– Да ладно, не дуйся! Трипак – не сифилис, два укола – и вперёд! Можно снова трахать старушек по помойкам…
– Мразь, – неизвестно в чей адрес пробормотал Алексей и ухватил принесённую ему кружку.
– Э-э-э, постой!
– Чего ещё?
– Тебе нельзя сейчас.
– Как это, блять, нельзя? Да ты блядь в своём уме? Я подохну сейчас от жары и несчастий, а ты такое под руку говоришь!
Лёшка разинул пасть и приготовился пить.
– Натурально нельзя, а то ещё хуже будет. Там же воспаление. И после уколов тоже нельзя, недели три или месяц.
– Целый месяц! – Лёшка выпучил глаза и застонал, – О-о-о-о, да я же сдохну на этой треклятой жаре… Целый месяц, рехнуться можно!
– Ничего, потерпишь. Всё на пользу. Мозги прочистятся, печень подсохнет. Да и пися поостынет, а то стёр небось всю… Давай ка свою кружку, я выпью.
– Ну уж хрена лысого! – огрызнулся Алексей. – Эта…эта… кляча старая, будет значит где-то там пакостить, а я тут умирай от жажды?! Дудки! Сегодня напьюсь, а к врачу завтра. Или в среду…
С этими словами он молниеносно опустошил свою кружку и заказал ещё.
– Как в песок ушла, – сообщил он.
– Ты б ей того, позвонил бы что ли…
– Да у меня и номера нет. Выкинул.
– Ладно, бывает. Ничего страшного. Всё нормально будет.
– А-а-а, блять… – сокрушался Алексей и так же залпом выпил вторую порцию.
– Ты не части так, а то знаешь…
– Да хрен с ним, пусть отваливается… Только проблемы от него…
– Пробьемся, не дрейфь.
– А ты этой, своей, не звонил?
– Да я тоже её телефон выкинул!
– Правда?
– Ну да!
– Дураки мы с тобой, а?
– Полные! – согласился я. – И… алкаши!
– Точно, – Лёха отпил от третьей кружки. – А помнишь, как в походе были, на лодках?
– Ага. Как я тебя за водой послал к колодцу, а ты через 10 минут вернулся с ящиком водки…
– Там всего-то и было 16 бутылок…
– Да, но и нас-то было только трое, и плыть всего два дня оставалось! Да и без того у нас с собой было припасено порядочно…
– Эх… были времена! – Лёшка мечтательно зажмурился. – Вылезем утром из палатки, глазки в речке сполоснём… А как речка-то называлась, забыл…
– Нерль.
– О, Нерль! Так вот, глазки в Нерли протрём, сарделечек на костерке нажарим – и за самогон… Благодать! Только он гад, больно крепкий был, аж жуть!
– Сами покупали, я водку предлагал брать…
– Что водка, – поморщился Алексей. – Водка – это так, пустяк, – каннибализм и мракобесие. А вот самогон – это да, это я понимаю. Да на свежем воздухе, у костерка… Эх!
– А как за тобой дед с двустволкой гонялся, помнишь?
Лёшка загоготал.
– Тогда тебе смешно не было! Нёсся, только пятки сверкали.
– Ещё бы! Я у него дров хотел свистнуть, на растопку…
– Так мы и свистнули, пока он за тобой в потёмках гонялся.
– Да?! А я всё думал – откуда вы сухих достали, дождь же кругом…
– Не ты один такой умник!
– А если б он меня пристрелил!?
– Тогда бы ты, Алексей, стал бы Новым Прометеем, даровавшим огонь людям ценой собственной жизни!
– Да-а-а…
– А как вы лодку свою надувную пропороли, помнишь?
– А то! – ухмыльнулся Лёха. – Топором её, родимую, хвать – и все дела! Чуть не потонули!
– Психи…
– Нормально… Сам-то ты, вспомни, по два пузыря в день закладывал, а то и поболе…
– Было дело…
– Ну вот, а ты говоришь… Одно слово – Романтика!
Мы выпили ещё немного и разошлись. Лёшка поехал домой, а я решил немного пройтись и углубился в густую сеть переулков между Маросейкой, Покровкой и Мясницкой. Эти старинные места всегда привлекали меня своим покоем и печальной ветхостью. Я довольно долго кружил там пока, наконец, не вышел к Чистым прудам. Там было прохладно и оживлённо. На лавочках теснилась молодёжь, слышалась гитара и девичий смех. По дорожкам, в причудливом свете фонарей, прогуливались парочки, а над самой водой, в темноте, стремительно и ловко проносились почти невидимые крохотные летучие мыши. Я побрёл дальше, прошёл весь Покровский бульвар, затем – Яузский, в глубокой задумчивости перешёл через мост и влился в тихие зелёные проулки Замоскворечья. Ночь была тиха и пустынны, в домах гасли окна, последний трамвай тревожно прогромыхал в депо, а я всё бродил и бродил меж чужих домов, и сам не знаю почему, отчаянно, почти до слёз, грустил о чём-то несбыточном.
Глава 6
– Жигунов!
Вадим высунулся из кабинета и грозно поманил меня пальцем.
– А ну зайди.
– Я спешу! – пробовал отвертеться я, но он вкрадчиво схватил меня за рукав:
– Живо!..
– Вадим Сергеевич, – изумлённо забормотал я, – ещё и двенадцати то нет…
– Цыц, – зашипел на меня Вадим и запер дверь. – Я о другом! Садись…
Я сел.
– Так, – стараясь говорить строго, начал Вадим, – на тебя поступают жалобы.
– Хм-м…
– От женщин!
– Мистика…
– Да-да, не прикидывайся девственником-паралитиком! Я тебя насквозь вижу, пакостник ты этакий, – зашипел Вадим. – Ты к Юльке приставал? А?
Я замялся.
– Да ты отвечай, отвечай – приставал или нет?
– А что такое-то? – не выдержал я. – Она что, жалуется?
Вадим нахмурился. Мы оба знали, что рыльце у меня в пушку.
– Она-то не жалуется, а вот другие…
– И кто же сей достойный человек?
– Неважно. Важно то…
– Что?
– А то, – захрипел Вадим, – что вы с ней на второй этаж бегаете, на склад, и там…
Вадим выразительно постучал одной ладонью по другой. Я, кажется, покраснел.
– О, господи, да это не офис, это просто бордель какой-то! – продолжал он. – Один пьёт, другой …. А-а!
Он махнул рукой.
– Знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю, – твёрдо ответил я. – Миф. Морок. Наговоры.
– А вот Ирина Михайловна…
– Ирина Михайловна – старая припизднутая сука, – отрезал я.
– А не её ли ты за задницу на прошлом корпоративе ущипнул, а?
– Это была чудовищная ошибка! Прицел сбился!
– Ни хуя себе сбился! Да у неё зад как у кобылы, захочешь не обойдешь!
Я устал от этой душной перепалки и пошёл напрямик.
– Короче, Вадим, эта она воду мутит?
– Да. Говорит, что Юля на рабочем месте не бывает, отлучается, опаздывает и т.д. Придирается, как может.
– Это ложь, – я вскочил.
– Да я знаю, – мягко сказал Вадим, – знаю… Просто я провожу воспитательную беседу… Ты не переживай…
– Да я её, гадину, носками задушу!
– Да бог с ней! Дело молодое… Только ты… в смысле вы… там это, не очень-то… Не увлекайтесь… А то я в прошлый вторник, заглянул на склад в обед – хотел сумку забрать, – и мне показалось…
– Тебе показалось, – я сделал пасы руками над его головой. – Это от жары всё, Вадим, от жары. Галлюцинации там, видения…
– И мне блять показалось, – совсем тихо и зло закончил Вадим, – что какой то мерзкий сатир, который прячет свои козлиные ноги под белыми льняными брюками, поставил нашу Юлечку раком и ….!
В кабинете повисло молчание. Мы оба, с красными, очень похожими рожами, уставились друг на друга и с трудом сдерживали смех.
– Ты, Вадик, со здоровье, поаккуратнее будь, – заметил я.
– С чего это, – возмутился Вадим.
– А того, беречь себя надо… Постарайся спать побольше, телевизор смотри поменьше… И пожалуйста, очень тебя прошу, не читай ты на ночь «Легенды и мифы древней Греции». Тебе и так уже чертовщина всякая мерещиться! Сатиры, козлики… А если не спится – почитай лучше Толстого или Голсуорси…
Вадим не выдержал и прыснул:
– Вот язва, – громыхал он. – Вот сукин сын!..
– Я же тебе говорю – морок!
– Да уж конечно! – сказал Вадим, выпил стакан холодной воды, поморщившись как от водки, и вконец успокоился. – Ладно. Ты меня понял.
Я кивнул.
– Хорошо. Иди.
Я «щёлкнул» каблуками, лихо повернулся и пошёл к двери.
– Может – коньячку… – донеслось мне вслед дуновение.
– Нет, – бросил я через плечо.
Вадим восхищённо присвистнул:
– Ну ты молоток! Даже по маленькой нет?
– Работа.
– Далеко пойдёшь, курьер! Ну, иди, иди, работай…
Когда я уже выходил Вадим не выдержал:
– Слышь, да погоди… – он подошёл ближе. – А ты, это, ну с Юлькой… как она? Ну скажи?! Как другу?
Я молитвенно сложил руки на груди и монотонно забормотал:
– Понятия не имею о чём ты… У меня обет… Воздержание, воздержание и ещё раз воздержание…
– Ну серьёзно! Как?
– Полное воздержание, – бормотал я, – пол-но-е…
– А это не вредно? – осклабился Вадик.
– Если при этом ещё и не пить, то вредно, а так – в самый раз!
– Хм, говнюк-затейник…
– А ты кобелино!
– Что-о-о, – подпрыгнул Вадим.
– Я о тебе тоже наслышан, – нагло продолжил я, хотя ничего подобного не знал. – Знаю я про твои похождения, знаю! Кобелино! Как есть кобелино! Даже нет, вру…. м-м-м… О! Перпетум Кобеле, вот ты кто! Да да. Небось, сам тут уже всех перещупал!.. А?!
– Я?! Ах ты!.. – не находил слов Вадим, но по его глазам я видел, что он весьма польщен.
– Что, нечем крыть!
– Брысь отседа – хамло!
– Жеребец!
– Вон!!!
– Хорошо, хорошо… Только не забывай кабинет изнутри запирать, когда к тебе на подпись документы носят, а то вдруг что…
– Во-он!
– Пока-пока, развратник…
В эту минуту к его кабинету прибежала наш администратор Евгения, пухленькая и розовенькая, точно молочный поросёночек. Я задвигал бровями и стал отчаянно подмигивать Вадиму. Он ответил мне серией быстрых, свирепых взглядов.
– Вадим Сергеевич, Вадим Сергеевич, – затарахтела она, топчась от нетерпения на месте, так что её пышные формы ходили ходуном. – Подпишите нам отправку, срочно, пожалуйста!
Вадим посторонился и пропустил её в кабинет. За её спиной я быстро изобразил пантомиму, которая изображала мужчину с огромным членом, который сначала закрывает дверь на ключ, а потом набрасывается на грудастую женщину и совершает с ней ряд причудливых и совершенно нецензурных кульбитов. В конце я показал вздыбившегося коня и тихонько заржал… Вадим погрозил мне кулаком, плотоядно улыбнулся и скрылся в кабинете, притворив за собой дверь. Что там происходило, сказать не берусь, но через пару минут, Евгения, совершенно пунцовая, смущённая и окрылённая, пронеслась мимо меня с грацией молодого гиппопотама. На её огромных, пухлых, ярко размалёванных губах радостно сверкала ухмылка преступницы и блудницы…
Вечером я пил в ГУМе. С моего столика открывался чудесный вид на всю стройную и ажурную протяжённость здания. В кафе было немного душно, но там разрешалось курить, а остужал я себя ледяным белом вином, коего я попросил для себя заморозить целых три бутылки. Я исправно прикладывался к бокалу и читал уморительно смешные рассказы Чарльза Буковски. Его словам легко было верить, он точно знал, о чём говорил. В каждой капле его смеха тонко сияла грусть, было чертовски здорово чувствовать, что ты не одинок. Я допил первую бутылку и взялся за вторую. Зазвонил телефон.
– Привет.
– Привет. Узнал?
Что за манера?..
– Нет. А кто это?
– Эх ты, это же я, Валя…
– Валя! Какой же я кретин! Молодец что позвонила, ты где?
– Я-я-я, – протянула она, – ну-у-у…
– В гостях?
– Да!
– И не одна?
– Да!
– А зачем же тогда звонишь?
– Не знаю, – весело сообщила она и засмеялась. – Просто вдруг вспомнила о тебе и позвонила. Как ты?
– Славно. Живу помаленьку.
– Не женился?..
– Жду тебя!
– Так я тебе и поверила, – довольно проворковала Валя.
– А ты как, замужем?
– Почти…
– Да ладно? Правда что ль? Ну, ты молодчина! – совершенно искренне обрадовался я.
– Только никому-никому, ладно?
– Могила! И кто сей счастливчик?
Валя замялась и я, смеха ради, предположил:
– Неужели Олег!
– Да.
– Да?! – у меня челюсть отпала.
– Да. Ты только не смейся…, – но было поздно: я хохотал и ничего не мог с собой поделать.
– Ну, какой же ты! Ну, хватит! Лёша, – заражаясь моим смехом хихикала Валя. – Прекрати! Хватит! Ой, мамочки, сейчас умру, ха-ха-ха, хи-хи-хи…
Отсмеявшись, я от души поздравил Валю с таким выбором.
– А что, – говорил я, – не пьёт – раз, спортсмен – два, по девкам не бегает – три! Сплошные минусы короче…
– Он хороший…
– Четыре!
– Может… встретимся как-нибудь?
– Пять… Валя, ты чего это?
– Да это я так… ладно… Не важно… Целую тебя, пока.
Она повесила трубку. Я сделал большущий глоток вина. И смех, и грех…
Валя была старше меня на три года. Она жила через два дома, рядом с футбольным полем. Мы знали друг друга ещё со школы, но встречаться начали, когда мне было лет 18. Наш роман был недолгим, всего пара месяцев. Я приходил к ней домой с бутылкой вина или пивом, она что-нибудь готовила, мы ели, пили и вволю резвились у неё в комнате, пока родителей не было дома. Как есть голенькие, мы любили выглядывать в окно и сплетничать о наших общих знакомых, которых оттуда видели. Среди «постоянных клиентов» был и Олег, в адрес которого я часто и зло шутил, вызывая у Вали бурный хохот.
Олег каждый день бегал кругами по стадиону, делал гимнастику и был несколько манерным типом. У него почти не было друзей. Я изображал его движения, смех и неторопливую манеру говорить. Он был благодарным объектом для насмешек. Я придумывал про него всё новые и новые невероятные истории, где он, то боролся с пришельцами-мухоморами, которые постоянно ловили его и пытали, ставя клизмы с холодными отбросами, то он охотился на «кровожадных еното-людоедов», то попадал в страшную гей-засаду… Но чаще всего, он попросту пытался закадрить «в одном славном ковбойском баре» симпатичную девушку, говоря при этом дикие несуразности и противно похохатывая. В этих историях он выступал под именем Чак-коневод. Это были Валины любимые истории.
– Расскажи, расскажи, – говорила она, сидя на кровати и заранее повизгивая от предвкушения.
– Какую?
– Про бар, про бар! – хлопала в ладоши Валя. – И показывай тоже!
– Хорошо, крошка, – говорил я особым, с хрипотцой, голосом Чака и, похохатывая, хлопал себя по животику.
Потом, голый, я выходил в коридор и надевал что-нибудь из одежды: шарф и сапоги, шляпу и ремень или, хит сезона – лисью шубу её мамы (нараспашку) и папины шлёпанцы. Потом я заходил обратно, откляча зад, слегка подавшись грудью вперёд, с болтающимися как плети руками и утробно похохатывая.
Подойдя к «стойке бара», я просил «соорудить ему «Двойной Мужской Специальный, с говном и стельками» и просил бармена сделать его «погуще». Затем Чак садился на воображаемый табурет и потягивал «контрабандное пойло», ругал погоду и «этих несговорчивых на любовь кобылиц…» Потом появлялась Она. Причём обязательно с томиком Цветаевой ! Чак сразу начинал пускать слюни и всячески к ней клеиться, предлагая то «обкатать его старого красного жеребчике», то «пойти и как следует погарцевать», а то и попросту «перешмыгнуться по скорому». В конце концов, за девушку вступался бармен. Чак, с неподражаемым пафосом, говорил ему: «Не лез не в своё дело, малыш! Ты, может, не узнал меня, так вот, я – чемпион по постельному двоеборью, имею голубой пояс по мужеложской борьбе и у меня убийственный левый апперхуй! Понял?! Но если ты такой глупый и настырный, то мы запросто можем выйти и поговорить как самец с самцом…»
Бармен – «парень из простых», пожимал плечами, выходил и не долго думая, крепко утюжил коневода. От последнего удара Чак «пролетал» через всю комнату и падал на кровать в объятья хохочущей Вали. Занавес.
Эта пастораль длилась недолго. Почувствовав, что Валя привязывается ко мне сильнее, чем я того хотел, я просто бросил её в один день, без всяких внятных объяснений. Валя сумела не обидеться на это свинство и спустя некоторое время, мы снова стали хорошими друзьями. И вот, спустя почти пять лет, такой поворот… Я допил вторую бутылку и неудержимо хмыкнул:
– Удачи, Чак! – и тихонечко, с хрипотцой в голосе, хохотнул…
Я был ещё тот фрукт.
Глава 7
По средам в офисе бывало затишье, но я всё равно приехал к 8:30. Это позволяло мне ехать на работу в относительно незабитом вагоне метро, не расплескав по пути хрупкий от похмелья сосуд собственной личности, и не вцепиться кому-нибудь в глотку.
В офисе было тихо и свежеубранно. Я открывал окна (все кондиционеры сломались ещё в июне и никто, похоже, чинить их не собирался), варил себе кофе и спокойно готовился к новому рабочему дню. Помимо всего прочего, у меня была ещё одна «святая» обязанность, а именно – досадить Косте Васильеву, мудаку и прохвосту.
Этот пухлый белобрысый невысокий малый с липкими руками и полным отсутствием дезодоранта на теле совершил в начале своей карьеры роковую глупость, поссорившись со мной и Вадимом. Он сдал нас по какой-то мелочи и, получив свой положенный примерному пёсику кусочек сахара, побежал работать. Его повысили, и он постепенно пошёл в гору. Уверен, если бы он больше следил за собой, чаще мылся и не имел вида задорного пиздюка, он поднялся бы ещё выше, но рост его карьеры остановился на начальнике отдела сбыта, где он и вонял с 9:30 до 19:00.