Всю свою жизнь он прожил без магии. Всю свою жизнь он подавлял магию, хоть это, очевидно, и не помогло – чем больше он использовал свои тени, тем легче ему было дышать. И тем легче, как он понял, будет контролировать их в конечном итоге.
– На это нет времени.
Он мог бы быстро изучить что-нибудь ещё, но своенравную тьму? На это потребуется время – куда больше времени, чем они могли себе позволить.
– Он тренируется десятую часть дня и считает, что может завоевать весь мир, – проговорил Сеиф. – Ты забыл о своём отце…
– Не думай, что я что-то забываю, сафи, – холодно ответил Насир.
Они ненавидели Гамека, но никто из них не жил с султаном. Никто из них не подвергался пыткам раскалённой кочергой и унижению годами. Никто из них не смотрел на медальон на шее отца, преисполненный желания сорвать амулет.
– Ты не умеешь себя контролировать, – сказал Сеиф.
– Боюсь, он прав, – мягко добавила Айя.
Насиру было всё равно. Ему не нужны тени, чтобы спасти Альтаира. Ему не нужна тьма, чтобы позаботиться о сердцах. И когда Насир посмотрел на Кифу, и та встретила его взгляд прямо, не дрогнув, он знал: ему не нужен был Высший Круг – у него были свои собственные союзники.
Глава 15
Звук всё никак не прекращался – звенел, звенел, звенел, хоть она и сглотнула несколько раз, только чтобы унять этот даамов звон. Зафира слышала о взрывах, залпах, снопах искр и огне, запертом в коробки – пелузианское изобретение, такое же потрясающее, как и все остальные. Сейчас она не могла оценить этих новшеств. Крики доносились эхом, словно звучали за лиги отсюда, и земля содрогалась от сотен бегущих ног. Толпа приближалась.
«Вставай! – приказал Джаварат. – ВСТАВАЙ!»
Зафира покачнулась, поднялась на подкашивающихся ногах. Она ненавидела Джаварат, ненавидела себя за глупость, которая заставила её выбежать на улицу. Тени окутывали её, песок затуманивал взгляд, но ослепла она из-за этого проклятого звона в ушах после взрыва, ведь она всегда полагалась на слух не меньше, чем на зрение. Где-то разбилось вдребезги стекло. Где-то кричала женщина. Кричали мужчины. Сквозь дымку она видела вспышки серебряных плащей и обнажённых скимитаров. Стража султана.
Нет, нельзя, чтобы её увидели и тем более поймали. Чьи-то руки схватили её за плечи. Девушка сопротивлялась, но её утянули в альков у дома Айи.
– Держись, – негромко проговорил чей-то голос. Зафира слышала это слово, сказанное тем же голосом бессчётное число раз, когда пряталась в своей комнате, пока сестра заботилась о матери.
Она моргнула, фокусируя взгляд, и звон стал тише.
– Что ты здесь делаешь?
– Я ждала тебя, когда услышала взрыв, – с отчаянием ответила Лана, и её взгляд метнулся к хаосу за спиной Зафиры. – Я пришла так быстро, как только смогла. Вернись в дом.
Сама Лана не шелохнулась, не собираясь идти за ней, – упрямо стиснула зубы, и Зафира узнала это выражение лица, потому что и сама часто смотрела так же. Только сейчас она увидела в руках у сестры деревянную коробку с инструментами, бинтами и снадобьями внутри.
– Иди, Okti, – поторопила Лана, указывая на тонкую серебристую полоску прохода у фонтана. – Там можно срезать. На другом конце прохода – дом Айи.
Зафира не знала, почему не поняла этого раньше сама.
– Они ждут тебя, – добавила Лана.
– С ума сошла? Я не оставлю тебя здесь. Это опасно, – Зафира покачала головой. Переложив Джаварат в другую руку, она схватила сестру за запястье.
Но Лана вырвалась. Зафира замерла. Взгляд сестры был жёстким.
– У тебя есть свой долг, а у меня – свой.
«Ты ничего не должна этому миру», – хотела было сказать Зафира, но это были не её слова. То были слова Дина, когда он пытался остановить её, чтобы она не отправлялась на Шарр. Слова, которые призваны остановить, помешать, заключить в клетку. И всё же она хотела сказать их – сказать хоть что-нибудь, потому что невысказанные слова Ланы звучали так же громко и ясно, как крики за пределами алькова.
Зафира покидала её каждый день, предпочитая чудовищный лес сестре, которая нуждалась в ней. Она оставила Лану, когда отправилась на зловещий остров, хотя знала, что может никогда и не вернуться к сестре, у которой никого не осталось.
– Айя тебе так велела? Это ведь совсем не то же, что помогать в лечебнице. И Айи здесь даже нет.
Лана не ответила. Люди кричали. Упрямое выражение на лице Ланы изменилось, и новое странным образом напоминало об Айе – слишком мудрое для ребёнка.
«Дай ей шанс», – сказала Ясмин. Давно она не слышала голос подруги в своей голове. В последнее время там всегда был лишь Джаварат или даже более громкое молчание Джаварата. Зафира отступила назад. Фонтан журчал – единственный свидетель всей сцены. «Будь осторожна. Не рискуй собой…» Всё, что она могла бы сказать, казалось в этот миг неправильным.
Вместо этого она прошептала: «Прости», – и исчезла в узком проулке.
Когда девушка вернулась, в фойе никого не было – словно никому, кроме Ланы, не было до неё дела и никто не тревожился. Зафира быстро омыла ступни и поспешила вверх по лестнице, опустилась у кровати, думая о сердцах, которые были в безопасности под защитой самого опасного убийцы.
Весь этот путь на Шарр – и сердца просто ждали в этих стенах.
Все эти попытки отыскать Джаварат – и она совершила ужасную ошибку, связала свою жизнь с фолиантом.
Все эти усилия, чтобы обеспечить сестре безопасность, – и вот девочка просто шагает прямо навстречу угрозе. Зафира не знала, что внушила Лане Айя, что она там болтала о долге и обязательствах, но девушка была уверена – она это не одобряла. «Небеса, да ты только послушай себя!» Сама Зафира скрылась в Арзе примерно в том же возрасте. Кто она такая, чтобы отказывать Лане?
Раздался стук в дверь – такой же тихий, как минувшей ночью, словно некая часть его хотела увидеться с Зафирой, а другая не желала иметь с ней дела. Девушка спрятала Джаварат под подушку, всё ещё не в силах изгнать то видение, и открыла дверь.
Свет, лившийся из её окна, упал на шрам Насира, отразился в его глазах.
– Я не знал, успела ли ты вернуться. Я тренировался с Айей, а внизу ничего не слышно.
Так вот почему он не пришёл, когда произошёл взрыв.
– Там был бунт, – ответила Зафира. – Лана оста- лась там.
Она сама не понимала, почему вдруг сочла, что ему есть какое-то дело – до Ланы, до их погибшей матери, до всего этого. Она не понимала, но слова просто полились сами, когда он смотрел на неё таким вот взглядом.
– Она должна была дождаться тебя в фойе, но мы так и подумали, что она уйдёт, когда Айя заметила пропажу своего ящика с инструментами. Айя найдёт её.
«Не волнуйся», – говорил сам его тон, когда его язык отказывался.
Зафира кивнула, напоминая себе, что пока её не было, Лана занималась этим. И сегодняшний день ничем не отличался от предыдущих. Коридор был пуст – только снизу доносились голоса. Сеиф говорил что-то протяжно, и Кифа отвечала быстро, легко.
– Сейчас мой черёд приглядывать за сердцами? – спросила девушка.
Насир опустил взгляд на ящик, который держал, и Зафира невольно замерла, увидев, как он сцепил челюсть, как его взгляд метнулся к её рукам в поисках… Джаварата.
– Я как раз нёс их Сеифу. Сейчас его черёд.
Он был достаточно добр, чтобы его голос звучал с оттенком извинения, но от того не стало легче. Откровение. Слова уже почти сорвались с её языка – «Ты мне не доверяешь?» — но желание сохранить достоинство не позволило ей произнести это. Зафира не могла винить его – Джаварат ведь использовал её, когда говорил через неё. А что, если он использует её для чего-то похуже? Для чего-то, что может навредить сердцам?
Что, если они найдут фиал с кровью и Джаварат побудит её сделать что-то немыслимое?
«Небеса, да чего же ты хочешь?» – безмолвно рыкнула она. Книга притворилась, что не слышит её.
Он стиснул зубы.
– С тобой всё хорошо?
«Нет», – хотела сказать она.
– Разве ты не спрашиваешь это каждый раз?
Он нахмурил тёмные брови.
– Разве не об этом я должен спрашивать? После того, что случилось?
– Должен, обязан, нужно, – протянула она, чувствуя, как учащается пульс. Так легко было раздразнить его, когда он выглядел настолько сбитым с толку. – А ты никогда не думал о том, чего ты хочешь, принц?
Он смотрел на её губы, и Зафира почувствовала, как у неё вспыхнула шея, прежде чем Насир отвёл взгляд. Он был так озадачен её вопросом, что она чуть не рассмеялась.
– Какой у тебя любимый цвет? – Его слова будто наталкивались одно на другое.
На этот раз она не сумела сдержать удивлённый смешок, и его взгляд просветлел прежде, чем она замолчала.
– Разве о таком не спрашивают?
– Ну, может быть, дети, – ответила девушка.
На его лице промелькнула печаль, и ей тут же захотелось забрать слова обратно. Он ведь был сыном тирана. И даже когда Серебряная Ведьма была султаншей, Зафира сомневалась, что Насир не лишился своей юности сразу же после её мнимой смерти. И вряд ли он мог искать у кого-то утешения, за которым приходят дети.
– Синий, – мягко проговорила она.
Лёгкая улыбка тронула его губы и исчезла.
– Я мог бы догадаться.
– Это любимый оттенок моего Бабы. «Воды Баранси под облачным небом в самый спокойный день». Его тоже нет. Теперь я официально сирота. – Её рука скользнула к джамбии, пальцы сомкнулись на потёртой рукояти. Она знала, что Насир читает в её молчании.
– Как?
Зафира подумала было, как лучше сплести нить слов, прежде чем поняла – нет, можно не смягчать правду перед Насиром.
– Он отправился в Арз, когда я не могла пойти туда… и вернулся через несколько месяцев. Обезумевший. И Умми ударила его ножом в сердце, потому что… потому что у неё не было выбора.
– Может, он хотел увидеть вас в последний раз.
Зафира смотрела на матово блестящий каменный пол, на бледный узор на его одежде, на блеск его джамбии с ониксовой рукоятью. Она вдохнула домашний аромат свежевыпеченного хлеба. Нет, она не собиралась плакать перед ним. Перед мысленным взором промелькнуло видение Джаварата, и она стиснула зубы.
– Твоя очередь. Какой цвет самый любимый у тебя?
Его глаза вспыхнули, прежде чем он сумел скрыть удивление. Разве он не думал, что она тоже спросит? Да, это всегда было своего рода игрой – подмечать самые небольшие проявления эмоций Насира Гамека. И Зафира поняла – это игра ей по душе. Она могла бы играть в это вечно, без устали.
– Твой, – ответил он чуть слышно.
Он смотрел так пристально, что у неё перехватило дыхание. Зафира покачала головой:
– Это…
– Каждый цвет, который составляет тебя.
Она затаила дыхание, ожидая, желая, но Насир уже замолчал, и часть его словно отступила.
– Расскажи мне больше, – тихо попросила Зафира, подходя ближе, и он вскинул голову. Солнце отразилось в его глазах золотом.
Его губы сжались, и он снова аккуратно надел маску невозмутимости, скрывавшую черты, а взгляд серых глаз стал твёрдым, точно камень, когда звук шагов нарушил их уединение. Кто-то поднимался по лестнице.
– В другой раз, – сказал он тем же тоном, которым говорил со всеми, кроме неё. В этом его голосе было меньше обещания и больше отстраненности. Он сжал кулак, стиснув тень, выплеснувшуюся было с его ладони, бросил на Зафиру последний взгляд и ушёл.
Глава 16
Альтаир облокотился на невысокий столик в ожидании еды. К его удивлению, с тех пор как они поговорили о союзе, отец больше ни разу не пускал ему кровь. Впрочем, свободы Альтаир тоже не увидел – его цепи по-прежнему были прикручены к стене.
Когда он рассказывал Беньямину о своих грандиозных далекоидущих планах по восстановлению Аравии, Альтаир знал: всегда оставалась вероятность того, что ему придётся осуществить эти планы в одиночку. Он ведь был готов – до тех проклятых дней на Шарре. С Насиром, потом с Зафирой. С Кифой и самим Беньямином.
За эту скудную горстку дней он сколотил семью и обрёл место в ней. Нашёл людей с мечтами настолько же безумными, как его собственная, движимых идеями, над которыми другие лишь посмеялись бы.
По крайней мере, так он считал. Теперь пустота грызла его, а одиночество напоминало шарик на верёвке, который он отбросил далеко-далеко лишь для того, чтобы тот вернулся и ударил с новой силой.
Единственный его товарищ выскочил из дыры в стене в поисках объедков, которые Альтаир обычно оставлял после трапезы.
– Так любезно, что ты решил меня навестить, Насир, но, видишь ли, еда у меня закончилась, – сказал он маленькой крысе, которая ходила кругами в поисках того, чего не было. «Да-а, Насир до мозга костей».
Крыска с писком дала дёру, и Альтаир поднялся, заслышав звук приближающихся шагов. Кривобокое глинобитное жилище воняло старостью, а по углам комнаты протянулась плотная паутина. Это место было полуразрушено и явно небезопасно, но zumra так и не нашла его.
«Если они вообще меня ищут».
Лев ворвался в открытую дверь, а за ним вошёл ифрит с двумя плошками шурпы и тёплой лепёшкой. Пища крестьян. Ни кусочка баранины.
– Ты пристрастился к разговорам с самим собой? – спросил Лев, садясь на холодную твёрдую землю.
Ифрит поставил еду и ушёл.
– Помогает сохранить юность голосовым связкам, – с улыбкой ответил Альтаир. Он стоял ещё мгновение, прежде чем снова опустился на пол. – Я мог бы и петь, если тебе угодно.
Такие моменты особенно пугали его – когда отец искал его общества без каких-либо причин, просто ради общения.
Пугали, потому что он наслаждался этим временем. Они были точно призмы, через которые можно было разглядеть не жестокое в своих амбициях чудовище, а человека, любопытного и собранного.
Лев редко прикасался к еде, которую приносил. Сначала это останавливало Альтаира, но если бы он продолжил бояться яда, то умер бы с голоду. Такое тело, как у него, не поддерживало себя само.
– У тебя глаза моего отца, – проговорил Лев.
Альтаир замер, так и не донеся кусок лепёшки до рта.
Лев нахмурился, словно и сам себе удивился.
– Иногда я забываю его лицо. И события тоже. Хотя я странным образом помню, что они были… поворотными, что ли. Время подавило воспоминания.
По мнению Льва, что бы ни подавило его воспоминания – это было не время. Альтаир видел, что это беспокоило отца настолько, что безумие затуманивало его взгляд. Так же его глаза блестели, когда он говорил о мести, словно он отчаянно желал этого, нуждался в этом, но никак не мог понять почему.
– Ты любил своего отца, – заметил Альтаир и поднял руки. Кандалы на его запястьях блеснули. – Ну а мой отец держит меня в цепях.
Лев улыбнулся.
– Я мог бы снять их. Сделать тебя не пленником, а сыном. Союзником. Мы впишем наши имена в историю. И да, тоже будем жить вечно.
Тяжёлые слова, произнесённые в разгар дневного зноя. Это было бы так легко – отложить работу десятилетий и принять сторону отца. Он добьётся того же, что и планировал: новой Аравии, не осквернённой Арзом, освобождённой от проклятий, которые принесло исчезновение волшебства.
Он доел свою шурпу и пододвинул к себе отцовскую плошку, всё ещё не тронутую.
– Я не отпущу тебя, Альтаир, и они не придут, – уверенно проговорил Лев. Даже если они победят, следуя путём, который ты проложил для них, почему ты считаешь, что ты получишь какое-то признание? Я – не провидец, но даже я знаю, что из этого выйдет.
– Да? – вырвалось у Альтаира, хотя ему не следовало ничего говорить. Стены дрогнули от громовой поступи коней где-то на улицах.
Лев посмотрел на него неожиданно пристально, словно его сын был головоломкой, которую он вот-вот разгадает. Словно он уже разгадал Альтаира за несколько совместных трапез.
– Тебя забудут.
То были слова, которые пробивали щиты и заставляли даже самые быстрые языки замолчать. Верёвочки, привязанные к пальцам, заставляющие их дрожать – раз, два, три, десять. Судорожные вздохи.