Вы хотели отомстить за отца всем бандитам?
Нет, покачал головой Халецкий. Он не нуждается в отмщении. Я служу здесь для того, чтобы люди, которые едут в огромном вагоне нашей жизни, не знали никогда унизительного страха, который хуже выбитых зубов и измордованного тела
Обо всем этом я вспомнил, снимая в прихожей квартиры Халецкого плащ и вешая его рядом с шинелью, которую надевают один раз в год. Халецкий сказал жене:
Познакомься, Валя. Рекомендую тебе мой коллега Станислав Тихонов, человек, который не женится, чтобы семья не отвлекала его от работы.
Жена махнула на него рукой:
Мое счастье, что я за тебя вышла, когда ты еще там не работал. А то бы вы составили прекрасный дуэт. Жили бы себе, как доктор Ватсон с Шерлоком Холмсом.
Я пожал ей руку и сказал:
Не вышло бы. У них там была еще миссис Хадсон, а сейчас сильные перебои с домработницами.
Она покачала головой:
Вот с моими двумя оболтусами тоже беда: хоть убей, не женятся. А так бы хорошо было Она проводила нас в столовую и спросила меня: Вы потерпите до ужина еще минут двадцать или уже невмоготу?
Конечно потерплю.
И прекрасно, обрадовалась она. У нас сегодня тушеный кролик. И с минуты на минуту подойдут наши Миша с Женей, тогда сядем вместе за стол.
И добавила, словно извиняясь:
Я так люблю, когда они вместе с нами Большие они стали совсем, мы их и не видим почти.
Мамочка, мамочка, сейчас сюда ввалится пара двухметровых троглодитов, и гость не сможет разделить твоей скорби по поводу того, что они редко с нами обедают, сказал Халецкий, и в голосе его под налетом иронии мне слышна была радость и гордость за двухметровых троглодитов, и я подумал, что троглодиты Халецкого, которых я никогда не видел, должно быть, хорошие ребята.
Жена ушла на кухню, а мы уселись за стол, и Халецкий придвинул к себе стопку бумаги и толстый цанговый карандаш с мягким жирным грифелем.
Так что там слышно с андаксином этим самым? спросил я.
Ну, андаксин я для примера назвал, дабы вам понятнее было, что это такое. Халецкий короткими легкими нажимами рисовал на бумаге пса. Но андаксин и элениум относятся к группе малых транквилизаторов. А вещество, исследованное нашими экспертами, большой транквилизатор
Пес на рисунке получался злой, взъерошенный, и выражение его морды было одновременно сердитое и испуганное.
А чем они отличаются большой от малого?
В принципе это совсем разные группы химических соединений. Малые транквилизаторы относятся к карбоматам, а большие к тиазинам.
Халецкий поправил кончиком карандаша дужку золотых очков, отодвинул листок с разозленным псом в сторону и стал рисовать другого пса. Он был похож на первого, но рожа умильная, заискивающая, а хвост свернулся колбаской.
Я буду вам очень признателен, если вы оторветесь от своих собак и объясните мне все поподробнее, сказал я вежливо. Меня сейчас собаки не интересуют.
И зря, спокойно заметил Халецкий. Я рисую для вашего же блага, ибо не надеюсь на ваше абстрактное мышление. Ведь вы, сыщики, мыслите категориями конкретными: «украл», «побежал», «был задержан», «показал».
Благодарю за доверие. Я поклонился. Отмечу лишь, что мои конкреции дают пищу для ваших абстракций
Халецкий засмеялся:
Сейчас, к сожалению, все обстоит наоборот: из моих туманных абстракций вам предстоит материализовать какие-то конкреции, и я вам заранее сочувствую. Дело в том, что и большие и малые транквилизаторы объединяются по принципу воздействия на психику. О малых элениуме, андаксине, триоксазине вы знаете сами, а большими лечат глубокие расстройства бред, депрессии, галлюцинации. Из больших наиболее известен аминазин.
А при чем здесь собаки?
При том, что если разъяренной собаке дать в корме таблетку триоксазина, то она сразу же станет ласковой, спокойной и веселой.
Так это же в корме! Если вы мне сейчас дадите маленько корма, я и без лекарства стану ласковым и веселым.
Это я по вашему лицу вижу. Но разница в том, что собака впадает в блаженство от лекарства и без корма.
Понятно. Так что, Позднякову дали здоровую дозу аминазина?
Вот в этом вся загвоздка. Наши химики обнаружили в пробке вещество, не описанное ни в одном справочнике, это не просто большой транквилизатор, это какой-то тиазин-гигант. В принципе он похож на аминазин, но молекула в шесть раз больше и сложнее. Короче, они затрудняются дать категорическое заключение об этом веществе.
Что же делать?
Дружить со мной, верить в меня.
Я вам готов даже взятки давать, Ной Маркович.
Я беру взятки только старыми почтовыми марками, а вы слишком суетливый человек, чтобы заниматься филателией. Поэтому я бескорыстно подскажу вам, что делать.
Внимаю пророку научного сыска и филателии.
Поезжайте завтра с утра в Исследовательский центр психоневрологии. Там есть большая лаборатория, которая работает над такими соединениями. Они вам дадут более квалифицированную консультацию, да и в разговоре с ними вы сможете точнее сориентироваться в этом вопросе
В прихожей раздался звонок, хлопнула дверь, и две молодые здоровые глотки дружно заорали:
Мамуленька, дорогая, мы с голоду подыхаем!..
По-видимому, явились троглодиты
* * *
Ослепительно-белым солнцем залита вся Феррара, и только здесь, под тяжелым монастырским сводом университета, тенистая прохлада, и сквозь забранное в цветные стекла окно прорываются яркие квадраты света. На стуле с высокой спинкой тихо сидит ученый монах Мазарди, словно пребывая в дремоте, весь располосованный разноцветными пятнами крашеных солнечных лучей. На груди застыло тяжелое ярко-алое пятно, на живот сползло лимонное, на рукавах приплясывают мазки зеленые и пронзительно-голубые.
А лицо монаха залито фиолетово-синим туманом, и от этого смотреть на него страшновато. Мне жарко в суконном кафтане, щекотная струйка пота ползет между лопаток, но, не зная наверняка, спит ли он, я не шевелюсь. И он действительно не спит. Приподнял голову лицо мгновенно окрасилось в багровый цвет и сказал негромко:
Ты дворянин, ты молод и здоров. Почему бы тебе не заняться дворянским делом: поступить в армию, разбогатеть и обойти походами мир?
Мой батюшка, благородный Вильгельм Гогенгейм, повторял мне неустанно, что убивать людей грех, убивать за деньги двойной грех, а быть убитым за нищие солдатские талеры двойной грех и тройная глупость. Да и по своему разумению я не хотел бы умереть рано: у меня полно всяких планов.
Монах покачал головой, и по его миноритской тонзуре прыгнул желтый лучик.
Мы не можем судить, рано умер человек или своевременно, ибо только Господь определяет нам пределы жизни, и не властны мы укорачивать ее или удлинять
Истинно верую в слова ваши, монсеньор. Я бы только не хотел вмешиваться в Божий промысел: мне кажется, что Господь направляет меня исцелять людей, а не убивать их.
Мазарди опустил тяжелые, набрякшие веки, мягко, ласково сказал:
Укороти свой глупый дерзкий язык, наглый мальчишка. Переступив университетский порог, ты пять лет должен открывать рот только для того, чтобы повторять слово в слово то, что тебе будут говорить учителя. Тебе ничего не должно казаться, тебя никто ни о чем не спрашивает, ты ни о чем не думаешь, ни о чем не споришь, никогда не возражаешь только уши твои широко открыты для благостного потока знаний, который оросит пустыню твоего неведения.
Запрыгали на его сутане цветные пятна, и был похож в этот миг Мазарди не на каноника, а на арлекина. Протянул для благословения руку, и я преклонил перед ним колени. Почти шепотом, еле слышно монах сказал:
Я предупредил: ты избрал негожее для дворянина ремесло лекаря, ибо профессия эта трудна, непочтенна и бедна. Ты хорошо подумал?
Монсеньор, я не боюсь труда, поскольку я не из тонкой материи на моей земле люди выходят не из шелкопрядильни. Почет своей профессии человек должен создать сам неутомимым трудом и искусным исцелением страждущих. И бедность меня не страшит, потому что взращен я не на плодах смоковниц, не на меду и сдобных хлебах, но на сыре, молоке и ржаных лепешках.
Ты бойко говоришь, юноша. Посмотрим, сколь ты прилежен в изучении наук
И я иду в класс.
Текут часы, дни, недели, семестры, годы, сменяются преподаватели, облетает листва на жасмине под окном, и снова надевает он свой белоснежный благоуханный наряд, и ничего не меняется, только двадцать здоровых балбесов, теряя сознание от однообразия и скуки, хором повторяют вслед за титором Эспадо:
И заповедовал нам первый закон великий целитель Гиппократ: не повреди здоровью больного природа сама знает, что является спасением
Хрипло орем мы вослед:
сама знает, что является спасением
И открыл нам Гиппократ, что зависит здоровье и болезнь человеческие от ненарушимых гуморес соков организма
гуморес соков организма, вторим мы.
Четыре главных сока организма кровь, слизь, светлая желчь, черная желчь
кровь, слизь, светлая желчь, черная желчь
И присуща крови влажная теплота, слизи холодная влажность, светлой желчи сухое тепло, а черной желчи холодная сухость
влажная теплота холодная влажность сухое тепло холодная сухость
И если соки смешиваются в организме надлежаще пребывает он в здоровье, а ненормальное смешение побуждает организм к болезни
побуждает организм к болезни
И есть гуморальная основа человеческого организма истина, и пребудет несокрушимой во веки веков
Может быть, я и принял бы все это за истину, если бы там не было всегда так душно. Но слезает с кафедры титор, и забирается туда лиценциат Брандт, рассерженный на весь мир горбун, и сипло начинает орать, потчуя нас палкой, если мы не проявляем достаточного усердия:
Запомните, скоты безрогие, что не было, нет и не будет в мире господнем врача, равного мудростью своей римлянину Галену. Знайте, ослы, что воздвиг сей достойный муж на фундаменте Гиппократовых знаний великое здание медицины, неколебимо зиждящееся более полутора тысяч лет, и стоять оно будет вечно, ибо никто не смог проникнуть в таинство лечения так глубоко и верно, как Гален. Поймите раз и навсегда, поглотители кислого вина и тухлых бобов: то, что существует шестнадцать веков, уходит в вечность, оно несокрушимо и непогрешимо. Учтите, ласкатели пьяных потаскух, что в учении Галена всё от альфы до омеги, каждая буква, каждый непонятный нам знак святая истина, непогрешимая и неисчерпаемая в мудрости своей. Поняли, дурацкие морды, похотливые козлы, грязные чревоугодники?
Поняли! блажными голосами кричим мы, и я совсем тупею от этого унылого идиотизма.
А лиценциат Брандт, размахивая тростью, надрывается:
Не вам, обжорам, распутникам и лентяям, а великому Галену отчеканил император Антоний золотую медаль с надписью: «Антоний, император римлян, Галену, императору врачей». И как власть монаршая, Богом освященная, вечна, так пребудет вечно в умах учение Галена
Флорентиец Коломбини бормочет с места:
От империи Антония не оставил ни камня, ни памяти Алларих, вождь вестготов.
Брандт проворно соскакивает с кафедры:
Кто перебил учителя? Ты, Гогенгейм? Ты ведь всегда хочешь быть умнее всех
Господин лиценциат, мои уста замкнуты на замок безграничного почтения к вам. Когда вы вещаете, я вкушаю сладость и аромат вашей речи
Замолчи, идиот. Вы, швабы, все идиоты, картежники и поглотители пива. Значит, перебил меня ты, Франсуа Амбон.
Я я я начинает вытягивать свою долгую песню заика Амбон.
Замолчи, мне некогда выяснять, кто из вас дерзец. Один из вас должен быть наказан, и сегодня это будешь ты.
И палка с визгом запрыгала по голове, по плечам, по спине несчастного заики Амбона, и сердце мое исполнено сочувствия к нему, потому что вкус палки Брандта мне ведом лучше, чем кому-либо другому из всех штудиоров. Я не сержусь на Брандта он не может относиться ко мне по-другому, будучи ростом как раз мне до пояса. Маленькие человечки всей своей натурой ненавидят долговязых.
Брандт поспешно возвращается на кафедру:
Повторяйте за мной и запоминайте с прилежанием, ибо вы, дармоеды, готовы терпеть даже побои, лишь бы не учиться. Вторите мне: Гален многомудрый указал природа ничего не делает без цели
ничего не делает без цели
Писано было Галеном, что состоит наш организм из четырех гуморес, и равновесие этих жизненных соков крови, слизи, желчи светлой и черной поддерживается могучей и непознанной силой по имени физис
силой по имени физис
И должен врач вмешиваться в болезнь, только если зрит очами своими явно, что наступило расстройство физиса, не владеющего больше могуществом смешения четырех соков, и самый искусный врач тот, кто лечит наблюдением над физисом, не вмешиваясь в ход природных соков организма
не вмешиваясь в ход природных соков организма
Ибо человек только плотская машина, подчиненная душе.
плотская машина, подчиненная душе
Черпает силы физис из пневмы, которая входит в нас при дыхании
входит в нас при дыхании
Всё поняли, безмозглые быки?
Всё поняли, господин лиценциат!
Урок закончен, идите с миром, хотя сердце мое скорбит о том, что вы наверняка используете свободное время не для познания мудрости, а для грязных и греховных услад. Аминь. Пошли вон отсюда
И мы не тратим, конечно, свободное время для познания университетской мудрости ее и так дают нам слишком много; мне хватило ее на всю жизнь, и впоследствии с отвращением к самому себе, даже против воли, я цитировал на память огромные куски из Галена, Авиценны и Аверроэса
Глава 4
К вопросу о царевне Несмеяне
Исследовательский центр помещался в современном модерновом здании сплошь стекло и пластик. Издали он был похож на аэропорт, а внутри на зимний стадион. Стекло было кругом: стеклянные витражи, стены, часть потолков, и только турникет за стеклянными дверями у входа был металлический. Турникет казался частью тела вахтера, усовершенствованным продолжением его корявого туловища, блестящим окончанием рук. Вахтер внимательно рассматривал мое удостоверение, читал его снова и снова, как будто надеялся найти в нем что-то такое, что разрешило бы ему меня не пропустить. Но пропуск был заказан, и в удостоверении, наверное, оказалось все нормально, потому что он сказал:
Ну что ж, проходите. И в голосе его плыло сожаление.
Вверх по лестнице два марша, бесконечный коридор, поворот направо и стеклянная дверь с надписью «Секретарь». Я всегда заново удивляюсь, когда на двери руководителя не пишут его фамилию; на приемной указано «Секретарь», будто секретарь и является здесь самой главной фигурой, а имя Того, Чей вход она охраняет, лучше не называть.
В этом стеклянном аквариуме царила сказочная тропическая рыбка. Рыбке было лет двадцать, и выглядела она очень строгой. И оттого, что она была строгой, казалась еще моложе и красивее. Я поздоровался с ней и сказал:
Вы похожи на подсолнух. У вас длинные желтые волосы, черные глаза, а сама вы тоненькая и в зеленом костюме.
На что она мне ответила:
Вам было назначено на тринадцать часов, вы опоздали на семь минут.
Я сказал:
Ваш вахтер виноват. Он продержал меня восемь с половиной минут, рассматривая удостоверение.
Объясните все профессору Панафидину. Александр Николаевич сам никогда не опаздывает и не любит, когда это делают его визитеры. Теперь сидите ждите, у него товарищи, он освободится минут через сорок.
Прекрасно, сказал я. У вас буфет или столовая есть?