы, и так же страдающие без вины, как мы. У нас есть еще маленькие удовольствия: мы можем затопить очаг, зажечь лампу, у себя здесь мы свободны и знаем, что к нам не придет тюремщик, который относится к заключенным или жестоко, или безразлично. Кроме того, гораздо легче страдать по воле Бога, чем вследствие людской несправедливости. Мы любим друг друга, и наша дружба смягчает нашу скорбь. У нас, наконец, есть Белянка, которая доставляет нам немало утешения, и, право, я люблю ее не только за то, что она дает нам молоко.
– Бедной Белянке очень скучно, – сказал я, – она всегда одна в темном хлеву. Что, если бы мы поместили ее здесь, в уголку? Ведь ей немного нужно места. Мне кажется, ей будет приятнее и веселее с нами.
Предложение мое было принято и одобрено дедушкой, и я тотчас же принялся за устройство новой квартиры для Белянки. Я приделал ясли к стене в самом отдаленном углу кухни, положил сена, разостлал на полу солому и привел Белянку на новоселье. Она осталась очень довольна переменой и выражала свою радость громким и продолжительным блеянием. Конечно, она успокоится, когда привыкнет к своему новому положению, а то ее шумные восторги могли бы нам надоесть. В ту минуту, как я пишу это, она уже несколько успокоилась и легла на свежую солому с довольным и счастливым видом. Очевидно, ей ничего больше не нужно; есть хоть одно существо в хижине, вполне счастливое.
2 декабря
Мои записки были бы очень интересны, если бы дедушка позволил мне записывать все разговоры с ним, но он находит более полезным, чтобы я делал подробное описание нашей жизни здесь. Сегодня он рассказал мне очень интересную и поучительную басню, и я записал ее.
3 декабря
Какое ослепительное солнце сегодня! Снег перестал, и наступила ясная, морозная погода. Как блестит громадный белый ковер, раскинутый кругом! Если бы я мог передать дедушке, как хорошо здесь! Но мне пришла сейчас в голову одна мысль, и я так жалею, что не подумал об этом раньше. Ведь можно разгрести снег около двери нашей хижины и проделать маленькую дорожку. Конечно, это будет нелегко, придется немало работать и залезать в снег почти по пояс, но зато дедушка увидит то, о чем скучает всего больше, – он увидит солнышко. Я работал целый день и был рад, что дедушка мне это позволил. Теперь я сижу у огня, завернутый в одеяло, и пишу мои записки, а платье мое сушится перед очагом.
4 декабря
Дело идет вперед. Оказывается, дедушка давно уже думал об этом, но боялся, что для меня будет утомителен такой труд. Как ему не стыдно! Я чуть не поссорился с ним.
5 декабря
Мы можем выйти из хижины: дорога готова. Я вывел дедушку, поддерживая его под руку. Но, как нарочно, день был сумрачный, и на душе у нас было невесело. Мы с грустью смотрели на чернеющий вдали лес, на серое облачное небо и на массу снега, окружающего нас. Пролетела большая хищная птица и нарушила мертвую тишину пронзительным криком. Она летела по направлению к нашей деревне.