День близился к концу. Согласно моим расчетам до следующего поселения оставалось около дня пути по грязным и извилистым тропам через глухой лес. Идея ночевать в холодном и мокром лесу, возможно еще и под дождем, который в это время года может длиться днями напролет, не внушала мне доверия. В этих забытых краях главной проблемой любителей поспать в палатке являются не грабители, которые вырезают целые караваны на ночном привале, а дикие звери. Зверей в этих лесах еще не успели перебить. К счастью, в паре верст отсюда должен находиться трактир, там я переночую и заодно накормлю лошадь.
Трактир «Черный лис» был довольно известным в этих краях. Многие использовали его как ориентир, а торговцы любили за возможность переночевать посреди безлюдной глуши, на пути из крупнейшего поселения провинции Остград к восточным шахтам. Таким же счастливым путником оказался и я.
Трактир был полон света, тепла, алкоголя и аппетитного запаха зажаренного рогатого вепря. Я сел за круглым деревянным столом, пропитанным медовухой. Поразительно, но в таких местах шум пьяной драки под сопровождение кривой музыки пьяных музыкантов вовсе не мешает сконцентрироваться, даже наоборот, помогает лучше мыслить. Вот и я думаю, что бы мне себе взять. Это было очень важно, ведь трактирщики – большие сплетники, придирающиеся ко всем мелочам, в том числе и к тому, что едят их гости. Мне нельзя выделяться. Я всего лишь усталый путник. Мне бы чего-нибудь вкусного и сытного, но не очень дорогого. Пить я должен что-нибудь расслабляющее, чтобы спать крепко и полностью отдохнуть, но не слишком расслабляющего, чтобы утром рано отправиться в путь. Итак, ко мне подошла не молодая женщина с очень усталым и безразличным видом лица. Движения ее были как-то расплывчаты. Еле разборчивым голосом она спросила, чего я изволил бы поесть. Без замедления я сразу же ответил:
– Мне, пожалуйста, мясного рагу, пару кусков черствого хлеба и эль «Бородатый шмель».
– «Бородатого шмеля» у нас не осталось, могу вам предложить «Хромого гуся».
– Может, тогда у вас есть пиво «Усатый козел»?
– Да, конечно, сейчас все принесу.
Должен признаться, рагу было очень вкусным, хотя они так и не ответили, что за мясо там было. Ну, а выпив «Усатого козла», меня окончательно охватила послеобеденная лень. Пьяный трактир все глубже погружался в темноту ночного леса, порой даже казалось, что мрак за окном пожирает свет. Музыка начала понемногу стихать, а дебоширы уснули непробудным сном после парочки хороших ударов в голову. За столами остались лишь самые трезвые и самые пьяные. Я сразу же решил снять комнату, пока остальные не проснулись и не сделали то же самое, заодно решив разузнать про объект моих поисков. Спросив об Одебурге, трактирщик приподнял бровь, подумал и, сделав неглубокий вдох, указал на столик у камина. Подойдя к столику, мне представилась следующая картина: мужчина средних лет, с пышными и в то же время мокрыми от выпивки рыжими усами, практически лежал на столе. Как только я присел к нему за один столик, он сразу же начал бормотать:
– Я не сплю, я только лишь прикрыл глаза, не вздумай у меня что-либо украсть.
– Боже упаси, я не вор. Я лишь выпить с вами хочу.
– Чтожжж, в таком случье, я не откажусь от вашей компании.
– Да, и еще, я угощаю.
– ЧТО? Правда? Меня? Брат, я не заслуживаю такой доброты, но твое внимание меня просто поражает. Эй вы! Мне два большшых кружки самого крепкого эля. И побыстрей, а моему другу чего он хочет, и побыстрей! Так что же тебя привело сюда, мой добрый друг?
– Я всего лишь путешественник, который идет туда, куда сам пока не знает.
– Хех, прям как в той песне, где горит очаг и мне до него последний шаг, хык.
– Да, прямо как в той песне. Знаешь, в последнее время люди все говорят про какой-то город Одебург. Может и ты тоже слышал о таком?
– Нет, только не называй этот проклятый город, ааа, слышать не могу, не могуу!
– Спокойнее, я просто поинтересовался. А что случилось? Разве что-то не так с этим городом?
– С этим городом все не так. В этих проклятых руинах не найдешь ничего кроме безумия и порчи на свою судьбу.
– Руины? Проклятье?
– В деревне, из которой я родом, все знали про печальную легенду Одебурга. Город, построенный на пороке, но стремившийся к очищению. Сказки для святош. Не помню точно, я ее слышал в детстве, но от Одебурга остались лишь руины.
– А где находится твоя деревня?
– Наша деревня была бедна. В окружении холодных лесов единственное, чем можно было заниматься – это охотой и тупым собирательством. Но иногда, некоторые старатели отправлялись в руины некого Одебурга, там можно было найти довольно ценные вещи, их мы продавали. Таким же старателем был и мой отец. Но однажды, старик Мэлрой, который частенько ходил к руинам, захворал. Сначала слабость, а потом жар, лихорадка. В конце концов, на его теле начали расти отвратительные круглые наросты, они двигались, извивались, мерзкое зрелище. В предсмертном бреду старик то и дело, что бормотал про руины, про то, как его заразили мертвые лица. Безумие охватило Мэлроя, он бросался на всех, а из миазмов, выросших на теле сильно исхудавшего старика, сочилась какая-то мерзость. Последними в деревне остались мы и еще пара семей. Первым заразился мой отец. Боль от прорастания миазмов не давала ему покоя, он сильно исхудал. Чтобы не заразить нас, отец спал не в доме, а в сарае. В одну из тех ночей он пропал, наверное, сам ушел, прежде чем обезуметь. Мать моя тоже заболела, мы уже остались последними в нашей глухой деревушке. Она понимала, чем все закончится и посадила меня маленького на одну из немногих лошадей в нашей деревне, лошадь знала куда идти. А моя мать, мамочка моя, осталась там одна, один на один со страшной болезнью, в холодном доме, никто за ней не ухаживал…
И в этот момент он оцепенел. Его лицо покрылось потом, широко раскрытые глаза покраснели. Не молодой мужчина с пышными усами медленно встал из-за стола и поднялся в свою комнату. Трактирщик рассказал, что этого мужчину зовут Агейл и он уже несколько дней снимает ночлег в трактире. Мне нужно было все обдумать. Я отправился в свою комнату.
* * *
Следопыт задумчиво поднялся в свою комнату. Будучи крайне осторожным и даже в какой-то степени параноиком, Аркул наглухо запер дверь и подложил стул. Кровать он подвинул к темному углу, подальше от бледного свечения полной луны. Желая быть всегда готовым, этот бывалый следопыт, не раздеваясь, в сапогах, устало провалился в кровать, лицом к двери, снял шляпу и достал один из своих кремниевых пистолетов, незаметно направив в сторону вымышленного противника. Аркул погрузился в свой мир, мрачный и вязкий как болото. Почему именно так? Мысли о прошлом затягивали, а история Агейла заставила его задуматься. Почему же никто не бежал из деревни, как сам Агейл? Что за болезнь уничтожила деревню? Где находится Одебург и почему он в руинах? Эти вопросы нарушали все его логические цепочки и даже вызывали некоторое смущение, возможно страх.
Пока Аркул погружался в вязкую трясину своих мыслей, густой и тяжелый туман ворвался в вечно дремлющий лес, на мгновение, нарушив его покой. Бледный свет безмолвной и печальной луны обливал своим свечением сквозь туман. Звери замолкли, свет таверны погас. На месте пронзительной тишины вдруг возник тихий гул. Следопыт узнал его. Как же давно он его не слышал. Этот гул – секрет, ответ на который искали многие ученые. Некоторые считают, что гул возникает от движения воздушных масс сквозь тесные стволы деревьев. Другие предполагают, что под лесами находится огромная система пещер, из которых на поверхность вырываются разного рода шумы. Пещеры и вправду есть, но гул совсем не от этого. У него есть одна интересная способность, если долго вслушиваться, то человек может просто уйти в лес, будто во сне, или под гипнозом. Те немногие, что вернулись, были в недоумении, они утверждали, что никуда не уходили и все время отсутствия занимались своими делами. Аркул слышал этот гул раньше и боялся, что в молодости с ним могло случиться то же самое.
Лес все глубже тонул в густом тумане, гул прекратился, настала полная тишина, абсолютная. Аркул не мог заснуть в такой тишине, тишина его раздражала, но в итоге усталость взяла вверх. Веки тяжело упали на засохшие глаза, а рука его крепко держала пистолет.
Глава III
Проснувшись рано утром, я в первую очередь поинтересовался Агейлом, оставившим вчера множество вопросов. Трактирщик, не выдавая своего волнения, сказал, что тот посреди ночи ушел в лес, в сторону оленьей тропы. Я не мог упустить его, ибо он, возможно, был единственным, кто хоть что-то знает про Одебург. К счастью следы его хорошо отпечатались на грязной земле. Я запряг лошадь, купил в трактире все необходимое и свернул с основной дороги на так называемую оленью тропу.
Двигаясь глубже в лес, следы становились все более неразличимыми. Крупные деревья сменились на мелкие и искривленные, широкие тропы становились все уже, теперь даже на лошади становилось сложно передвигаться. Со всех сторон окружали густорастущие деревья, будто ставившие заслоны. В какой-то момент следы Агейла пропали в опавшей листве, поставив меня в полное замешательство. Я спустился с лошади и начал тщательно осматривать последние следы, пытаясь найти их продолжение. Но ни следов, ни даже каких-либо зацепок вокруг я не нашел, мне оставалось лишь надеяться на то, что Агейл не свернул с этой узкой тропинки.
Ближе к вечеру я смог выйти из тесной древесной чащи в более просторную лесную полосу. Следов по-прежнему не было, но тропинка все еще вела в неведомые дали темного леса. Ночью двигаться было опасно, ибо именно ночью активизируются местные хищники, вдобавок, в кромешной темноте легко сбиться с пути, в этом случае дни мои будут сочтены. Но оставалась одна проблема: если я смогу переночевать на массивных ветвях вековых деревьев, то куда мне девать лошадь? Привязав ее, она будет обречена, но развязав, она убежит при виде хищника. Выбирать пришлось меньшее из двух зол. Я развязал лошадь и оставил ее на произвол судьбы. Возможно, ночью ничего не произойдет, а может быть так, что лошадь убежит, но вернется утром, во всяком случае, я уже готовил себя к долгому пешему пути.
Всю ночь я не мог сомкнуть глаз, то и дело, вслушиваясь в шаги неизвестных мне животных. Лошадь моя уже давно ускакала в обратном направлении, оставив меня наедине с жутким воем волков и рысканьем рогатых кабанов. Больше всего я опасался медведей, которые могли с легкостью вскарабкаться ко мне на дерево, хотя делают они так достаточно редко. Но главной опасностью в этих лесах являются когтеклыки. Эти ужасные, но в то же время изящные и внушающие уважение животные представляют собой нечто среднее между медведем и саблезубым тигром. Когтеклыки огромны, быстры и крайне опасны. Они никогда не оставляют свою жертву в живых, преследуя ее до самого конца. Густая шерсть имеет серую окраску с черными пятнами или вовсе без них. К счастью, живут эти звери в горах, да и рождаются они редко, раз в несколько лет, но иногда могут спускаться в леса, если добычи в горах мало. Есть даже легенда, гласящая об обезумевшем от голода когтеклыке, который уничтожил, целую деревню. Звали этого когтеклыка Балокбаал[1]. История закончилась тем, что около пяти десятков людей устроили безжалостную охоту на кровавого зверя. Погоня за Балокбаалом длилась несколько дней, в итоге, с огромной отрубленной головой ужасного хищника вернулось лишь пять человек. Восточная окраина богата на древние предания и легенды, а я полон надежды сомкнуть глаза хотя бы на пару часов и выспаться.
Двигаясь пешком, я оставался уязвимым для крупных зверей, но иного выхода не было. На всякий случай я зарядил оба крупнокалиберных пистолета. От пары разрывных пуль в голову даже пещерный гигант не выживет. Я все больше углублялся в Богом забытый лес по уже еле различимым тропам. Провизии хватало еще на пару дней пути, хотя я, конечно, мог бы найти себе пропитание и в лесу. Но проблемой было то, что я уже сильно сомневался в целях моего поиска. Я зашел так далеко, куда не пошел бы ни один человек в здравом и больном рассудке. Даже по меркам Восточной окраины я находился в непроглядной глуши, где не было и намека на людей. Возможно, я уже заблудился и по-прежнему думаю, что иду в одном направлении. Конечно, я мог бы вернуться обратно по моим же следам и отметкам, что оставлял, но, если начнется сильный дождь, все следы смоет. Других ориентиров я не мог найти. С самого моего прихода в эту провинцию плотный слой серых облаков закрывал небо, по звездам я не могу вернуться. А ориентироваться по этим монотонным деревьям нет смысла. Во всяком случае, сейчас я должен решить, идти дальше или вернуться на дорогу, пока не поздно.
С одной стороны, даже если Агейл шел по оленьей тропе, то я давно уже потерял его, ибо следы уже давно прервались, а я иду по каким-то звериным тропинкам, наверное, кости его уже давно обглоданы лесными тварями. Но с другой стороны, я испытываю непреодолимое желание продолжить движение в намеченном направлении. Конечно, чутье следопыта много стоит, но только не в этот раз. С каждой минутой я все больше убеждался, что вконец потерял ориентировку на местности и даже не помню, откуда пришел. Было бы нелепо умереть в глухом лесу, после стольких лет… или остаться здесь в живых и стать полоумным дикарем.
В какой-то момент на сердце мне стало очень тяжко: кто-то не может оторвать от меня своего взгляда. Я никак не мог понять, но тем не менее чувствовал его тяжелый чугунный взгляд, не дававший мне двинуться. Было ясно, еще чуть-чуть и он даст о себе знать, тогда будет покончено со мной. Я с трудом взял себя в руки и немедленно достал свои стволы. Бежать нет смысла, ибо я даже не вижу его. Если побегу, то есть шанс, что попаду в его ловушку. Местность меж лесных деревьев хорошо просматривалась, по крайне мере мне так казалось, а значит, он выжидает на дистанции, как только он шевельнется, мой прицел будет наведен на него.
Прошло около минуты, а я все еще ощущал на себе его пристальный взгляд. Я не знаю, кто или что это, но он явно прирожденный хищник, его маскировка идеальна, но я не в первый раз становлюсь жертвой, и не в последний раз стану охотником.
На небольшой отдаленности, где почерневшей опавшей листвы было чуть больше, к земле, меж деревьев, прижался когтеклык. Из плотного слоя хорошо размазанной грязи изредка торчали пучочки серой шерсти. Его выдавали глаза, блестящие алчным и голодным свечением. В одно мгновение я направил оба дула пистолетов на зверя, но тот оказался быстрее. Когтеклык молнией ударился прочь от линии огня; стремительно, словно тень самой смерти, он устремился зигзагом на меня. Попасть в него из тяжелых пистолетов было невозможно. Дважды промахнувшись, я удрал со всех ног к тесной заросли деревьев, куда не мог протиснуться зверь. Но ветки и стволы молодых деревьев с легкостью ломались под дьявольским натиском когтеклыка. Бежать было некуда. Я уже чувствовал смрадное дыхание этой твари, а его когти уже готовы были разодрать мою спину. Я бежал, куда глаза глядели, в тот же момент, наслаждаясь последними мгновениями жизни, как внезапно провалился в глубокую и кромешную тьму.
* * *
Аркул тяжело поднял веки. Первое, что он почувствовал – боль. После долгого и болезненного падения по извилистым наклонным тоннелям, потрепанное тело провалилось в темную и сырую пещеру. Сначала Аркулу показалось, что он уже мертв и душа его ожидает в чистилище, куда не может проникнуть свет. Но он быстро пришел в себя и понял, что провалился в те самые Блоргбарийские пещеры, что тянутся через всю провинцию.