– Гляжу, вдохновение покинуло тебя совсем недавно, Генри.
– Я бы так не сказал.
– Ну, значит предыдущее набило брюхо на славу. Я такое и на День Благодарения не покупаю.
– Правильно – усмехаюсь, желая сменить тему – ты просто так берешь их с витрины своего магазина.
Он вновь смеется и на сей раз даже умудряется хрюкнуть. Тяжело вздыхаю, доставая бумажник. Когда Стив отбивает последнее и озвучивает сумму к оплате, я виновато жму плечами:
– Сейчас дочь подойдет, еще пончиков принесет.
– Ну не знаю – смеется он – как я могу ждать, когда у меня тут очередь до самого Канзаса?!
И вновь хохочет.
Черт, Гретта, тебе бы поторопиться.
Когда смех его, наконец-то, отпускает в очередной раз, Стив разглядывает меня более пристально и, с любопытством облизнув губы, уточняет:
– А ты из кого?
– Прости?
– Ну, что творишь?
– У вас тут этот вопрос новеньким вместо приветствия, как я понял?
Боюсь, что он вновь засмеется и я просто выбешусь, но он лишь жмет плечами:
– Что-то типо хобби. Когда каждое лето сюда приезжают всякие дельцы искусства, начинается игра в угадайку. Кого сколько в этом году, кто с чем уедет.
– Весело.
– Ага.
– Ну летом к вам тоже приезжают.
– Ну, это другое – отмахивается он – те только и делают, что нажираются до одури да обдолбанными заплывают за буйки, только и знай их вытаскивать. Те ни черта не делают и по одной морде можно понять, где и сколько он играл, сколько имел и сколько имели его. Зимой поинтереснее, как я думаю.
– Может быть – киваю – вот и узнаю.
– Так ты так и не ответил.
– На что?
– Ты-то кто?
– А на кого похож? У тебя-то опыт.
– Эт-с да – смеется и оглядывает меня, словно действительно по одной внешности собирается вынести вердикт – писака небось?
– Почти. Сценарист.
– Ну так тоже пишешь. Так что угадал.
– Не совсем. Я пишу сценарии. Писать книги и сценарии это все-таки разные вещи.
– Да по мне все одно.
– Как скажешь.
Меньше всего мне хочется сейчас объяснять владельцу сельского магазина разницу между писателем и сценаристом – тем более, когда он твердо убежден в том, что и без меня все знает. И от неловкой паузы спасает Гретта, наконец-то появившись с пончиками и какой-то ерундой на палочке.
– Это что? – скептично хмурюсь.
– Леденец Ко-ко – деловито кладет его на кассу.
Я подхватываю его прежде, чем Стив успеет пробить:
– Ни о каких Ко-ко договора не было.
Гретта хмурится и скрещивает руки на груди, совсем как ее мать:
– Тогда я все расскажу.
– Тогда, Стив, вытащи пожалуйста те две пачки пончиков и новую не пробивай – невозмутимо киваю ему.
Дочка тут же фыркает:
– Нет, не вытаскивайте. Ладно – вновь поворачивается ко мне – но если возьмем Ко-ко, я придумаю причину, по которой надо постирать твое пальто.
– Все гораздо проще. Я просто сдам его в химчистку. Кстати, у вас тут есть? – смотрю на Стива.
– Да, там прямо по главной.
Ни черта не понятно. Ладно, посмотрю в приложении.
– Ну пап!
– Нет, я сказал. Стив, отбей пончики и сколько там с меня?
– Ну пожалуйста!
– Нет.
– Ну почему?!
Потому что пока ты искала свое Ко-ко мне приходилось развлекать этого идиота, и это были далеко не самые приятные минуты в моей жизни, потому черта с два я после этого возьму тебе этот треклятый леденец, даже если мне самому за это заплатят.
– Потому что сладкого с тебя хватит – отвечаю вслух – нам и так объяснять маме, как одна пачка пончиков превратилась в три.
Стив хохочет:
– Объяснять? Сразу видно, кто в доме хозяин.
Бросаю на него недобрый взгляд и он поспешно поднимает ладони:
– Да брось, Генри, просто юмор. Я просто шучу. Сам у своей за банку пива спрашиваю, и это-то по выходным. По будням вообще не дает – хмыкает – и не только пива.
Наверное, на этом моменте я должен посмеяться или понимающе улыбнуться? Но меня пробирает дрожь от возможного развития моей жизни к сорока по такому же сценарию.
Потому лишь быстро прикладываю кредитку к терминалу и, не дожидаясь чека, беру пакет. Гретта спешит за мной:
– А он забавный – заявляет на улице.
– Смотря с чем сравнивать. Если с сумасшедшей бомжихой, то да, забавный. А если с адекватными людьми – то они оба явно с приветом.
Гретта вновь оглядывается в разные стороны. Очевидно, что ей совершенно не хочется домой, и через пару минут она находится:
– Занесем твое пальто в химчистку? Куда он и рассказал?
– Ага, а до дома я буду согреваться теплом своей души?
– Точно ты замерзнешь в первые же секунды – смеется она и я, ущипнув ее свободной рукой, снисходительно улыбаюсь.
Когда Гретта не нудит, не клянчит, не ведет себя как ребенок или напротив, как слишком взрослая, не бесит и не тд и тд – она очень даже мне нравится.
Случается правда это редко.
Когда уже виднеется наш дом (спасибо приложению, так бы обратный путь по памяти я все еще не нашел, хотя на этих четырех квадратных метрах после площади-то Нью-Йорка стыд заблудиться), Гретта замечает:
– И опять ни одной собачки. И ни одного человека. Даже той странной женщины нет.
– Радуйся. Если тут встретить можно только таких, как она да этот Стив, тогда мне будет за счастье видеть пустые улицы.
Она вновь мотает головой в разные стороны, и когда мы уже подходим к крыльцу, вдруг дергает меня за руку:
– Смотри, пап.
– Что?
– Смотри, нашла! – она улыбается – один есть.
Я поворачиваю голову в указанном ею направлении. Ярдах в сорока от нас, за углом, стоит силуэт. На таком расстоянии сложно его разглядеть, но не возникает сомнений, что смотрит он на нас. Это точно мужчина, потому что он лысый. И слишком бледный, словно очень болен..
– Пап, а почему он так пристально смотрит на нас? – беззаботно уточняет Гретта – смотри, даже не двигается.
В моей голове сразу всплывают всевозможные известные факты о педофилах или просто здешних алкоголиках, о которых говорила Саманта, что готовы на всякое ради бутылки самого дешевого пойла.
Забрать карманные деньги у школьницы, выпрашивать их у нее, напугав до смерти, или даже отобрать силой. Каждое из этих действий может нанести непоправимый урон психике, если еще не физическому здоровью. Такая, как Салли, например – меня-то чуть с ног не сбила, не говоря о ребенке.
– Знаешь что, пусть мама первую неделю провожает тебя в школу.
– Что? – возмущенно взвивается она – мне уже десять, меня обсмеют.
– Ей необязательно заводить тебя в школу. Просто довести до людного двора. Пока не поймем, что тут и как.
– Не хочу.
Незнакомец все еще стоит, не шевелясь (даже кажется не моргая), и смотрит на нас. Опускаю жесткий взгляд на дочь:
– А я и не спрашиваю.
-5-
– Мы пришли! – Гретта забегает в холл, и замечает, что ее чемодана там уже нет – мам!
Она сбрасывает куртку, вешает ее на крючок древней околовходной вешалки (которая от такого напора едва не падает прямо на нее, и лишь каким-то чудом удерживается, накренившись в другую, к стене, сторону) и бежит в сторону кухни. И пока заглядывает туда, очевидно, решив, что ее мать приспособила под ее комнату именно кухонную зону – Альма уже спускается со второго этажа.
– Вы долго – замечает, но тон меня устраивает.
Это тон отрешенности. Она просто говорит об этом, как о факте, совершенно незначительном и мало ее занимающем. Как ребенок, выросший в католической семье, уже будучи взрослым произносит молитву перед всяким приемом пищи, притом ни разу не задаваясь за свою жизнь вопросом существованием иисуса и жизнью после смерти. Просто рефлекторно, потому что так надо.
Этот тон говорит о том, что не надо придумывать баек, потому что нет желающих их послушать.
– Да – киваю и потрясаю внушительным пакетом – зато накупили всякого. Мясо, рыба.. – щурюсь – короче, все, что я смог причислить к съедобному.
Ее глаза загораются:
– Отлично. Я как раз уже почти разложила вещи. Комната Гретты..
Дочь в этот момент как раз подбегает, и с затаенным дыханием смотрит на нее.
– … будет на втором этаже – заканчивает жена под ее радостный визг.
– А она большая? Из нее видно улицу? А много комнат наверху?
– Поднимись и узнай – улыбается Альма и Гретта тут же взвивается по лестнице вверх.
– Насколько я помню, там вроде всего три жилых? – уточняю я.
Я видел план дома, Саманта присылала мне по е-майлу перед заключением предварительного договора, однако теперь эта схема с большим трудом всплывает из закром моей памяти.
– Две – поправляет она – одна что-то типо холла-студии. С лестницы сразу она, дверей нет. Думаю, там можно было бы сделать гостиную, но пространство слишком маленькое. Даже не знаю, под что ее приспособляла Саманта. И под что можем мы.
– Можем и ни под что – киваю – мы здесь всего лишь на три месяца, а не на тридцать три года. Не обязательно оживлять все комнаты.
– Наша спальня будет внизу – тут же находится она – впрочем, только потому что там уже стоит двуспальная кровать. Наверное, Саманта с мужем там спала. Только я не заметила на ее руке обручального кольца.. Ну, когда-то точно спала.
– Двуспальная кровать всегда пригодится – усмехаюсь я – даже если развелась, будет куда приводить парней с баров.
– Генри – укоризненно бросает Альма, но тут же смеется, откинув волосы назад – есть одна проблема. Для твоего кабинета я не нашла подходящего места. Знаешь, большинство комнат тут проходные. А те две, которые имеют двери – слишком темные. Я знаю, что ты любишь свет – а они выходят на теневую сторону.
– Что-нибудь придумаю – отмахиваюсь.
Еще бы ты что-то нашла. Пытаться найти для меня кабинет такой, как Альма, сродни тому, чтобы уличный танцор пытался подобрать нужную постановку профессиональному балеруну. Она считает, что мне нужен солнечный свет – но на деле мне просто нужны нормальные страницы, тишина, жена, не радующаяся втихоря каждому моему провалу и отсутствие писательского блока, как это любят называть те, кто кропают книги, а не сценарии. И боюсь, дело тут совсем не в том, на какой стороне находится эта комната – потому что в доме в Нью-Йорке я работал во всех известных комнатах, выходящими и на запад, и на север, и на юг и на восток. И везде получалось одинаково.
Одинаково дерьмово.
– Кстати – скинув ботинки (но не тронув пальто) я прохожу вслед за Альмой на кухню с пакетом, потому что он слишком тяжелый для нее – хотел тебе сказать, чтобы ты провожала Гретту первую неделю до школы.
Тут же вижу обеспокоенное выражение на лице. Ставлю пакет на стойку, и Альма начинает слишком медленно его разбирать:
– А что? Что-то не так? Она даже в НЮ уже с восьми ходит сама.
– Все так – терпеливо киваю – просто этот городок вроде маленький.. но все равно, что чертов лабиринт Минотавра. Я дважды чуть не заблудился, хотя у меня было приложение с локацией и тридцатилетний опыт проживания в этом чертовом мире. Думаю, следует сходить с ней несколько раз, чтобы убедиться, что она запомнила дорогу. А потом, конечно, пусть ходит сама.
Альма еще какое-то время на меня подозрительно смотрит, чрезмерно долго держа в рука семгу. Кажется, от тепла ее тела замороженная рыба начнет таять.
Теперь, когда я все это сказал, нужно совершенно не знать ее, чтобы решить, что ближайшую неделю она даст дочери ходить в школу самой. Потому, приняв самый равнодушный вид, жму плечами:
– Ну в принципе, это лишь мера предосторожности. По большому счету, может она и сама справится. Мобильник есть, приложение ей скачаю. Пусть ориентируется, не маленькая уже.
Это нивелирует подозрение у Альмы, но она тут же мотает головой (ожидаемо):
– Нет-нет, я свожу ее пару раз. Все равно ничем не занята..
Уже лет десять.
– ..к тому же, познакомлюсь с ее новыми учителями, посмотрю, чтобы все было нормально. Посмотрю, что за ребята в ее классе.
– Думаю, это лишнее. Я пообещал ей, что ты будешь провожать максимум до школьного двора.
– Ну мало ли что ты обещал – отмахивается она – мне нужно знать, что все будет в порядке. В НЮ я знала всех ее учителей. И неважно, сколько она тут будет учиться – мы должны обменяться контактами на случай чего.
Что ж, Гретта, прости, я сделал все, что мог.
Альма, наконец, доходит до коробок с пончиками. Первую достает совершенно равнодушно. На второй изумленно вскидывает брови, но решает промолчать.. но когда достает третью – то уже оборачивается ко мне с явным вопросом в глазах:
– Я чего-то не знаю, милый, и у нас сегодня у кого-то день рождение? – в голосе явная ирония.
– Нет. Просто там была акция: два по цене трех.
– Выгодная акция.
Спохватившись, тут же поправляюсь:
– Три по цене двух. Вот.
– Так вы вроде собирались брать всего одну.
– Ну да, просто как оказалось, магазин здесь всего один на весь город, и потому если там что-то кончится, Гретта останется без любимых сладостей. К тому же, зачем ходить каждый день? Я и еды накупил не на один день, и сладостей тоже. К тому же это не только ей, а всем нам.
Поскольку Гретта этого не слышит, я пока выкручиваться с ловкостью ювелира, как хочу.
Альма с сомнением смотрит на сладости:
– Ну ладно. Хотя если уж решил накупиться до самого Дня Благодарения, то купил бы лучше тыкву8.
– Их я, кстати, там не заметил. Но, может, появятся ближе к празднику.
Наконец, достав последний стейк из пакета, Альма замечает:
– Ты разденься-то, что в пальто все стоишь.
– Кстати, да, по поводу пальто.. – я возвращаюсь в холл и сгибаюсь над своим чемоданом.
Жена с удивлением подходит ближе, наблюдая за моими действиями. Однако, комментариев я не даю, потому, когда вытаскиваю свою дворовую зимнюю куртку (которую брал для зимних перекуров на крыльце, но точно не для выходов в город), она изумленно вскидывает брови:
– Что ты делаешь?
– Пальто – двумя пальцами, словно что-то склизкое и гадкое, я снимаю пальто и кидаю его на пол. Нацепив заместа него эту куртку, осторожно перекладываю бумажник (уже дважды за последние пару часов):
– Принеси какой-нибудь пакет.
– Зачем?
– Альма, просто принеси пакет. Пожалуйста.
Наконец, она уходит на кухню и приносит тот самый пакет, в котором я принес продукты. Поднимаю на нее глаза и она искренне жмет плечами:
– Пока это единственный пакет, который у нас тут есть.
Ладно, после этой Салли мое пальто точно грязнее этого пакета, даже если бы туда вылилась вода из всех стейков и купленных мною рыб. Так же двумя пальцами, стараясь не касаться того воротника и места около него, за которое схватилась женщина, в итоге запихиваю свое пальто в пакет самым варварским образом. Видя это, Альма пытается помочь:
– Боже, Генри, это же драп, дай сложу нормально.
Но я поспешно увожу пакет за спину:
– Не надо. Я отнесу его в химчистку.
– Ты же относил его туда в НЮ, перед самым отъездом? – вновь беспокойство на лице.
– Да, но на улице мы с Греттой встретились с бомжом.. обычным мужиком, просил пару центов, но он задел меня, и теперь это достаточно противно. Пусть постирают.
– Тем бомжом, о которых говорила Саманта?
– Думаю, да – ложь слетает с моих губ так же виртуозно и легко, как пять лет назад сюжет Черного Окна из под пальцев на клавиатуре – знаешь, ничего в них необычного. Да, от них воняет и они мерзкие, но ничем не отличаются от бомжей во всех остальных городах.
Кажется, Альму это немного успокаивает:
– Ну, я так и думала, что она немного утрировала.
– Неудивительно – киваю я, с готовностью утверждая ее в этом мнении – одинокая женщина, круглый год живущая одна в доме. Держу пари, она собственной тени боится, а после шести запирается на все замки. Впрочем, это верно для нее, наверное. Но у вас с Греттой такой необходимости нет, так что выброси этот бред из головы.
– А у них здесь есть химчистка?
– Да, хозяин магазина примерно объяснил где. Но думаю, все равно идти придется по приложению.
– Ты уверен, что она все еще открыта? – жена с сомнением смотрит на часы в холле, которые показывают чуть больше пяти ПП9 – город маленький, думаю, у них все закрывается ближе к трем.
– Заодно и проверю.
Альма зябко поглядывает в окно:
– Ну не знаю. Погода мрачная и уже начинает смеркаться. Саманта говорила..