Прямо у входа два длинных стола красного дерева были буквально погребены под антикварными книгами. В проходе между ними Мерлина и Сьюзен ждал книготорговец средних лет с яркими глазами и необыкновенно длинной бородой, заплетенной в три косы. Большой передник с многочисленными карманами почти скрывал поношенный синий костюм с затертыми до зеркального блеска локтями, оставляя на виду клетчатую рубашку и потрепанный галстук-бабочку. На правой руке у продавца была хлопчатобумажная белая перчатка, а еще Сьюзен заметила на его переднике узкий карман-чехол, чтобы класть тонкий длинный нож для бумаги.
Дверь опять заело, сказал он. На полу-Гоге, как мы обычно говорим. Добро пожаловать домой, Мерлин. Все уже с ног сбились, вас ищут.
Значит, Одри все же добралась до вас?
Добралась и принесла новость, неслыханную и довольно тревожную, ответил тот. Никто и не припомнит, когда гоблины в последний раз осмеливались вытворять такое при солнце, по крайней мере не в нашу бытность. О, прошу меня простить, я заболтался. Вы, наверное, Сьюзен? Меня зовут Эрик. Могу я предложить вам полотенце?
Сьюзен оглядела себя. За последние несколько часов с ней случилось столько всякого, что она даже забыла про свой мокрый до нитки комбинезон и облепленные грязью ботинки. Мерлин тоже промок, но все равно выглядел как картинка, а мокрое платье на нем как каприз сумасбродного фотографа из модного журнала.
Мм да, пожалуйста, сказала она, верно истолковав косой взгляд Эрика тот боялся, как бы она случайно не закапала книги.
Проходите сюда. Вон там, за столами, вход в служебные уборные, сказал Эрик. После чего вас будут ждать наверху.
Предки уже здесь? спросил Мерлин. И Меррихью тоже?
Да, сегодня они здесь, оба, сказал Эрик и, помешкав, добавил: Удачи.
Мерлин скорчил гримасу и протянул ему терновую палку:
Передай Одри, когда она вернется, ладно?
Эрик кивнул и сунул палку в подставку для зонтов, сделанную из пня какого-то дерева. Подставка раскорячилась у двери, корни, хотя и подпиленные, занимали жутко много места; из выдолбленного нутра торчали еще несколько похожих палок, пара антикварных черных зонтов с ручками из слоновой кости и двуручный меч с бронзовой рукояткой в виде двух переплетенных драконов здоровенный, выше Эрика.
Может быть, розу тоже взять? спросил Эрик.
Э-э-э не нужно, я сама подержу, отказалась Сьюзен.
Она не знала, на что ей сдался этот цветок, просто чувствовала, что ей хочется рассмотреть его получше, как только представится возможность. Совсем недавно она видела, как гнется стебелек и колышутся лепестки, и даже теперь, когда цветок стал неподатливым и твердым, словно стекло, он сохранил естественность и индивидуальность, отличающие истинные произведения искусства от фабричной штамповки.
Идя следом за Мерлином, Сьюзен старалась не вертеть головой, чтобы вода с ее волос не капала, упаси бог, на книги. Тома были старыми, потертыми, без суперобложек, и читать названия, не поворачивая головы, не получалось, но некоторые, вытисненные золотыми или серебряными буквами, Сьюзен все же разглядела больше потому, что хорошо знала и сами книги, и их авторов: «Буря», «Айвенго», «Доводы рассудка», «Грозовой перевал» Шекспир, Вальтер Скотт, Остин и Бронте. Какое-то время они шли вдоль полок, сплошь занятых Библиями, в том числе старинными, и вдруг взгляд Сьюзен уткнулся в витрину, возле которой девушка потрясенно сбилась с шага: «Поэтические наброски» Уильяма Блейка соседствовали в ней с первым изданием «Семи столпов мудрости» Т. Э. Лоуренса, а венчало потрясающую подборку первоиздание всех пьес Шекспира.
У самого выхода из комнаты был большой шкаф, где книги стояли не корешками, а обложками вперед. Сьюзен опять замерла, узнав в них любимцев многих поколений детей: «Ящик наслаждений» Джона Мейсфилда; книги о Нарнии К. С. Льюиса; «Ослик подрезчика торфа» Патрисии Линч; «Очарованная зима» Виктории Уокер; «Черные сердца в Баттерси» Джоан Эйкен; исторические романы Розмари Сатклифф, в том числе «Серебряная ветвь», которую сама Сьюзен особенно любила в детстве; «Власть Трех» Дианы Уинн Джонс; «Странный камень из Бризингамена» Алана Гарнера; «Пятеро детей и Оно» Э. Несбит и многие другие. Сьюзен не раз брала в библиотеке точно такие же книги, только зачитанные почти до дыр, а эти были новехонькими, в целых, покрытых защитной пленкой суперобложках.
Ох уж эти детские писатели, вздохнул Мерлин. Опасная компания. Вечно доставляют нам неприятности.
Как так? удивилась Сьюзен.
Ну, не нарочно, смилостивился Мерлин, открывая дверь. Но один ощупью подберет ключ к какому-нибудь древнему мифу, другой выпустит на свободу то, чему лучше оставаться в неволе, и сразу давай писать об этом в книжках. Детские сказки это ведь, знаешь ли, не сплошь выдумки. Идем.
Сьюзен оторвалась от книг и шагнула за Мерлином в тесный кабинетик, где из-за двух бюро с откидными крышками, старого каталожного шкафа на шесть ящиков и стойки для оружия с шестью винтовками «Ли-Энфилд.303» было негде повернуться. Винтовочные штыки, «Паттерн Суорд» 1907 года выпуска, лежали на специальной полке. Под ней помещался потертый зеленый ящик для амуниции с желтой трафаретной надписью на боку: «Патроны 303. ПУЛИ 303».
В задней стене кабинета была дверь, через которую Мерлин вывел Сьюзен в узкий, обшитый панелями коридор с двумя дверями по левую руку и просторной лестницей по правую. Одну дверь украшало изображение дамской шляпки, другую мужского цилиндра.
Какую уборную предпочитаешь? спросил Мерлин. Полотенца есть в обеих, одежда тоже. Можешь переодеться, если захочешь. Правда, из одежды одни спецовки, и те огромные, как аэростаты. Похоже, мы скупили все, что не сносил за войну Черчилль[4]. Зато они сухие.
А ты будешь переодеваться? с подозрением спросила Сьюзен.
Образ Мерлина, облаченного в спецовку размером для Черчилля, как-то не укладывался у нее в голове.
Потом, ответил Мерлин. Но тебе рекомендую, а то ты и правда очень грязная
Сьюзен внимательно оглядела себя, убедилась, что это действительно так, и шагнула к двери со шляпкой. Она рассчитывала, что там будет почище в пабе она, среди прочего, мыла уборные и хорошо представляла себе разницу между ними.
Когда десять минут спустя она вышла, Мерлин уже ждал ее в коридоре. Он ухитрился отчистить свое голубое платье, а мокрые волосы завернул в тюрбан из полотенца и почему-то выглядел совсем не глупо, а так, будто это был последний писк моды, которую Мерлин сам же и придумал.
Но Сьюзен не стала завидовать элегантности Мерлина. Вопреки его заверениям, ей удалось отыскать в уборной спецовку своего размера, к тому же с поясом, который в магазинах подержанной одежды обычно отсутствовал напрочь. Спецовка сидела как влитая, а многочисленные удобнейшие карманы с лихвой компенсировали неприятное покалывание грубой хлопчатобумажной материи. Свою одежду она завязала в узел и теперь чувствовала себя киношным бродягой, странствующим в поисках работы, в фильмах тридцатых годов те всегда выглядели чистенькими, умытыми, а потому совершенно неправдоподобными.
Как ты нашла костюм по размеру? удивился Мерлин. Я сто раз искал, причем в обеих уборных! Бесполезно, одни переростки! Есть еще такие?
Нет, ответила Сьюзен.
Ну вот, как всегда, огорчился Мерлин.
А что там за обувь? спросила Сьюзен.
В просторной уборной, которая походила скорее на школьную раздевалку, чем на туалетную комнату, девушка обнаружила не только полки с аккуратно свернутыми синими спецовками, но и другие, с рядами черных ботинок, отполированных до зеркального блеска. Все были большими, неуклюжими и, вне всякого сомнения, неудобными.
Церемониальная обувь, сказал Мерлин и передернул плечами. Которую нам иногда приходится надевать. Ладно, пошли. Дядюшка Торстон и тетушка Меррихью заждались.
Сьюзен сделала два шага и остановилась. Центральная лестница оказалась старше остального дома средневековая, а не георгианская, с черными дубовыми перилами и ступенями из грубых досок. Подняв голову, девушка увидела, что лестничный колодец уходит вверх на шесть этажей ровно на один больше, чем она насчитала снаружи. Еще три или четыре пролета вели вниз, где ступеньки терялись в непроглядной тьме: электричества и даже антикварных масляных ламп, как наверху, там не было.
Да, там что-то вроде пентхауса, с улицы не видно, беззаботно бросил Мерлин. Вниз лестница уходит еще на несколько этажей. Этот дом построили вокруг другого, куда более старого, а тот возвели поверх совсем древнего. Пошли.
Подожди, мне надо подумать, упрямо сказала Сьюзен и уселась прямо на ступеньку. Вообще-то, после всего, что со мной случилось, я имею полное право биться в истерике, рыдать и молить, чтобы меня избавили от этого кошмара.
Вот как? спросил Мерлин и начал подниматься по лестнице. И что же, с тобой все в порядке?
Сьюзен подумала и кивнула.
Да, сказала она. Наверное, это просто отсроченный шок. Скоро начну молоть всякую чушь. Подумав немного, она добавила: Вообще все это даже не показалось мне таким уж неожиданным.
Что именно? Хоровод гоблинов, которые заманили тебя на мифическую Майскую ярмарку?
Ну да подтвердила Сьюзен и нахмурилась. Может, я просто слишком мало знаю и потому не боюсь.
Может быть, согласился Мерлин, хотел что-то добавить, но передумал и быстро побежал по лестнице. Нам наверх! Быстрее!
Сьюзен встала и последовала за ним, но на первой же площадке застыла как изваяние. Слева и справа от лестницы были две двери: стрельчатые, высокие, каждая не меньше восьми футов в высоту, расписанные сценами из пьес Шекспира. На левой двери три ведьмы и Макбет окружили огромный железный котел поразительных пропорций: верхний край находился на одном уровне с головами женщин. На правой двери рука об руку стояли Миранда и Просперо из «Бури», а за их спинами, в глубине темной пещеры на берегу моря, маячил Калибан. Росписи так поразили Сьюзен, потому что они были уменьшенными копиями картин Мэри Хоар, художницы восемнадцатого века, почти забытой. Сьюзен знала о ней от миссис Лоренс, своей учительницы живописи, которая обожала Хоар.
Это же Мэри Хоар! воскликнула она и шагнула ближе, чтобы рассмотреть росписи. Только эти большие и написаны маслом. Кто-нибудь знает, что они у вас?
Надеюсь, что нет, сказал Мерлин. Мэри Хоар была одной из наших, праворукой. Художники или скульпторы чаще выходят именно из них, а мы, леворукие, обычно пишем стихи или музыку. Насколько я понимаю, эту Миранду художница писала с себя. Да и котел гм тоже хотя не важно.
Но Сьюзен не обратила внимания на то, что Мерлин заговорил о котле, и потому не заметила, когда он передумал. Она стояла, почти уткнувшись носом в одну из дверей, и внимательно разглядывала роспись.
Если это оригиналы, заговорила она, то они, должно быть, написаны около тысяча восьмисотого года?
Тысяча семьсот девяносто шестой, отозвался Мерлин. Послушай, нам правда пора
Какая прелесть! воскликнула девушка и бегом припустила по лестнице наверх. А еще такие есть?
Э-э-э гм нет, ответил Мерлин. В смысле, Мэри Хоар больше нет. Куда ты так несешься?
Сьюзен перескакивала через три ступеньки зараз, но на следующей площадке остановилась и разочарованно выдохнула. Там стояли совсем другие двери: стальные, крашенные серым, с заклепками по периметру. Никто бы не удивился, увидев их на военном корабле. Собственно, именно оттуда они и прибыли: эта пара бронированных дверей закрывала входы в бомбовые погреба «Бенбоу», дредноута флота его величества времен Первой мировой.
Эти сняты с боевого корабля, сказал Мерлин, догоняя Сьюзен, которая уже взбегала на следующий марш. Дом ведь старый, в разные годы его интерьером занимались разные люди, но, поскольку посетителей дальше торгового зала не пускают, сделать все гармоничным не пытались никогда
Вы не пускаете посетителей внутрь? удивилась девушка. А как же я?
А ты, видимо, исключение, отозвался Мерлин. Интересно, а этого мастера ты узнаешь?
Они достигли площадки третьего этажа, и Сьюзен снова остановилась, разглядывая очередную пару дверей.
Нет какие красивые. Немецкая работа?
Старинные полотнища дверей были набраны из липовых филенок, по девять штук в каждом. Их покрывала искусная готическая резьба со сценками из повседневной жизни. Вот крестьяне жнут в поле хлеб, вот меняла взвешивает монеты, вот рыцари на башне, монахи в скриптории, воз с поклажей у дорожной заставы а вот и книготорговцы со своим привычным товаром и с мечами, припрятанными позади книг, и даже один дракон. Каждая фигурка была вырезана с большой любовью, сценки изобиловали подробностями.
А ты соображаешь, сказал Мерлин. Это работа Тильмана Рименшнейдера. Скульптор пятнадцатого века. Работал по преимуществу в Вюрцбурге, но эти двери сделал на месте, то есть здесь.
Тоже праворукий? спросила Сьюзен.
Нет, он был не наш, ответил Мерлин. Просто один из наших оказал ему важную услугу, и мастер расплатился с семьей этими дверями. К сожалению, двери на двух других этажах совершенно обыкновенные, но вообще здесь много произведений искусства, как и в других наших домах. Надеюсь, когда-нибудь я смогу тебе их показать. Придешь пораньше, и перед тем, как выйти куда-нибудь, пройдемся по комнатам, посмотрим. Те, кому мы помогаем, нередко выражают свою признательность, даря нам произведения искусства, а все праворукие ярые коллекционеры.
Один балл за «ярых коллекционеров», сказала Сьюзен, пока они одолевали следующую лестницу; намек на то, что им еще предстоят совместные выходы, она предпочла проигнорировать. Сейчас не часто услышишь подобное.
Мы ведь живем в мире книг, ответил Мерлин, пожимая плечом.
А леворукие что-нибудь собирают? спросила девушка, когда они миновали двери следующего этажа, такие банальные, что выглядели бы уместно в школе, где училась Сьюзен, здании, построенном в середине пятидесятых.
Оружие, ответил Мерлин.
На третьем этаже, там, где кончалась главная лестница, было три двери. Левая и правая ничем не отличались от тех, что они видели на предыдущей площадке, скучные фабричные штуковины из уродливой послевоенной фанеры, примечательные лишь тем, что совершенно не гармонировали со всем остальным зданием.
Третья дверь, прямо напротив лестницы, без украшений, впечатляла шелковистым блеском, какой бывает лишь у очень старого, многократно полированного красного дерева. На ней не было ни ручки, ни замка, только дверной молоток в виде головы льва с кольцом во рту, причем грива бронзового царя зверей распласталась вокруг головы на целый фут.
Мерлин подошел, взялся за кольцо и трижды стукнул.
Не волнуйся, сказал он, обернувшись через плечо к Сьюзен. Они тебе ничего не сделают.
Что? удивилась она, ей и в голову не приходило опасаться чего-либо подобного, по крайней мере до намека Мерлина. О чем это ты?
Я на твоей стороне, добавил Мерлин и отошел от Сьюзен.
Дверь распахнулась, открыв узкую лестницу между шершавыми оштукатуренными стенами. На ступенях лежал толстый красный ковер, его удерживали толстые бронзовые прутья, тускло поблескивая в свете старинных газовых ламп. Сьюзен слышала их характерное шипение, пока они поднимались наверх.
Почему на моей стороне кто-то должен быть? спросила Сьюзен. И почему лампы газовые?