Ещё одна яркая вспышка света заставила Миру резко дёрнуться и вновь оглянуться. Глаза, привыкшие к сумраку, не увидели ничего, кроме ослепительного белого шара, застывшего на дороге метрах в десяти позади них. Мире хотелось убежать, закричать, но она не могла даже открыть рот, не то что пошевелиться. Страх, ледяными щупальцами растекаясь по жилам, оцепенил её. Казалось, она перестала даже дышать. Голос, какой-то нереальный, словно механический, звучал в голове, но что он произносил, будто не доходило до её сознания. Она слышала слова, но не понимала их. В то же время ноги сами, точно не подчиняясь больше девочке, понесли её прямо к ослепительному сиянию.
– Мира!
Крик брата снял оцепенение, заставив её дёрнуться и отвернуться. Тими не успел отойти от кустов, где прятал корзинки, но теперь в ярком свете, исходившем от шара, было видно, что и кусты скрывали за собой нечто странное, медленно и неспешно надвигающееся на них. Больше всего это было похоже на крупный чёрный слизистый комок с маленькой шарообразной головой без шеи, огромными круглыми искрящимися глазами и морщинками, которые светились изнутри. Размером он был не больше мяча, но при этом постоянно рос и точно дрожал в воздухе. Постепенно увеличиваясь, он всё приближался к Тими, замершему совсем рядом, словно нащупывая мальчишку.
– Перстное облако! – Мира хотела закричать, но крик застыл в горле, она не могла даже пошевелить губами и только стояла и смотрела, не в силах ничего сделать.
Непонятный предмет всё рос и рос, приобретая яйцевидную форму и вытягиваясь, пока не достиг двух метров. Он медленно и неспешно наползал на них.
С перепугу дети не могли сдвинуться с места, ноги, ставшие ватными, отказались повиноваться. Между тем «яйцо» снова стало менять форму, превращаясь в огромный «рот с губами», а потом… выплеснуло изо «рта» поток тёмной жидкости, которая облила брата девочки с ног до головы. Тими отчаянно закричал и стал будто таять, растворяясь в воздухе.
Мира всё ещё не могла двинуться с места, она только протянула к брату руки и закричала. Светящийся шар за её спиной с резким хлопком исчез. Девочка дёрнулась и стала оседать на землю. Всё вокруг меркло и бледнело, точно затягиваясь дымкой.
– Ей тогда в деревне никто не поверил, конечно, – продолжал рассказывать Самон. – Но ведь Тими же пропал, не нашли его, да и её подобрали в нескольких километрах от села и совсем не на той дороге, по которой они с братом из леса шли.
– Чепуха это всё! – отмахнулся Миха, он был явно недоволен тем, что кто-то ещё взялся рассказывать страшные вещи.
– Не скажи-и, – обиженно протянул Самон.
– Таких историй тебе любая бабка в деревне с пяток расскажет, – Миха поднялся на ноги, – подумаешь, перстное облако, так и про ма́рра говорят. Они тоже людей забирают. Ерунда всё это! Бабьи сказки!
– Так они мёртвых, а он живой был, – упорствовал Самон.
Стояла глубокая тишь, лишь шелестели высокие стебли травы да трепетали кроны деревьев недалёкого леса. Неожиданно тишину прорезал душераздирающий заунывный далёкий вопль, от которого кровь застыла в жилах, а мороз продрал по коже, поднимая дыбом волоски на руках. Звук продолжался довольно долго: высокий, непрекращающийся, пронзительный, разрывающий голову на части.
Ребята вскочили на ноги и суматошно всматривались в темноту, постепенно звук стал удаляться и, наконец, затих. Всё вокруг опять было спокойно. Река серела в застывшей темноте ночи, широкой полосой изгибаясь, как огромная змея, ползущая вдаль. Туман, поднимавшийся от неё, уже почти достиг леса и мягкими островками растекался по ложбинкам и по лугу. Лошади паслись, изредка доносились фырканье, ржание и лошадиный храп. Лес тёмной громадой возвышался невдалеке, оттуда раздавались резкие крики ночных птиц.
– Птица какая-то, – мелко дрожа, произнёс Гапа.
– Дурной, где ты таких птиц слышал, – отмахнулся, вслушиваясь в тишину, Самон. – Не птица это. Это…
– Молчи, – резко осадил его Миха, – я сам дурак, что назвал. Говорил ведь вам, ночью нельзя их поминать. Придут они на зов. Так что давайте о другом лучше.
Он посмотрел немножко на пасущихся лошадей и, наконец, успокоенный увиденным, опустился на своё место.
– А вот ещё двойные… бывают, – он таинственно замолчал.
– Так их никто и не видел, может, и не бывает вообще таких! – хохотнул Самон.
– Хм, не бывает. Много ты знаешь, – не согласился с ним Миха, – тоже мне: «не видел никто».
– А ты видел, что ли? – иронично усмехнулся Самон.
– А то! – важно произнёс Миха.
– Да ну!
– А где видел?
– Расскажи! – раздалось со всех сторон.
– Ну ладно уж, расскажу, только чтоб молчок, это тайна страшная. Клянитесь, что никому ни слова!
Мальчишки запереглядывались, но подняли и начали сосредоточенно жевать комочки земли.
– Ну вот… – начал Миха.
Сначала тихий, но затем всё более нарастающий звук вновь раздался над рекой. Все замерли. Протяжный, звенящий, цепенящий душу – один из тех непонятных ночных шумов, которые возникают сами собой и так же сами собой прекращаются. Лошади встрепенулись, задрали головы, зафыркали и заржали. Ребята вздрогнули, переглянулись и тотчас соскочили на ноги. Собаки, сорвавшись с места, унеслись во тьму с громким лаем.
– Надо лошадей унять, – распорядился Миха.
– Что это?
Мальчишки бросились к табуну. Через некоторое время звон, разливавшийся в воздухе, затих. Лошади понемногу успокоились, собаки и пацаны вернулись, недоумённо пожимая плечами.
– Вчера тоже так было, перед грозой.
– Ладно, пустяки, бывает, – прищурил глаза Миха, шумно раздул и поворошил начавший затухать костёр. Искры ярким снопом взметнулись вверх и растаяли в ночном сумраке.
– Ты нам хотел про «двойных» рассказать, – вернулся к прерванному разговору Нита, когда все расселись возле огня.
– Ну, слушайте, коли не боитесь, – усаживаясь обратно и степенно, как отец, оглаживая одежду, произнёс тот. – Как-то вечером – уже темнеть начало – послал меня батька к Гетану – старосте нашему – записку передать. Ну, я подхватился и бежать; и только ко двору подбегаю, навстречу мне Ата выходит и вместе с ней ещё один… Я такого никогда не видел у нас на селе. Высокий такой и сухой, как палка, словно и не ел никогда вовсе. Обруч широкий на голове поблёскивает. Глаза у него такие тёмные, большие и не как у людей вовсе, а будто зрачка вообще нет, просто темнота в глазах стоит. На меня как зыркнет! А я в подворотню и спрятался, думаю, пережду и к Гетану позднее подойду, как они разойдутся. А они постояли ещё немного, поговорили о чём-то, попрощались, видать. И Ата к себе направилась, а этот костлявый обратно во двор к старосте пошёл. Я из подворотни выглянул и за ним смотрю. Хоть и страх меня берёт, а держусь. Думаю, что ж он мне посередь улицы да средь бела дня сделает? Смотрю, а в центре двора-то – ужас что! Стоит какая-то фиговина: сама вроде как прозрачная, да мерцает так, точно передёргивается, рябью разноцветной проходит. Ну, мне жуть интересно стало; я за ними тихонько во двор к старосте пробрался да и затаился, под крыльцом спрятался и выглядываю оттуда, интересно ведь.
А он такой Гетану строго так говорит:
– В общем, ты всё понял? Всё будет нормально, если сделаешь, как я сказал, – и голос такой сухой, каркающий, будто неживой вовсе.
Вот он, значит, со старостой попрощался, в плащ такой длинный чёрный запахнулся, да и к этой штуковине подходит. И вдруг на крыльцо как зыркнет да старосте ещё строже:
– Что же у тебя кто попало по двору шныряет!
Тот аж поперхнулся весь, оглядывается по сторонам испуганно: – Да никого ведь нету, – говорит.
Ну, мне уж совсем страшно стало, думаю, он меня видеть не может. В крыльце-то щёлочка малюсенькая, я сам в неё едва вижу; меня-то уж точно не видать, неужто, думаю, он сквозь деревяшки видит, раз меня заметил. Кто же это такой? И даже Гетан его боится.
А тот к шару этому подошёл да и внутрь. И ни дверь никакая не открылась, ничего, просто как просочился; и вдруг оттуда к-а-а-к – молния в крыльцо ударит! Я выскочил да бежать. Только Гетан меня поймал:
– Ах ты, негодник, прячешься! Не беспокойтесь за мальчонку, я с ним разберусь! – говорит.
Я и вырваться не могу, и смотрю на эту фиговину странную, и глаза закрыть сил нет. А она задрожала так слегка, загудела вроде как, да и в воздух стала подниматься. А тот в ней стоит да и усмехается так противно. А как повыше поднялась, так и растаяла вовсе, только воздух дрожит на этом месте, и ничего не видно: ни фигуры, ни шара – ничего.
А Гетан-то меня тогда за уши оттаскал, чтоб, говорит, неповадно подглядывать было, да и говорить про это запретил. Так что вы поклялись. Если проболтаетесь – вас молнией убьёт. Так Гетан пригрозил. Так вот, это как раз двойной был!
– А с чего ты взял, что это двойной был? Может, это тоже неназываемый? Тоже ведь на шаре прилетел.
– Мне батька сказал; правда, тоже отодрал, когда пришлось ему рассказать, почему задержался так долго у старосты, – Миха поморщился.
Мальчишки заворожённо молчали, впечатлённые.
– Хорошо, что он тебя не сожрал!
– Да уж, повезло!
– А давно это было? – заинтересованно спросил Нита.
– Да нет, недавно совсем, несколько дней назад.
– А вот мне рассказывали, что двойные в городах живут, – начал говорить Тиша, – их ещё гэмиус зовут по-другому. Потому что это не один человек, а два. Вроде как человека пополам разрезали, и он от этого тонкий-тонкий становится, будто прозрачный. И они всегда в плащах ходят до земли, а может, и не ходят, а летают над поверхностью. Поди пойми там, под плащом-то.
– Да ты дурной, – заржал Самон, – как можно человека разрезать, и чтоб над землёй ходил.
– Так, может, и не люди то вообще, – поддержал Тишу Миха, – кто их разберёт.
– Вот, – обрадованный поддержкой атамана, продолжал Тиша. – А города у них странные, там домов нет совсем. А словно соты огромные к горе прилеплены, но не для пчёл, для двойных. Там они и живут. Там внутри огни мигают яркие-преяркие, и тени тёмные бродят, охраняют. Там ещё лютые радуги бывают. Они всегда в горах от людей подальше находятся, и люди там не бывают.
– А если не бывают, так откуда ты знаешь? – опять стал нападать на него Самон.
– А их заметить можно и издали; огни-то яркие очень и мерцают, если ночью в горах будешь, то иногда видно. Вон как у нас на другой стороне реки иногда огни появляются, – он кивнул на спокойно текущую под обрывом широкую реку. – Тоже ведь там никто не бывал. А люди говорят, что город и там есть.
– Кто это – люди? Опять, небось, твой Бакон недоеденный, – иронично протянул Самон.
– Что ты всё на Бакона нападаешь. Он хороший человек. Добрый. И знает много, – вскочил на ноги обычно спокойный Тиша, глаза его горели гневом.
– Да вот уж именно чересчур много… – иронично протянул Самон. – И откуда бы?
Он тоже встал на ноги и стоял теперь напротив Тиши, уперев руки в бока.
– Не нужно драться, парни, – возник между ними Миха, – не стоит того, давайте лучше спать будем, а то уже рассвет скоро.
Несостоявшиеся противники ещё немного поворчали, но разошлись в стороны.
– А лютые радуги – это как? Что это такое? – задал вопрос Нита.
– Лютые радуги – это очень странная и опасная штука, – начал объяснять Тиша. – Я сам-то не видел, но к Бакону знакомый приходил как-то, он рассказывал. Ну, вы все радугу видали. Встаёт дуга сразу после дождя и разноцветная такая. А лютые радуги, они ночью бывают и могут разной формы быть. Чаще всего столбами стоят просто в небо, но не загибаются. Прямой такой столб разноцветный. Красиво, говорит, жуть. Иногда шаром бывают таким переливчатым, и тогда по земле катится, подпрыгивает. Или ещё какую форму примет, как захочет. Но самое страшное – ни в коем случае нельзя на пути у этой радуги попасть. Если кто с ней встретится – тут же пеплом станет. И даже косточки не найдётся. Раз – и нет человека, только горстка пепла, да и тот ветер раздует. Поэтому их лютыми и зовут.
– Никогда такую не видел, – восхищённо пожал плечами Нита, – вот бы посмотреть.
– Так опасно на них смотреть – кто такую радугу увидит, он сразу же, как зачарованный, к ней идёт, и всё! Тут нужно сразу глаза прикрывать и отворачиваться.
– Ой, ерунда какая, от радуги отворачиваться, – опять захохотал Самон, – держите меня семеро, счас умру. Да всем известно, что радуги удачу приносят, а тут отворачиваться.
– — Ну, топор тоже удачу приносит, когда дрова на зиму в лесу рубишь, – сухо ответил ему Нита, – а если по голове прилетит, так и вся удача кончится. Мы же не знаем, что это такое, не зря же их лютыми прозвали
– Ну-ну, и ты туда же, – фыркнул Самон, – совсем как дети малые стали. Уже радуги боятся.
– Ты же сам про перстные облака рассказывал. И ведь тоже обычных облаков бояться не стоит, а это совсем другое, хоть и так называется. Понятно, что и не облако совсем, а просто похоже. Может, и радуга так же, тоже только похожа, а на самом деле неизвестно что, да ещё и с бантиком.
Ребята вновь замолчали и затихли. Небо на горизонте начало светлеть. Солнце ещё не всходило, но по всему было видно, что заря недалеко. Наступало то предутреннее время, когда звёзды на небе бледнеют и меркнут, туман рваными клочьями поднимается над поверхностью и всё словно затихает в преддверии нового дня. Опять вдалеке возник и стал разрастаться какой-то высокий звук. Поднялся над землёй и распространился повсюду, как бы замирая. Ребята вздрогнули, переглянулись… Собаки соскочили с мест, но не убежали к лошадям, а, точно напуганные чем-то, ворчали, скалили зубы и жались к мальчишкам. Кони вздыбились и встревоженно заржали.
– Прислушаешься, как будто нет ничего, а звенит, – произнёс Самон.
– И кто-то ему отзывается из лесу! – кивнул Гапа.
– Ерунда, кажется, всё! – убеждённо бросил Миха. – Я ж вас предупреждал, что напугаетесь! – усмехнулся он.
Слабый шипящий свист раздался с реки. И снова как будто что-то откликнулось из леса тонким пронизывающим гудением.
– Лишь бы лошади не напугались! – повторил Миха и хотел шагнуть, чтобы посмотреть на табун.
Глава 3
В этот момент из наползавшего со стороны реки прозрачного серебристого тумана неожиданно появилось множество фигур. Собаки, словно включённые, зашлись лаем. Раздалось бешеное ржание ярящихся в испуге лошадей. Ребята соскочили и замерли, переглядываясь. Их быстро окружала довольно большая толпа с косами, вилами, кольями и дубинами; у некоторых в руках были странные палки с заострёнными лезвиями с обеих сторон, виднелись даже арбалеты.
– Вы чего, мужики, мы ж свои. Всегда тут с лошадьми, – недоумённо заговорил Миха, заметив среди наступавших на них знакомых людей из соседней деревни.
– А ну заткнись, малявка! – гаркнул высокий очень бледный человек с длинными, то ли белокурыми, то ли полуседыми волосами и сверкающими глазами на мясистой физиономии. Они у него были большие, тёмные, будто совсем без зрачка.
– Так мы ж вам ничего не сделали, – пробормотал Нита.
– Заткнись, я сказал! – рявкнул великан, занеся руку для оплеухи, и наотмашь ударил Ниту по лицу.
От неожиданности мальчуган упал на траву. Ребята отступили к костру, недоумевающе переглядываясь, прижимаясь друг к другу плотной группкой.
– К логу их отведите, – распорядился предводитель. – И чтоб без шалостей у меня! – прикрикнул он. – А то…
Он угрожающе обвёл всех взглядом – на судорожно сжимавших арбалет пальцах выделялись побелевшие костяшки. Несколько человек подхватили мальчишек и потащили в лес. Нита ещё успел заметить, как мужики сноровисто ловят и уводят лошадей в сторону соседнего села.
– Я ж вам говорил, – тихо прошептал Самон, – неладное что-то у соседей.
– Никогда они с нами не враждовали. С чего бы вдруг?
– Ну-ка молчите! – прикрикнул на них конвоир, плотный широкоплечий мужик с широкой окладистой бородой, – а то схлопочете батогов.