2. Ссора
Мальчик проснулся, когда уже рассвело, и субботний день был в полном разгаре. Всю ночь он дрожал от холода, и это мешало ему заснуть. Под утро его мачеха встала с кровати, заскрипев половицами, спустилась со второго этажа вниз и затопила печь. От дымохода, к которому мальчик прижимался, пошло тепло, и его сразу же утянуло в дрёму. Медленно приходя в себя после тяжёлого и беспокойного сна, Ян услышал доносящиеся с улицы бодрые голоса его друзей. Накануне ребята договорились всей компанией отправиться гулять. В Загорках суббота считалась банным днём, а значит, в первой половине дня мальчики были предоставлены сами себе, пока их матери и сёстры моются и обмениваются сплетнями в общественной бане. После полудня наступала очередь мужчин отскребать от себя грязь, греться на пару, обливаться холодной водой и судачить о соседях.
Ян приник к замёрзшему стеклу, ногтями соскоблил с него иней и посмотрел наружу. Их дом был самым высоким на улице, и с чердака открывался вид на соседские крыши. Правда, летом, когда все деревья были в зелени, Яну немного удавалось разглядеть. Теперь же, поздней осенью, все дворы в округе были как на ладони. Особенно хорошо просматривался стоящий на противоположной стороне улицы дом друга семьи Захара. После смерти отца Яна Захар не раз помогал его мачехе с домашними делами. Рядом с Захаром жил Олежек, товарищ Яна по играм. Отец Олежека Василий плотничал и считался одним из лучших мастеров деревни. Именно поэтому дом семьи Василия хоть и не выделялся своей высотой, но определённо выглядел самым просторным и красивым на улице.
Ян увидел, что его друзья Олежек и Митяй где-то раздобыли деревянные сани и теперь по очереди катают друг друга с криками и воплями. Сани, похоже, были не очень устойчивыми: они то и дело переворачивались, опрокидывая ездоков на землю, однако это лишь ещё больше раззадоривало мальчишек. Яну не терпелось к ним присоединиться, однако в животе неприятно заурчало. Он потянул на себя холодное железное кольцо в полу чердака и открыл дверь на лестницу вниз. Затем осторожно спустился на второй этаж, где находились три больших спальни, включая и его собственную. Впрочем, в ней он ночевал крайне редко. Ступая на цыпочках, Ян направился на первый этаж, но громкий скрип нуждающихся в ремонте ступеней выдал его с потрохами. Теперь можно было не таиться, и он в три прыжка преодолел лестничный пролёт. Внизу располагались кухня, прихожая, ванная комната и большая мастерская его отца, дверь в которую давно не открывали. Отец Яна, когда был жив, очень любил свою рабочую комнату: он мог часами ходить по ней взад-вперёд, размышляя над своими изобретениями, либо же почти не шевелясь сидеть за своим столом, кропотливо мастеря новую поделку.
Ян заглянул на кухню. Его мачеха Марфа что-то скребла за печкой и делала вид, что его не замечает. Ян, однако, не сомневался, что она услышала его шаги с самой верхней ступени. На краю стола лежал кусок свежевыпеченного хлеба и сыр. Ян быстро схватил их и сунул за пазуху. Мачеха ничего не сказала. Здесь было так тепло, что он не прочь был бы задержаться на кухне подольше. Однако признаваться в этом ему не хотелось, поэтому, немного помявшись с ноги на ногу, он вышел в прихожую.
– Не забудь умыться, – услышал он Марфу.
Ничего ей не ответив, мальчик накинул на себя тулуп, нахлобучил шапку и выбежал на улицу. Его друзья замахали ему руками. За ночь снег полностью покрыл землю. Белый слой был тонкий, и полозья саней оставляли на нём тёмные следы. Через них проглядывали застывшая грязь и обледенелая трава. Из-за этого сани катили плохо, а порой и вовсе застревали на месте. Однако это не мешало детям от души веселиться. Разгорячённые, они не чувствовали холода, их лица были красные и довольные. Ян направился к ним, на ходу жуя хлеб.
– Ну и чего ты так долго? – накинулся Митяй, высокий для своего возраста и худощавый паренёк с чёрными озорными глазами. – Мы думали, ты уж не придёшь.
– Немного проспал. А откуда сани? – спросил Ян, с интересом разглядывая приспособление. Сани были сделаны из струганых досок, гладко обтёсанных, но ещё не покрытых краской. К тому же у них не было спинки и боковых перекладин, за которые мог бы держаться наездник.
– Это мой папаня смастерил, – ответил Олежек. Он был невысоким, даже ниже Яна, с по-детски пухлыми щёчками и застенчивым выражением лица. – Мне на день рождения.
– Разве твой день рождения сегодня? – удивился Ян.
– Не-а, – отозвался Олежек. – Но скоро. На самом деле, сани должны быть сюрпризом. Но мне сестра проболталась. Оказывается, папаня на днях разбирал свой сарай и обнаружил несколько осиновых досок. Для работы они не годились, а выбрасывать было жалко, вот он и решил сделать из них что-нибудь стоящее. Как раз собирался закончить к моему дню рождения.
– Мы подумали, что сегодня снега вполне достаточно, чтобы их опробовать, – прервал его Митяй. – У нас есть в запасе немного времени, пока его папаня помогает моему таскать воду в баню. Сани ещё не совсем готовы, но кататься можно. Пришлось самим приспособить верёвку, чтобы было за что тянуть. Ну-ка, садись. Мы тебя прокатим с ветерком.
Ян не заставил себя уговаривать. Он уселся на сани и подобрал ноги. Олежек и Митяй впряглись, словно они кони в упряжке, и побежали, потянув Яна за собой. От резкого рывка тот чуть не опрокинулся. Вскрикнув, он изо всех сил ухватился руками за днище. Увидев несущихся мальчишек, в соседском дворе залаяли собаки. Олежек и Митяй ускорились, чтобы побыстрее проскочить мимо двора Николая, главного пьяницы деревни. У Николая было несколько псов, которые жили в его спальне вместе с ним. И собаки, и их хозяин претендовали на звание самых грязных обитателей Загорок. И если животные хотя бы иногда купались под дождём или в канаве, а зимой валялись в снежных сугробах, то Николай не делал и этого. У Николая была старшая сестра, которая приходила к нему пару раз в неделю, приносила еду, штопала одежду и выметала мусор из избы. Но, очевидно, этих мер было недостаточно, ведь если ветер дул со стороны двора Николая, всем в округе приходилось задерживать дыхание.
Несмотря на свои недостатки, Николай был добрым малым. Правда, никто не знал, добрый он потому, что пьяный, или потому, что по характеру был такой. Из-за его пристрастия к бутылке, а может, и из-за сбивающего с ног аромата его никто не брал на работу, поэтому он со спокойной совестью целый день сидел дома или, если погода благоприятствовала, валялся во дворе вместе со своими псами.
Увидев ребят, Николай помахал им рукой. Мальчики не стали приветствовать его в ответ. Они видели, как пренебрежительно взрослые относились к Николаю, и невольно им подражали.
– Вы там осторожней! – крикнул им Николай. – Я видел, как в эту сторону шёл господин Пинкин.
С горки сани понеслись стремительней. Олежек и Митяй бежали так быстро, как могли. Мимо них мелькали дома, запорошенные снегом, деревья и кусты. Ян был готов захлебнуться от восторга. Ветер морозил щёки и уши, но это не имело значения. Хотелось катиться на санях вечно, без остановки, всё дальше и дальше.
Господина Пинкина они заметили слишком поздно. Тот возник как будто из-под земли. Это был высокий гордый старик с вечно недовольным выражением лица. Впрочем, возможно, он и не являлся стариком, но именно так думали о нём ребята. Его щёки и лоб покрывали глубокие морщины. Образовались ли эти морщины от преклонных лет или из-за несносного характера, оставалось только гадать. Господин Пинкин был одет в длинное чёрное пальто из дорогого меха, который так и лоснился на солнце, и в такого же цвета меховую шапку. Олежек и Митяй шарахнулись в сторону, чтобы не столкнуться с мужчиной, однако сани не успели затормозить и с разгону врезались прямо в господина Пинкина. От удара сани вместе с Яном перевернулись, а господин Пинкин и вовсе полетел в снег вверх тормашками. Его шапка не удержалась на голове и поскакала по дороге.
– Ой-ёй, – тихо проговорил Митяй, словно зачарованный наблюдая за злоключениями головного убора.
Олежек онемел и не мог промолвить ни слова. Открыв в изумлении рот, он смотрел, как надменный господин Пинкин беспомощно барахтается в своём дорогом одеянии на земле, изрыгая проклятия. Он был похож на огромного жука, который, опрокинувшись на спину, не может встать обратно на лапки.
– Ну я вам покажу, мерзавцы, – повторял господин Пинкин, с трудом поднимаясь на ноги и отряхивая своё великолепное пальто. Затем он стал глазами искать другой предмет своего гардероба. Его шапка, ускакав достаточно далеко, теперь валялась в снегу, как свернувшаяся в калачик лисичка. – Ты, – ткнул пальцем господин Пинкин в Митяя, – принеси мне её.
Митяй закивал и побежал за шапкой. Когда она оказалась, наконец, на месте, а именно на голове господина Пинкина, тот сурово посмотрел на Яна. Его лицо, и прежде неприветливое, стало чернее самой чёрной грозовой тучи. Похоже, именно Яна господин Пинкин посчитал главным виновником удручающего события, случившегося с ним в это утро. Яну стало до ужаса страшно. Он как можно ниже опустил свою голову, изо всех сил желая стать невидимкой. Вероятно, в этом он не особенно преуспел, так как господин Пинкин высоко занёс над ним руку. Ян уже приготовился к удару, но, как ни странно, злость старика обрушилась не на мальчика, а на сани. Господин Пинкин схватил сани, поднял их и с силой ударил о землю. Раздался треск. Затем последовал следующий удар, и снова треск.
– Остановитесь! – закричал Олежек. – Это же мой подарок ко дню рождения!
– Никаких тебе подарков, – проговорил старик, каждое слово сопровождая очередным ударом, – никакого тебе дня рождения!
Скоро от саней остались валяться только щепки на земле. Но и этого господину Пинкину было мало: он стал со злостью топтать их сапогами, желая превратить в труху. Затем, поправив свою шапку и ещё раз отряхнув пальто, он, не взглянув даже мельком на ребят, невозмутимо посвистывая, направился дальше вверх по дороге.
Мальчики какое-то время не могли произнести ни слова. По щекам Олежека текли в три ручья слёзы. Глаза Митяя тоже были на мокром месте. А Ян, подняв одну из щепок, запустил ею вслед господину Пинкину. Но тот ушёл достаточно далеко и не заметил этого.
– Что же я скажу своему папане? – проревел Олежек.
– Ненавижу господина Пинкина, – сказал Ян, вложив в эти слова весь свой гнев. – Вот бы он разорился! Не посмел бы он тогда важничать и ломать чужие вещи! Если бы мой отец был жив, он бы показал ему!
Павел, отец Яна, до своей кончины был уважаемым человеком и лучшим мастером в деревне. Его отличительной чертой была невероятная способность в любой ситуации любому человеку говорить правду. Он делал это без прикрас, прямо в лицо, открыто и беззлобно. Павел не преследовал цель кого-либо оскорбить, обидеть, задеть или разоблачить, и именно его дружелюбие обезоруживало самых враждебно настроенных людей, любого положения, возраста или достатка. Даже господин Пинкин побаивался Павла. Похоже, против правды этого честного и доброго человека ему просто нечего было возразить. Ян обожал отца и гордился им. Но одного поступка отца он не мог понять – его женитьбы на Марфе. Марфа была красивой женщиной и отменной хозяйкой, но она казалась Яну чужачкой, ворвавшейся в их с отцом мир и оставшейся в нём навсегда.
– Что будем делать? – спросил Митяй, обращаясь к Олежеку. – Хочешь, пойдём к тебе домой и вместе признаемся твоему папане? Может, он не будет сильно ругаться.
– Мой папаня работает на господина Пинкина. Если он узнает, что мы опрокинули его в снег, он жутко разозлится.
Митяй вздохнул и подумал, как ему повезло, что у его отца собственная баня и он сам себе хозяин.
– Однажды, когда мы вырастем, – ободряюще сказал он, – господин Пинкин уже не будет главным. Главными станем мы, и нас все будут слушаться.
– Да подождите вы! – резко бросил Ян, усаживаясь на колени перед разломанными санями. – Может, ещё что-то можно сделать?
– Что? Склеить? – вновь начиная рыдать, проговорил Олежек.
– Брось, из этих щепок только костёр остаётся разжечь, – сказал Митяй.
Ян взял в обе ладони снег и с надеждой посмотрел на него.
– Помоги же, помоги, – пробормотал он тихо.
– Эй, это ты кого зовёшь? – поинтересовался Митяй.
– Не отвлекай, – ответил Ян.
Он посыпал снегом сломанные доски и уставился на них, словно они сейчас сами собой соберутся обратно в сани. Он действительно удивился, когда ничего не произошло.
– Ну что, не склеились? – с издёвкой спросил Митяй и рассмеялся.
Даже Олежек улыбнулся.
– Да ну вас! – разозлился Ян.
Он поднялся, отряхнул колени и пошагал от друзей прочь.
– Не обижайся! Мы же пошутили! – крикнул ему вслед Митяй.
Ян сделал вид, что его не услышал. Он шёл вприпрыжку, со всей силы пиная ногами снег. Он сомневался, что таким образом сможет причинить ему боль, но, по крайней мере, так он выплёскивал своё негодование. Он от всего сердца верил, что Голос сумеет починить сани, и тогда он мог бы похвастаться своим тайным другом перед Митяем и Олежеком. Как оказалось, хвастаться было нечем.
Почти дойдя до дома, Ян увидел своего соседа Семёныча. За глаза Ян и его друзья называли того людоедом-великаном. Упитанный, высокий, с густой бородой, лесоруб Семёныч действительно выглядел устрашающе. Однако прозвище скорее относилось к его характеру. Он был на редкость злым и неприветливым человеком, а его крохотная, тощая жена, достигавшая ему едва ли до пояса, тоже слыла вредной и сварливой женщиной. Ей нравилось совать нос в соседские дела, давать ненужные советы и ворчать по любому поводу. Немало доставалось и её мужу. В деревне ходили слухи, что порой Семёныч в ссорах с женой пускал в ход кулаки, но, скорее всего, это были пустые сплетни.
Ян на дух не переносил обоих и не скрывал этого.
– В следующий раз катайтесь на санках подальше от моего дома, – пробасил Семёныч, подметая дорожку у своей калитки. – В кои-то веки я сегодня с утра решил выспаться, а ваши вопли меня разбудили.
Ян хотел было ему ответить, что никто больше не увидит санки, как его прервала Семёновна. Из-за широкой спины лесоруба Ян не сразу заметил её юркую фигуру во дворе. Она засыпала снегом торчащие из-под земли саженцы груш.
– Оставь детей в покое, – сказала она мужу. – Когда ещё им веселиться, как не в детстве?
Семёновна, несмотря на свой зловредный характер, никогда не давала в обиду детей, и те её за это уважали. Все, кроме Яна. Ему не понравилось, что она заступилась за него, однако сейчас спорить с ними ему было некогда. Он заскочил в свой двор и нарочито громко хлопнул калиткой. Великан недовольно хмыкнул и вернулся к своему занятию.
День набирал обороты. К обеду солнце стало припекать и снег истончился. На дорожках и тропинках он уже совсем стаял. Однако во дворе дома Яна, в тени, всё ещё было бело. Мальчик решил попытать счастья снова. Он встал за кустом сирени, чтобы спрятаться от надоедливых взглядов соседей, и наклонился поближе к снегу.
– Ты меня слышишь? – спросил он у своего невидимого друга.
Ян помнил их первый разговор, когда волшебной красоты узоры сковали окошко на его чердаке. Голос сказал ему, что не стоит грустить, и предложил свою дружбу. Они играли с ним в снежки, в догонялки, в загадки. Иногда выигрывал Ян, иногда – Голос. Голос был весельчаком и любил пошутить. Иногда его истории заставляли мальчика смеяться до слёз. Конечно, у Яна были и настоящие друзья, такие как Митяй и Олежек, но это был особенный друг – «взрослый», и его внимание льстило Яну.
– Тут я, тут, – наконец отозвался Голос.
– А там ты тоже был? – нахмурился Ян.
– Там – это где? – поинтересовался Голос.
– На улице, где мы встретили господина Пинкина, – торопливо проговорил мальчик.