С другой стороны, мои друзья – это мой мир…
Я уже открыл рот, чтобы крикнуть: «Да пошло оно все!..» – как Нур пробормотала:
– Ни фига себе!
Она подбежала к столу и наклонилась над древним монитором. На экране сами собой вспыхивали янтарные буквы. Короткая строчка, а под ней – еще одна:
Обнаружена угроза.
Активировать защиту дома? Да / Нет
Нур не стала ждать, не стала спрашивать моего мнения. Ее указательный палец опустился на клавишу: ДА.
Экран почернел. Я подумал, что он вырубился, но нет – курсор появился вновь, а экран под ним заполнился значками и буквами.
Это была схема дедушкиного дома, вычерченная скудными средствами старой символьной графики.
Схема была разделена на двенадцать зон, помеченных обозначениями от f1 до f12. Восемь из них приходилось на дом, четыре – на двор. Вероятно, пометки соответствовали двенадцати функциональным клавишам на клавиатуре. Курсор выжидающе мигал в самом низу экрана.
– Интересно, что делает эта защита? – спросила Нур. – Стреляет огненными шарами? Открывает ямы-ловушки?
– В таком-то захолустье? – усомнился я. – Не думаю, что деду была по карману настолько крутая техника.
Нур пожала плечами.
– Ладно, давай проверим. – Палец ее замер над рядом функциональных клавиш. – Эта пакость все еще прямо над нами?
Я чувствовал, что пусто́та близко, но определить точное местоположение не мог. Подойдя к перископу – к тому, что от него осталось, – я потянул его обратно вниз и заглянул в треснувшие окуляры. Пусто́та примяла траву, пока топталась во дворе, и теперь можно было разглядеть дом и улицу за ним, но картинка была искаженной, а самой пусто́ты нигде не было видно. Поворачивая перископ на триста шестьдесят градусов, я осмотрел все вокруг. Увидел поваленное дерево и искрящую опору линии электропередачи, рухнувшую на обочину. Увидел соседний дом, с которого сорвало крышу. А потом вдруг почувствовал, что стрелка внутреннего компаса задрожала, и услышал, как пусто́та пронзительно и громко взвыла наверху. Перископ рванулся из моих рук к потолку и, похоже, окончательно расплющился о бетон, а я от неожиданности упал на пол.
Нур бросилась ко мне:
– О господи! Ты не ушибся?
– Она там, наверху! – крикнул я.
Нур помогла мне встать, и мы вдвоем, спотыкаясь, бросились к телетайпу.
– Какая это часть двора? – спросила она, вглядываясь в схему.
Я постучал пальцем по экрану:
– Вот здесь, наверное… с этой стороны.
Нур опустила палец на клавишу F10.
– Ты не против, если я сама это сделаю?
– Нет! То есть да! Короче, жми!
И она нажала.
Сначала ничего не происходило. Но через несколько секунд стены затряслись. Что-то захрипело, заскрежетало и забулькало, как в старых батареях отопления, только гораздо громче. А потом раздался оглушительный БУМ-М-М, от которого содрогнулся весь бункер. Койка рухнула, а содержимое шкафа с грохотом посыпалось на пол.
Стрелка компаса у меня внутри завертелась. Я не знал, насколько пострадала пусто́та от того, что произошло наверху, но мог с уверенностью сказать: ее отбросило от дома на некоторое расстояние. А значит…
– Мы ее сделали! – выкрикнул я.
Нур не без опаски опустила руки, которыми до сих пор прикрывала голову.
– Она сдохла?
– Это вряд ли, но мы наверняка ее ранили. Не знаю, насколько тяжело, и, думаю, выяснять не стоит.
Я подбежал к стене и нащупал ручку двери, частично скрытой за шкафом.
– Второй выход, – пояснил я. – Ведет в другой дом, и там есть машина с полным баком.
– А как быть с Ви? – спросила Нур.
Я представил себе, как мы тащим тело Ви по длинному туннелю и вверх по лестнице, а по пятам за нами гонится разъяренная раненая пусто́та. Видимо, эти мысли отразились на моем лице так отчетливо, что Нур, не дожидаясь ответа, сама покачала головой и пробормотала:
– Ладно, неважно.
– Мы за ней вернемся, – пообещал я.
Нур молча схватилась за ручку двери и изо всех сил потянула на себя.
Глава третья
Мы стрелой промчались по низкому туннелю, который вел на ту сторону дороги, взобрались по лестнице ко второму люку и очутились в спальне нежилого дома, служившего только для маскировки. Некогда было даже выглянуть в окно и посмотреть, сильно ли пострадал дедушкин дом. Я схватил Нур за руку и потащил к выходу, благодаря бога, что планировка здесь такая же, как и в доме Эйба, а значит, можно попасть в гостиную, не тратя драгоценных секунд на раздумья. В гостиной завывал ветер, в разбитом эркерном окне плескались насквозь промокшие кисейные занавески, ветка поваленного дуба тянулась в комнату, словно черная, корявая лапа какого-то чудовища. На другой стороне улицы, похоже, что-то горело. И ни следа пусто́ты. Вопреки здравому смыслу я поддался внезапно нахлынувшей надежде, что она все-таки мертва.
Мы ворвались в гараж. Приземистый, похожий на лодку «шевроле-каприс» никуда не делся, а место рядом с ним, само собой, опустело. («Астон» мы бросили в Бруклине несколько недель назад, и он наверняка достался тварям или обычным угонщикам, уже разобравшим его на запчасти.) Распахнув длинные двери «каприса», мы метнулись на сиденья. Ключи нашлись в бардачке, а пульт от гаража – в кармашке солнцезащитного щитка со стороны водителя. Я потянулся к нему, но Нур перехватила мою руку.
– Погоди, – сказала она.
За все время, с тех пор как мы бросились бежать из бункера, я в первый раз сосредоточился на чем-то кроме самого побега. Я увидел ее. И это было нечто. Даже в резком, беспощадном свете лампочки на потолке «каприса», даже промокшая до костей, едва переводящая дух, растрепанная – она все равно была такой, что глаз не оторвать.
– Послушай меня. Сейчас мы поедем, и будем ехать без остановки. Понятно? Поезжай и не останавливайся. Ты должен добраться до Акра. Даже если со мной что-то случится.
Мне понадобилась пара секунд, чтобы понять, что она имеет в виду.
– Я тебя не брошу! – возмутился я.
– Послушай меня. Послушай! – Она была напряжена, как сжатая пружина. Глядя мне прямо в глаза, она взяла меня за руки и переплела пальцы с моими. – Кто-то должен предупредить остальных. Кроме нас, это некому сделать. Никто ведь больше не знает о том, что произошло.
Всем своим существом я сопротивлялся этой мысли. Меня корежило от одной только попытки представить ситуацию, в которой придется бросить Нур на произвол судьбы. Но внятно аргументировать свой отказ я не мог, а потому ограничился кратким «нет».
Пальцы Нур впились мне в ногу над коленом.
– Ви уже отдала за меня жизнь. Я не вынесу, если из-за меня погибнут и остальные наши друзья.
Мое сердце сжалось.
– Тогда пообещай, что и ты поступишь так же, – сказал я. – Поедешь дальше, не останавливаясь.
Она опустила голову и почти незаметно кивнула.
– Обещаю.
– И я, – сказал я.
Но это была неправда. Я все равно ни за что не бросил бы ее.
Нур протянула мне пульт. Я нажал кнопку. Заурчал моторчик, дверь гаража поползла вверх – медленно, с жалобным скрипом. Дед въехал в гараж задом, так что перед нами сейчас будто поднимался театральный занавес, открывая глазам пугающую сцену. Дедушкин дом пылал. Трава на лужайке сбоку от дома была уже выжжена. В земле дымилась яма; в стене зияла дыра, сквозь которую виднелся розовый кафель ванной.
По-моему, я пробормотал: «Вот дерьмо!» – а Нур сказала что-то насчет того, что пора заводиться, но внезапная, резкая боль в желудке отвлекла меня. И она же подсказала, куда смотреть: на ту самую дыру, рядом с которой громоздилась куча розовой щебенки, а из-за нее тянулся к небу огромный черный язык.
Заметив, куда я смотрю, Нур тоже уставилась на эту кучу.
– Джейкоб, – прошептала она. – По-моему, эта дрянь выжила.
Над грудой битого кафеля поднялась пусто́та. Она была очень высокая, хотя и сильно горбилась. И, похоже, ей не так уж и сильно досталось. Она потягивалась и разминала шею так спокойно, словно просто немного вздремнула, а не выкарабкивалась из-под обломков полуразрушенного дома. Бетонная пыль облепила ее с головы до ног, так что Нур тоже видела ее призрачно-белый силуэт.
– Заводи! – она очнулась и уже трясла меня за плечо. – Давай же, Джейкоб!
Я повернул ключ, перевел рычаг автоматической коробки на «D» и выжал газ. Мы выкатили на подъездную дорожку, ухнули в канаву на обочине с таким грохотом, что теперь-то пусто́та наверняка нас услышала, и выскочили на дорогу.
– Я ее вижу, вижу! ДАВАЙ! – крикнула Нур.
Я вдавил педаль в пол. Двигатель взвыл с такой яростью, какой никто бы не заподозрил в старом добром «шевроле-каприсе». Похоже, я перестарался: задние колеса крутились на мокром асфальте вхолостую. Машина вильнула вбок.
Пусто́та неслась через двор огромными прыжками. Она была даже выше той, с которой я сражался на Могильном Холме, и с каждым движением вокруг нее разлетались импрессионистские брызги черной крови и облачка бетонной пыли.
– ДАВАЙ, ДАВАЙ, ДАВАЙ, ДАВАЙ! – кричала Нур. – Вперед, а не вбок!
Я убрал ногу с педали. Задние колеса провернулись еще пару раз и остановились. Я вывернул руль и снова нажал на газ – уже не так сильно.
– Прямо за нами… она ПРЯМО ЗА НАМИ…
Мы сорвались с места в тот самый миг, когда пусто́та попыталась заарканить бампер языком. Я услышал, как бампер оторвался с громким лязгом. Миг спустя другой язык ударил в заднее стекло, и на сиденье дождем посыпались осколки. Машина катила по улице, пусто́та бежала следом – прихрамывая и, вероятно, страдая от ран, но не сбавляя ходу.
Нур стала рыться в бардачке. Не знаю, что она надеялась там найти – наверное, какое-нибудь оружие или секретную панель управления, как в фильмах про Джеймса Бонда. Но там были только документы на машину да пара старых очков. Я ехал так быстро, как только мог, – по мокрому асфальту, усыпанному сломанными ветками и садовыми украшениями, вырванными ураганным ветром, которые превратили дорогу в настоящую полосу препятствий. К тому же Круговая деревня не зря так называлась: улица петляла бесконечными кругами, свивалась петлями и завитушками, норовившими то выкинуть наш скоростной, но тяжелый автомобиль в какой-нибудь пруд-отстойник, то приложить его об угол дома. То и дело приходилось тормозить – хотя больше всего на свете хотелось снова вдавить педаль газа в пол и больше не отпускать. Но пусто́та понемногу отстала – не потому, что мы набрали приличную скорость, а потому, что хромала все сильнее и уже начала опираться на один из языков, как на костыль.
Но тут стрелка компаса у меня в животе дернулась вбок, и в зеркало заднего вида я заметил, что пусто́та свернула с дороги и скрылась за одним из домов.
– Она хочет выскочить нам наперерез, – догадался я.
Нас с Нур резко бросило вправо: это я выкрутил руль, чтобы обогнуть перевернутый гольфкар.
– Так поезжай другой дорогой! – крикнула Нур.
– Не могу! Из этого лабиринта только один выход…
Еще пару поворотов мы проехали без приключений, но я знал, что пусто́та где-то рядом и вот-вот выскочит навстречу. Еще поворот… и впереди показались высокие ворота. Выезд! А дальше – прямое шоссе, где, наконец, можно будет разогнаться до такой скорости, на которой она уже нас не догонит.
Я почувствовал ее раньше, чем увидел: она бежала вровень с нами справа от дороги и набирала скорость, чтобы броситься вперед и преградить нам путь. По правую сторону проулка, по которому мы ехали, тянулся невысокий бордюр, а ворота с пустой будкой охраны виднелись слева, и до них было уже рукой подать.
– Держись! – заорал я и, выжав газ, крутанул руль вправо.
Мы врезались в бордюр. Я был не пристегнут, и меня швырнуло вперед, на рулевое колесо, но «капрису» хватило разгона, чтобы перевалить через преграду. Один из языков пусто́ты проскрежетал по дверце, другой успел пробить стекло с моей стороны. Въехав на лужайку напротив ворот поселка, мы сбили пусто́ту с ног и потащили ее за собой.
Прежде чем я пришел в себя и выровнял руль, мы успели заложить широкую дугу по аккуратно подстриженной траве – и слава богу, а точнее, слава Эйбу, что наш «каприс» оказался не обычной старой моделью, а усовершенствованной: двигателю хватило мощности, а шинам – цепкости, чтобы нас опять не занесло и не закрутило на раскисшей от дождя лужайке. Инерции тоже хватило, чтобы сначала не рухнуть в канаву носом вперед, а потом, перемахнув через нее, не съехать обратно задом. Несколько секунд наша судьба висела на волоске, но потом «каприс» опять обрел почву под колесами и пулей выскочил на шоссе «Сосновые леса».
И все бы хорошо, вот только Нур больше не видела пусто́ту, потому что бетонную пыль с нее смыло дождем, а я по-прежнему видел, что мы тащим ее за собой: язык, пробивший боковое стекло, обвился вокруг внутренней ручки моей дверцы. Мы разогнались до сорока миль в час, а вскоре и до пятидесяти, но пусто́те все было нипочем. Я и близко не чувствовал, что она умирает – чувствовал только, что она вне себя от ярости.
Язык был твердым, как сталь, и в то же время гибким. И он не просто цеплялся за ручку, а понемногу скручивался, подтягивая остальное тело все выше, отрывая его от асфальта, об который пусто́та уже, должно быть, содрала всю кожу.
Я не понимал, что делать, а потому просто выжал газ до упора и крикнул Нур:
– У тебя нет чего-нибудь острого?
Нур уставилась на меня в ужасе, сразу догадавшись, чем вызван этот вопрос.
Про себя я молился о встречной машине, об которую можно было бы стесать чудовище с нашей дверцы, но в Энглвуде и так уже почти не осталось жителей, а в такую бурю и подавно никто не выехал бы на шоссе.
– Только это, – и Нур вручила мне все тот же нож для вскрытия писем. Похоже, он и вправду годился на все случаи жизни – куда там швейцарскому армейскому ножу! Настоящий тотем, который, видимо, решил со мной больше не расставаться.
Пусто́та выла от боли и напряжения, подтягиваясь все выше. Снять ногу с педали газа я не решался, хотя на шоссе тоже валялся мусор, который постоянно приходилось объезжать.
Я схватил нож. Попросил Нур подержать руль. Ткнул ножом в язык – раз, другой, третий. Брызнула кровь пусто́ты, черная и горячая. Чудовище взвизгнуло, но все еще не сдавалось, и я занес нож снова, но тут заметил, что язык как будто ослаб…
– Джейкоб! Тормози!
Я по-прежнему держал педаль газа, но смотрел только на пусто́ту. Обернувшись на выкрик Нур, я увидел, что дорогу преграждают перевернутый фургон и ствол поваленного дерева. Я ударил по тормозам. «Каприс» заложил широкую петлю и почти разминулся с фургоном – но скорости не хватило. Мы зацепили его хвостом, и нас здорово тряхнуло. Дуб тоже нас потрепал: лобовое стекло треснуло, боковые зеркала оторвались, но, по счастью, обошлось без серьезных повреждений. Вырвавшись на свободу, «каприс» еще немного проехал по инерции и остановился.
Мир вокруг нас все еще кружился, хотя машина больше не двигалась. Нур трясла меня, трогала за лицо – она-то успела пристегнуться и осталась цела и невредима. Я обнаружил, что нож исчез – его просто вырвало у меня из руки. И язык пусто́ты исчез.
– Ну, теперь-то она точно сдохла? – спросила Нур, но тут же нахмурилась, словно устыдившись своего оптимизма.
Я обернулся и выглянул в разбитое заднее окно. Я все еще чувствовал пусто́ту – она определенно была жива, хотя и ослабла, – но не видел ее. При столкновении с фургоном она от нас отцепилась и осталась далеко позади.
– Она ранена, – сказал я. – И, думаю, серьезно.
По обе стороны дороги тянулись торговые центры – пустые, с темными окнами. Впереди на одном проводе покачивался оборвавшийся светофор. При других обстоятельствах я бы развернулся, вернулся к фургону и добил пусто́ту. Но сейчас нельзя было ни рисковать, ни тратить время. У нас и так хватало, чем заняться.
Я дал газу. Машина тронулась с места, слегка вихляя; капот сильно перекосило влево. Вдобавок мы, похоже, прокололи шину, но ехать было еще можно.