Вот уж не согласна!
Однако никакого сравнения с тем, чем занимается Агнес, так ведь? Мало радости от рассвета до заката стирать в щелоке белье да опорожнять ночные горшки. Тебе платят за то, что ты знаешь, а не за то, что просто спину гнешь. Неудивительно, что она на тебя взъелась.
Эванджелина поднялась с кровати и, осторожно обойдя лужицу, подошла к комоду. Взяв перстень с рубином, поднесла его к окну, с тревогой отмечая про себя, как он притягивает и преломляет свет. Оглядела комнату. Где же его спрятать? Под матрасом? Внутри наволочки? Открыв нижний ящик комода, девушка сунула перстень в карман старого платья, запрятанного под несколько вещей поновее.
По крайней мере, Агнес не обратила внимания на белый носовой платок, на котором лежал перстень. А ведь на нем в уголке были затейливо вышиты инициалы «С. Ф. У.», означавшие «Сесил Фредерик Уитстон» и приметный фамильный герб. Эванджелина заткнула платок за пояс нижней юбки и принялась за уборку.
Миссис Уитстон неожиданно заявилась в библиотеку, когда дети по очереди читали вслух букварь. Оба с удивлением подняли головы. Их мать не имела обыкновения ни с того ни с сего прерывать занятия.
Мисс Стоукс, непривычно повелительным тоном проговорила хозяйка, прошу завершить урок по возможности безотлагательно и встретиться со мной в гостиной. Нед, Беатрис, обратилась она к детям, миссис Гримсби приготовила на сладкое кое-что особенное. Как только закончите, можете пройти на кухню.
Дети с любопытством переглянулись.
Но мы всегда спускаемся на чай вместе с мисс Стоукс, сказал Нед.
Мать скупо ему улыбнулась:
Я совершенно уверена, что вы не заблудитесь.
Мы наказаны? уточнил мальчик.
Разумеется, нет.
А мисс Стоукс? поинтересовалась Беатрис.
Что за нелепый вопрос.
Эванджелина почувствовала укол безотчетного страха. А дети все не унимались:
А что приготовила миссис Гримсби?
Бисквитный кекс, да?
Скоро сами узнаете. И миссис Уитстон вышла из библиотеки.
Эванджелина глубоко вздохнула.
Давайте-ка все же закончим этот раздел, хорошо? проговорила гувернантка несколько рассеянно, да и брат с сестрой все равно уже отвлеклись на мысли о кексе. Стоило Неду нараспев дочитать свой абзац про лодки, она улыбнулась и сказала: Ну хорошо, дети, достаточно. Можете бежать пить чай.
А сама отправилась в гостиную.
Там Эванджелину ждал сюрприз: рубиновый перстень, сверкавший в сиянии светильников на китовом жире внутри сумрачной гостиной. Миссис Уитстон держала его перед собой на вытянутой руке, словно находку, добытую во время игры в поиски сокровищ.
Откуда он у тебя? Хозяйка отбросила церемонии и перешла на «ты».
Гувернантка скрутила уголок своего фартука старая детская привычка.
Я не крала его, если вы на это намекаете.
Я ни на что не намекаю. Я задаю тебе вопрос.
Услышав шум за спиной, Эванджелина обернулась и вздрогнула при виде констебля, стоявшего в тени за креслом. Глаза выхватили из полумрака вислые усы, черный облегающий жилет и дубинку в кобуре; в руках у полицейского были блокнот и карандаш.
Сэр, проговорила девушка, приседая в книксене. Сердце ее билось так громко, что она боялась, как бы блюститель порядка не услышал его стук.
Констебль склонил голову, делая в блокноте какую-то пометку.
Это кольцо было обнаружено в твоих вещах, сказала миссис Уитстон.
Вы Вы обыскивали мою комнату?
В этом доме ты находишься в услужении. У тебя нет здесь своей комнаты.
Эванджелине было нечего на это возразить.
Агнес заметила кольцо на комоде, когда заходила, чтобы справиться о твоем самочувствии. Не станешь же ты это отрицать. А потом ты его спрятала. Снова выставив перед собой украшение, миссис Уитстон посмотрела мимо Эванджелины на констебля. Этот перстень собственность моего мужа.
Неправда. Он принадлежит Сесилу, вырвалось у Эванджелины.
Констебль переводил взгляд с одной женщины на другую:
Сесилу? А кто это?
Хозяйка бросила на гувернантку косой взгляд:
Молодой мистер Уитстон. Мой пасынок, сын мужа от первого брака.
Вы согласны с тем, что это перстень вашего пасынка? Когда констебль говорил, его усы под носом-картошкой подергивались.
Миссис Уитстон с натянутой улыбкой ответила:
Ну, это фамильная драгоценность, ранее принадлежавшая моей покойной свекрови. Пожалуй, можно поспорить относительно того, кто унаследовал перстень мой муж или его старший сын. Но мисс Стоукс совершенно точно не имеет к кольцу никакого отношения.
Сесил мне его подарил, возразила Эванджелина.
И вспомнила, как всего несколькими днями ранее молодой человек вытащил из кармана маленькую, обтянутую синим бархатом коробочку и положил ей на колено:
Открой.
Девушка удивленно на него посмотрела. Судя по всему, внутри находилось кольцо. Неужели? Немыслимо, конечно, и все же Она позволила мелькнуть проблеску надежды. Разве Сесил не уверял ее постоянно, что она красивее, очаровательнее, умнее любой женщины его круга? Разве не твердил, что плевать хотел на то, что скажут его родственники и высшее общество?
Эванджелина открыла крышку, и у нее аж дыхание перехватило: золотой ободок тонкой и богатой работы, с четырьмя лапками, удерживающими багровый камень.
Это рубин моей бабушки, пояснил молодой человек. Она оставила мне его после своей смерти.
Ах, Сесил. Он просто великолепен. Так, значит, ты
О, нет-нет! Давай не будем спешить, перебил он ее со смешком. Пока мне вполне достаточно видеть его на твоей руке.
Когда Сесил извлек перстень из коробочки и надел его Эванджелине на палец, этот жест показался ей одновременно будоражаще интимным и странным образом сковывающим. Она никогда еще не носила колец; ее покойный отец, викарий, придерживался на сей счет пуританских взглядов. Сесил мягко склонил голову к руке девушки и приник к ней в поцелуе. Потом защелкнул бархатную коробочку, сунул ее в карман жилета и вытащил белый носовой платок:
Заверни в него кольцо и спрячь подальше, пока я не вернусь с отдыха. Пусть это будет нашей с тобой тайной.
Эванджелина вынырнула из приятных воспоминаний и вновь оказалась в гостиной, в компании констебля.
Миссис Уитстон презрительно фыркнула:
Какая нелепость! Да с какой такой стати Сесилу вдруг дарить тебе И умокла. Впилась в гувернантку пристальным взглядом.
Эванджелина сообразила, что сболтнула лишнее. «Пусть это будет нашей с тобой тайной». Но Сесил сейчас далеко. А она чувствовала себя загнанной в угол, пребывала в отчаянии. И, защищаясь, выдала самый что ни на есть настоящий секрет.
А где молодой мистер Уитстон находится в данное время? спросил констебль.
За границей, отозвалась миссис Уитстон одновременно с Эванджелиной, ответившей: «В Венеции».
Можно попробовать с ним связаться, продолжил полицейский. У вас есть его адрес?
Хозяйка покачала головой:
В этом нет необходимости. И, скрестив на груди руки, добавила: И так ясно, что девушка лжет.
Констебль поднял бровь:
Подобные случаи уже бывали?
Не имею представления. Мисс Стоукс прослужила у нас всего несколько месяцев.
Пять, уточнила Эванджелина. Собравшись с силами, она повернулась к полицейскому. Я прикладывала все усилия, чтобы дать детям миссис Уитстон надлежащее воспитание. Поверьте, я не воровка, а порядочная девушка. Меня никогда еще не обвиняли ни в каких постыдных поступках.
Это она так говорит, издав сухой смешок, заметила миссис Уитстон.
Слова мисс Стоукс довольно легко проверить, сказал констебль.
Я не крала этот перстень, настаивала Эванджелина. Клянусь.
Блюститель порядка постучал карандашом по блокноту:
Я записал, мисс, что вы отрицаете свою вину.
Миссис Уитстон смерила гувернантку холодным оценивающим взглядом.
По правде говоря, у меня уже некоторое время тому назад возникли определенные подозрения насчет этой девушки. Она приходит и уходит в неурочное время. Вечно скрытничает. Со служанками не общается, держится особняком. Теперь понятно почему. Украла фамильную драгоценность и решила, что это сойдет ей с рук.
Вы готовы дать соответствующие показания, мэм?
Безусловно.
У Эванджелины внутри все оборвалось.
Прошу, взмолилась она, обращаясь к констеблю, давайте подождем до возвращения Сесила!
Миссис Уитстон сердито на нее взглянула:
Я не потерплю столь неуместную фамильярность. Для тебя он не Сесил, а мистер Уитстон.
Констебль дернул усами:
Полагаю, у меня есть вся необходимая информация, мисс Стоукс. Пока можете идти. Мне надо задать еще несколько вопросов хозяйке дома.
Эванджелина беспомощно переводила взгляд с одного лица на другое. Миссис Уитстон вздернула подбородок.
Подожди у себя в комнате. Вскоре я за тобой пришлю.
Если у Эванджелины и были какие-то сомнения относительно всей тяжести ее нынешнего положения, то они довольно быстро разрешились.
Спускаясь по лестнице к помещениям для прислуги, она повстречала разных работников, служивших в доме, и все они либо сухо ей кивали, либо отводили глаза. Помощник дворецкого скривился в улыбке. Когда Эванджелина проходила мимо располагавшейся на площадке между двух лестничных пролетов комнаты, которую Агнес делила с другой горничной, дверь отворилась и из нее вышла Агнес. Увидев Эванджелину, девушка сильно побледнела и попыталась прошмыгнуть мимо, но гувернантка схватила ее за руку.
Ты чего это творишь? прошипела Агнес. А ну пусти!
Эванджелина быстро оглядела площадку и, никого не заметив, затолкнула Агнес обратно в комнату и закрыла за собой дверь.
Это ты забрала тот перстень из моей спальни. У тебя не было никакого права так поступать.
Никакого права вернуть хозяевам краденое? Вот уж нет, это был мой непременный долг.
Перстень вовсе не краденый. Эванджелина вывернула Агнес руку, заставив горничную поморщиться. И ты сама это прекрасно знаешь.
Ничего я не знаю, кроме того, что видела собственными глазами.
Мне его подарили.
А говорила: фамильная драгоценность. Врунья.
Мне его и вправду подарили.
Агнес высвободила руку.
«Мне его и вправду подарили», передразнила она. Глупая твоя голова. То, что перстень у тебя нашли, это еще полбеды. Ты же понесла, дуреха. Агнес рассмеялась при виде озадаченного выражения на лице Эванджелины. Что, не ожидала? Слишком невинная, чтобы догадаться самой, да, видать, не шибко порядочная, коли в постель к мужикам прыгаешь.
«Понесла». Стоило этому слову вылететь изо рта Агнес, как Эванджелина сразу поняла, что горничная права. Тошнота, необъяснимая слабость в последнее время
А я всего лишь Как это говорится?.. Ага, уведомила обо всем хозяйку дома. Вот! с чопорным самодовольством заявила Агнес.
Бархатный, обволакивающий голос Сесила. Нежные слова и комплименты. Его настойчивые пальцы и ослепительная улыбка. Ее собственная слабость, легковерность, наивность. Какой же она была жалкой и глупой. Как могла позволить так себя скомпрометировать? У бедной девушки нет ничего, кроме доброго имени. А теперь у нее и этого не осталось.
Что, вечно задирала нос, не желала водить с нами дружбу, думала, будто лучше остальных? Как бы не так! Ну и поделом тебе, проговорила Агнес, протягивая руку к двери и открывая ее одним рывком. Теперь уж все знают. В доме над тебой только ленивый не смеется. Она направилась к лестнице, оттеснив гувернантку так грубо, что та ударилась спиной о стену.
Отчаяние волной поднялось в груди Эванджелины, наполняя ее с такой силой и скоростью, что этому чувству невозможно было противиться. Не раздумывая, девушка вышла вслед за Агнес на площадку и толкнула ее что было мочи. Со странным пронзительным взвизгом горничная полетела вниз головой по лестнице и свалилась бесформенной грудой у ее подножия.
Опустив глаза на Агнес, которая, пошатываясь, поднималась на ноги, Эванджелина почувствовала, как ярость внутри нее достигла пика и начала угасать, оставляя после себя слабую дрожь сожаления.
За считаные секунды на месте происшествия оказались дворецкий со старшим лакеем.
Она она пыталась меня убить! выкрикнула Агнес, схватившись за голову.
Эванджелина, стоявшая наверху, на лестничной площадке, была зловеще, неестественно спокойна. Она разгладила передник, заправила за ухо тонкую прядь волос. Словно бы наблюдая за происходящим со стороны, из зрительного зала, она отметила презрительную гримасу дворецкого и наигранные рыдания Агнес. Смотрела, как вокруг горничной суетится с воплями и визгом кухарка миссис Гримсби.
Эванджелина знала, что ее жизни на Бленхейм-роуд пришел конец конец букварям, белому мелу, грифельным доскам, щебету Неда и Беатрис о бисквитном кексе, ее маленькой спаленке с малюсеньким окошком. Горячему дыханию Сесила на шее. Не будет ни оправдания, ни искупления. Может, так оно и лучше хватит уже быть безвольной жертвой. Теперь она хотя бы заслужила свою участь.
Пока в коридоре для прислуги, освещенном масляными лампами, два констебля надевали на преступницу наручники и ножные кандалы, полицейский с вислыми усами, прихватив свой блокнот, обходил всю прислугу.
Она была ужасной тихоней, говорила горничная так, будто Эванджелины уже не было в доме.
Все они, как ей представлялось, переигрывали, исполняя ожидаемые от них роли: слуги слишком уж возмущались, а полицейские чересчур важничали. Агнес, ясное дело, чувствовала себя на седьмом небе: внимание и явное сочувствие со стороны старших по положению вскружили ей голову.
На Эванджелине все еще было ее синее, камвольной шерсти платье с белым передником, какие полагается носить гувернанткам. Ничего больше ей взять с собой не разрешили. Поскольку руки у девушки были скованы спереди, а, переставляя ноги в кандалах, она могла передвигаться только мелкими шаркающими шажками, ей потребовалась помощь двух констеблей, чтобы преодолеть путь вверх по темной задней лестнице, к черному ходу для слуг на первом этаже. Им пришлось едва ли не на руках внести арестованную в тюремный экипаж.
Стоял холодный, дождливый мартовский вечер. В экипаже было промозгло и пахло, как ни странно, мокрой овчиной. Открытые окна были забраны вертикальными железными прутьями и лишены стекол. Эванджелина сидела на грубой деревянной доске-сиденье рядом с констеблем с вислыми усами и напротив двух других; те оба неотрывно смотрели на нее то ли с похотью, то ли просто с любопытством, определить это девушка затруднялась.
Пока возница готовил лошадей, Эванджелина подалась вперед, чтобы бросить последний взгляд на дом. Возле большого окна, придерживая рукой отдернутую тюлевую занавеску, стояла миссис Уитстон. Едва бывшая гувернантка встретилась с ней взглядом, как хозяйка отпустила занавеску и отошла вглубь гостиной.
Лошади дернулись и припустили. Эванджелина вжалась в сиденье, тщетно пытаясь занять такое положение, в котором кандалы не будут врезаться ей в щиколотки, а экипаж тем временем раскачивался и громыхал по булыжникам мостовой.
В тот день, когда она впервые прибыла на пролетке в Сент-Джонс-Вуд, тоже было холодно и моросил дождь. Стоя на крыльце кремово-белого дома номер 22 по Бленхейм-роуд цифры были выполнены из черного металла, а покрытая киноварью дверь парадного входа блестела глянцем, девушка глубоко вздохнула. В кожаном саквояже, который она сжимала в одной руке, лежало все ее нехитрое имущество: три муслиновых платья, две ночные сорочки и один чепчик, комплект нижнего белья, полотенце, щетка из конского волоса и маленькая коллекция книг Библия отца с его рукописными пометками; ее собственные учебники по основам латыни, древнегреческого и математики; и изрядно потрепанное издание «Бури» Шекспира, единственной пьесы, которую Эванджелине довелось увидеть на сцене, в исполнении гастролирующей труппы, которая проезжала однажды летом через Танбридж-Уэллс.