Взгляд Беа метнулся к горизонту в поисках Глена, но тот куда-то подевался. В том, что он ничего не припрятал, она была уверена.
Только теперь Беа заметила, что нервно роет ногтями землю и ободранные кончики пальцев уже стали скользкими от мелкой пыли. Она обсосала их дочиста и сплюнула бурым. Но не успела опомниться, как вновь заскребла по земле.
У Общины и раньше случались долгие переходы – переходы, с которыми, как им казалось, не сравнятся никакие другие. Один такой в первый же год вынудил некоторых уйти. Но, несмотря на то что они куда-нибудь шагали почти каждый день, и так изо дня в день, в другие квадраты они никогда не забредали. И бывали лишь на трех Постах – тех трех, которые выстроились в линию вдоль восточной границы карты.
Их первую карту выдали им сразу после окончания Инструктажа, пока они укладывались, готовясь к официальному выходу в Дебри. Подъехал Смотритель Кори и кинул ее из окна грузовика. Документ был странный, составленный без каких-либо представлений о масштабе. Его покрывали символы, придающие ему вид детской выдумки.
– А это что за черные круги? – спросили они.
– Места, куда нельзя, – ухмыльнулся Смотритель Кори. Он держался уверенно и насмешливо, но его лицо было молодым и неопытным.
Они указали на гору с плоской вершиной и оранжевый флаг, который кто-то раскрасил неряшливо, вылезая за контуры. Это был Пост.
– Далеко дотуда? – спросили они.
Смотритель Кори улыбнулся.
– Без понятия, еще не узнавал. – Он порылся в кармане и вытащил серебристый диск размером с его ладонь. – Кто у вас здесь за главного?
– А мы не намерены его выбирать, – горделиво отозвался Глен.
Смотритель Кори закатил глаза. Потом обвел взглядом их лица.
– Тебе, – сказал он, протягивая диск Карлу.
Карл принял его и сразу подтянулся, подобрался, довольный, что в нем распознали лидера.
– И что мне с ним делать? – спросил Карл, повертев диск в руке. Он нажал кнопку у края, диск щелкнул. Нажал снова. Щелк. Нажим. Щелк.
– Сообщить нам, сколько шагов отсюда до Поста, – сказал Смотритель Кори. – Один щелчок – один шаг.
Лицо Карла мгновенно исказилось от ярости.
– Вы, блядь, серьезно?
Смотритель Кори притворился удивленным, но не удивился.
– Да, я, блядь, серьезно. А что, какие-то проблемы? Ну так можешь сообщить мне заодно, сколько шагов до ближайшего выхода.
Карл стиснул счетчик в кулаке, пытаясь раздавить, и ринулся к Смотрителю. Тот отдернул голову, прячась в грузовике, и поднял стекло, оставив узкую щелку.
– Один шаг – один щелчок! – крикнул он, взревел двигателем и погнал машину прочь.
Наверняка у Смотрителей имелись и другие способы определять расстояния, намного более эффективные. А этот был напрасным трудом, способом превратить приятную прогулку в каторжный труд. Сделать их жизнь чуть менее свободной, чем им хотелось, по мнению Смотрителя.
Они выбрали направление и зашагали и через несколько дней очутились на обширных лугах со множеством антилоп – одни лежали, изящно подобрав ноги под себя, другие свернулись, вытянув их вдоль тела. Кое-где трава была настолько высокой, что Беа видела на колышущемся пространстве лишь подрагивающие настороженные уши. Ястребы расселись по деревьям, а не парили на приятном ветерке необычно теплого и солнечного дня. Несколько взбудораженных антилоп вскочили и принялись исступленно нарезать круги, будто в порыве раскаяния. Община шагала себе и шагала. В то время они были еще настолько неопытными, что не сообразили: это предостережения. Что-то должно произойти. Если бы они огляделись по сторонам, то увидели бы, как травы приникают к земле, тянутся вперед, будто каждая травинка стремится спастись бегством. А когда они очутились посреди открытой, выжженной солнцем равнины, град и ветер обрушились на них внезапно, словно натиск непогоды сдерживала лишь дверь, которая теперь распахнулась.
Они присели там же, где стояли, прикрыли головы тюками, прижались друг к другу и к земле, подражая поникшей траве. Перед самым носом у них поблескивала паутина, чуть покачивалась, будто от легкого бриза, потому что люди своими телами загораживали ее от самых сильных порывов ветра.
Вокруг жалобно постанывали антилопы, подавая друг другу голоса среди рева бури, пока та не заглушила все прочие звуки. Потом послышались раскат и треск нескольких тонких тополей, расколовшихся неподалеку.
Град вскоре кончился, а ветер не унимался. Солнце уже садилось. Они поняли, что худшее позади, когда ястребы вновь пустились в полет, полосуя небо на плоских, напряженных под порывами ветра крыльях. Это была игра. Самцы красовались перед избранницами или бросали вызов соперникам. Трепеща, летели против сильного ветра и взмывали, подхваченные им. И замирали, как нарисованные, паря в вышине, в то время как на земле ветер сбивал Беа с ног.
Такой стала их первая сильная гроза. Напуганные, они не сходили с места так долго, что в конце концов прилетел смотрительский дрон, чтобы выгнать их оттуда. Они потащились дальше, сбитые с толку, с осоловелыми глазами, со страхом переставляя ноги. В месте их назначения Карл прямо перед стойкой Смотрителя наступил на счетчик и раздавил его, но лишь после того, как сообщил количество шагов, которое нехотя подсчитал.
Это случилось в первый год, когда у многих из них еще имелись обувь и спальные мешки, когда некоторым все еще казалось, что они в турпоходе вроде тех, о которых они слышали от бабушек и дедушек, – там, откуда они скоро вернутся домой и смоют его с себя. Гроза стала для них первой наряду с первым длинным переходом по Дебрям. Еще много сезонов после этого они, словно эпос, рассказывали об этих событиях, рассевшись у костра. Это была история о том, откуда они взялись, как они стали частью этой земли. Им казалось, что они добились чего-то невозможного. Вроде как открыли новый мир. Беа вспоминала, как смотрела на своих близких, на кровавые мозоли, на палец своей ноги, ногтя на котором лишилась, и ощущала гордость. В общей сложности это путешествие заняло почти восемь недель. У некоторых из них тогда еще сохранились часы, показывающие время и дату. Тогда им все еще внушало трепет осознание того, что можно так долго идти в одном направлении и не уткнуться в тупик. Они пока не понимали, как много здесь земли для скитаний.
И вот теперь, съежившись в пещерке, Беа мысленно представила карту. Новый переход будет длиннее, намного длиннее того, памятного. Придется пересечь три линии перевернутых букв W. Три горные цепи. Страх покалывал холодком пальцы ее рук и ног. Она поскребла в затылке, стараясь отделаться от тревоги.
Со своего места она видела, что почти вся Община уже вновь собралась. Они мелькали рядом с желтой лентой. Хотели поскорее уйти. Послышался шорох ступни, соскользнувшей с расшатанного камня, потом кряхтенье, снизу показалась сначала макушка Глена, потом его лицо с полуулыбкой и наконец руки и пальцы, которыми он цеплялся за камни, карабкаясь к ней.
– Где ты был, бродяга? – спросила она, хоть и знала ответ.
– Надо было осмотреться, попрощаться со здешними местами. На случай если мы не вернемся.
Она улыбнулась:
– Знаешь, мы ведь в любой момент можем вернуться на Средний Пост.
– Правда? – Глен уселся рядом, слегка озадаченный, принимая ее всерьез.
– Конечно! У Смотрителя Боба есть комната для гостей. Он звал нас пожить у него, когда захотим.
– Точно звал? – Он почесал голову.
– Нет. – Беа вздохнула. Она притворялась. Для нее это был один из способов продержаться очередной день под безжалостным небом. – Вообще-то нет, – повторила она. И думала, что это положит конец ее игре – Глен метнул в нее недоуменный взгляд, – но вдруг он рассмеялся.
– А, ясно, ладно, я понял, – отозвался он. – Эй, Смотритель Боб! Миссис Смотритель Боб!
Беа выпрямилась.
– Слушайте, а можно нам воспользоваться вашей душевой?
– Только нам понадобятся полотенца. Да, и еще мыло. О, и я был бы не прочь побриться. Послушайте, Боб, – можно мне звать вас Бобом? – у вас лишней бритвы не найдется?
– Приветик, миссис Боб, ну что там хорошего по Экрану?
– Ой, что это? Неужто брецели?
Они захихикали, сталкиваясь трясущимися плечами. Глен никогда не предавался мечтам об уюте их прежней жизни, о любых благах цивилизации и, кажется, даже не скучал по ним. Беа была благодарна за то, что ей не пришлось мучиться один на один с кислой, тоскливой болью по прошлому, которую она сейчас испытывала.
– Знаешь, я тут подумала, – начала она, – может, стоило бы нам лучше податься в Частные земли.
Она все еще пыталась шутить, но договаривала уже упавшим голосом и не смогла посмеяться над собственным предположением, как собиралась. А шутка получилась неплохой, потому что сама Беа считала Частные земли выдумкой. Сказочным местом, о котором на ее памяти люди говорили постоянно. Местом, где живется лучше, проще и приятнее, как якобы жилось в прошлом. Тайным убежищем для богатых и влиятельных, где им можно иметь собственную землю и делать что они только пожелают. Частные земли считались противоположностью Городу и предоставляли все те свободы, которых Город больше предложить не мог, и в них можно было или верить, или нет. Беа всегда казалось, что количество тех, кто верил, растет тем быстрее, чем хуже становится жизнь в Городе. Верила теперь и одна из ее теток и до сих пор присылала ей вырезки из газет о существовании этих земель и секретные карты с указаниями, где их найти. Мать всегда велела Беа выбрасывать их. «Нельзя просто верить на слово всему, что тебе говорят, – твердила мать. – Только если на то есть веская причина». Муж тетки убедил ее поверить, и она стала беспокойной и замкнутой. А раньше была милой и смешной. Одним из самых близких людей матери Беа. «Да уж, а раньше с ней было так весело», – вздыхала мать.
Глен обнял Беа за шею и притянул к себе.
– Ну-ну, – зашептал он. – Будет забавно.
Она понимала, что большей частью Глен в это верит. Но сама не верила нисколько. Перед ее мысленным взглядом снова возникла карта, она увидела все эти неизведанные земли, эту бежевую плотную бумагу, все это ничто. Там, на другой стороне, они изменятся – вот и все, что она знала. И незнание, как именно изменятся, было далеко не единственным, чего она боялась.
Часть II
Вначале
Вначале их было двадцать. Официально пребывание этих двадцати в штате Дебри считалось частью эксперимента с целью выяснить, как человек взаимодействует с природой, потому что теперь, когда вся земля использовалась как источник ресурсов – нефти, газа, минералов, воды, древесины, пищи – или как место для хранения мусора, обслуживающих устройств и сооружений, токсичных отходов, – подобное взаимодействие оказалось потерянным для истории.
Однако большинство из этих двадцати мало что знало про естественные науки, и многим из них вообще не было дела до природы. У этих двадцати имелись те же причины, по которым люди во все времена отворачивались от всего, что было привычно, и пускались в путь к незнакомым местам. В штат Дебри они отправились потому, что больше было некуда.
Им хотелось сбежать из Города, где воздух стал отравой для детей, улицы были многолюдными и грязными, где ряды небоскребов тянулись до горизонта и дальше. И поскольку все земли, которые не поглотил Город, теперь служили, чтобы поддерживать жизнь в нем, казалось, что в Городе в настоящее время живут все. Независимо от их желания. Так что если из этих двадцати двое отправились в Дебри за приключениями и еще пара – за знаниями, то большинство сбежали туда, считая, что от этого побега тем или иным образом зависит их жизнь.
Вначале у них имелись обувь, армейские спальные мешки, палатки, легкая кухонная утварь из титанового сплава, эргономичные рюкзаки, брезентовые штормовки, веревки, ружья, патроны, налобные фонари, соль, яйца, мука и многое другое. Они вошли на территорию штата Дебри, разбили лагерь и в первое же утро напекли оладий. И посыпали их сахаром. Свои первые рагу они сдабривали беконом. Впрочем, их скарба хватило ненадолго. Тот первый день ощущался как каникулы в чудесном новом месте. Это ощущение тоже вскоре улетучилось.
Вначале оттенки их кожи напоминали древесное волокно, речной песок, влажные корни растений, сочную изнанку мхов. Их глаза были карими. Волосы темными. У всех имелся полный набор пальцев – все десять на руках и ногах. На коже отсутствовали шрамы. В число опасностей Города царапины и порезы никогда не входили.
Вначале о них писали, о них информировали оставшихся в Городе. Группа людей, которые отказались от благ цивилизации, чтобы жить в глуши? Зачем и кому это могло понадобиться? Авторы обзорных статей гадали, что с ними станет. Журналисты из мейнстрима гадали, от чего они бегут. Альтернативная пресса – известно ли им то, чего не знают остальные. Простые люди отправляли им посылки с домашним печеньем, кофе, хот-догами – как правило, несъедобными к моменту получения. Батарейки, зубные щетки, ручки. Бесполезные предметы для тех, кто пытается вести жизнь первобытного человека. Однажды им прислали сорокафунтовый чугунный котел. Семейную реликвию. Он годами валялся в чулане, писал на открытке его прежний хозяин. Рука не поднималась выкинуть. Он выражал надежду, что им котел пригодится. Смотритель сфотографировал, как они притворяются, будто даже все вместе никак не могут поднять его. Все они улыбались или корчили страдальческие гримасы. Снимок отправили хозяину котла, чтобы хоть как-нибудь поблагодарить его. И заодно дать понять, какой это нелепый дар тем, кому каждый день приходится ходить пешком и носить на себе пожитки. После краткого обсуждения все проголосовали за то, чтобы не брать его с собой. Решение было очевидным. Но тем вечером они приготовили в нем еду. И с тех пор таскали Чугунок с собой.
Вначале они безропотно соглашались сдавать кровь из пальца, мазки с внутренней стороны щеки, мочу на анализ, терпеть замеры артериального давления, заполнять опросники всякий раз, когда приходили на Пост, – чтобы выяснить, как они воздействуют на природу и как природа воздействует на них. Проведенные ими в Дебрях дни становились для кого-то данными, хоть они так и не поверили, что эти данные могут быть настолько важными.
Вначале они следовали всем пунктам Инструкции, письменному уставу штата Дебри, – из страха, что их отправят домой. Никогда не устраивали лагерь повторно на одном и том же месте. Собирали весь свой мусор и даже тот, который никак не мог принадлежать им. Закапывали кости. Тщательно вымеряли глубину ям для туалета и расстояние от ям до источников воды. Восстанавливали места, где разводили костер, до состояния нетронутой земли. Ходили так, что никто бы не догадался, что по этому месту прошли двадцать человек. Не оставляли следов. Пили непригодную для питья воду, потому что не всегда удавалось найти хорошую, и расплачивались за это.
Но все это было в самом начале.
Со временем ружья, палатки и спальные мешки пришли в негодность. И они научились дубить кожи, сшивать их жилами, охотиться с самодельными луками, с удобством располагаться на ночлег на земле под открытым небом. Соль закончилась последней. И, когда ее не осталось, они узнали, что настоящая пища имеет вкус земли, воды и усилий.
Со временем они поджарились на солнце, потемнели, как темнело все вокруг, пропитавшись дождем. Их темные волосы приобрели оттенок бронзы. Глаза по-прежнему остались карими, но сухими, в коросте, и тоже обожженными солнцем.