В самом деле, подтвердила Абита, глядя за спину Хелен и больше не видя Эдварда. Ей нужно было спешить.
А мне надо просто положить его под подушку с
Да, да, заверила ее Абита. Просто сделай в точности как я сказала. Но помни: я ничего не обещаю. Бывает, музы щедры на дары, бывает, нет.
Однако Абита не сомневалась, что амулет поможет, подействует, так как любому имеющему глаза было ясно: Исааку Хелен нравится нисколько не меньше, чем он ей.
А как же насчет
Бросив взгляд за спину Абиты, Хелен метнулась прочь. Не успела Абита обернуться, как на плечо ее легла чья-то ладонь.
То была Сара Картер, жена главного из священников. Казалось, эта парочка сошла с одного и того же ткацкого станка: супруга преподобного разделяла пристрастие мужа к самой скромной одежде. Если большинство женщин предпочитало красить плащи и юбки коричневым или индиго, то матушка Картер облекала свои сухопарые, тщедушные стати только в простейшие черные платья, а голову покрывала простейшим белым чепцом.
Абита. Твои волосы, сказала она, с неодобрением кивнув на чепец Абиты.
Волосы? удивилась Абита, но тут же все поняла: из-под чепца снова выбилась непокорная длинная прядь.
Сообразив, в чем дело, она поспешила спрятать волосы.
Тебе нужно внимательнее следить за собой. Направить помыслы вот этих юношей в ненужную сторону способна любая мелочь.
Да-да. Прошу прощения, матушка Картер.
Просить о прощении следует не меня Господа.
Разумеется, мэм, с поклоном ответила Абита.
Блеснув голубыми глазами, матушка Картер пристально оглядела ее с головы до ног. Абита знала: жена преподобного оценивает длину рукавов не слишком ли обнажены запястья, и длину юбки не видна ли из-под нее лодыжка, а заодно высматривает, не украшает ли ее наряд полоска кружева, или цветная ленточка, или еще что-нибудь супротив многочисленных правил насчет излишней роскоши.
«Неужели у нас без этого забот мало?» подумала Абита, старательно сдерживая раздражение.
Длинные волосы есть орудие Дьявола, сказала матушка Картер. Отчего бы тебе не подумать о короткой стрижке, как у других женщин?
Да, об этом я уже думала, соврала Абита, но Эдвард Эдварду так больше нравится.
Это была чистая правда. В самом деле, дома, в их скромной хижине, Эдвард нередко уговаривал Аби снять чепец и откровенно любовался ее кудрями. Чувствовать себя привлекательной Абите нравилось. В ее внешности имелось немало такого, что ей хотелось бы изменить, но к волосам длинным, густым, после мытья завивающимся сами собой это не относилось. Пожалуй, матушка Картер объявила бы это гордыней, и, может статься, нисколько бы в том не ошиблась, однако в подобной гордости Абита не находила ничего дурного.
И еще, девочка, добавила матушка Картер, ты не настолько хитра, как думаешь. Не вздумай попасться мне на глаза за баловством со снадобьями да оберегами. Ни здесь, ни где-либо в пределах деревни. Сегодня я сделаю вид, будто ничего не заметила, но в следующий раз отдам тебя в руки его преподобия.
Абита невольно вздрогнула. Да, она знала, прекрасно знала, чем рискует, однако в деревне, если не считать воскресных служб, появлялась нечасто, а среди саттонцев пошел слух, будто Абита женщина непростая, сведущая, хотя правдой это было только отчасти. Действительно, порой она «баловалась ведовством», при возможности обменивая пустяковые амулеты и снадобья на всякие полезные мелочи, однако ведуньей опытной себя не считала. Вот мать да, та действительно была женщиной непростой. Именно благодаря наставлениям матери, прерванным безвременной смертью, едва Абите исполнилось двенадцать, она и располагала сейчас горсткой целительных зелий и оберегов, да еще умела кое-как ворожить.
Вы очень добры ко мне, мэм. Благодарю вас, сказала Абита и, наскоро поклонившись, помчалась прочь, пока жена преподобного не успела сказать чего-либо еще.
Эдварда она отыскала за разговором с Уоллесом, преподобным Картером и обоими его адъюнктами, преподобным Коллинзом и преподобным Смитом, что доводился Уоллесу соседом и добрым другом. Уоллес казался спокойным, невозмутимым, и Абита сочла это дурным знаком.
Подойдя ближе, насколько хватило смелости, она спряталась за толстым кленом. Если ее поймают за подслушиванием деловых разговоров, не миновать ей строгого выговора, а может, даже колодок.
Словом, дело проще простого, во весь голос, твердо, точно одна громогласность делает это правдой, объявил Уоллес. Земля моя. О чем тут еще говорить?
Эдвард неуверенно теребил поля шляпы.
Но по-моему я, понимаете
«О нет, подумала Абита. Только не это. Только не мямлить!»
Встретившись взглядом с Эдвардом, она стиснула руки перед грудью и натянуто улыбнулась мужу: крепись, дескать, крепись. Эдвард расправил плечи, прикрыл глаза, кивнул, устремил взгляд прямо на преподобного Картера и заговорил ясно, без лишних слов, в точности как учила Абита. На преподобного Картера вся надежда, в этом оба были согласны. Если удастся убедить в своей правоте его, по крайней мере, преподобный Коллинз тоже займет их сторону.
Первому эта земля была обещана мне. Это и есть суть дела. Отнять ее у меня и отдать другому все равно, что отступиться от данного слова.
Аби затаила дух, вглядываясь в лица священников.
Братишка, заговорил Уоллес, будто бы с сожалением покачав головой, это моя земля. С этим мы вчера вечером определились. Ты ею распоряжаться не вправе, пока не расплатишься за нее сполна, а этого еще не произошло. Пока ты на ней разве что самую малость больше, чем арендатор.
По-моему, Уоллес полностью прав, закивал преподобный Смит. Пока за землю не заплачено, по закону надел принадлежит ему, и Уоллес вправе делать с ним, что захочет, в том числе и отдать за долги.
«Ох, да ты же туп, как полено дубовое! подумала Абита, с трудом одолевая желание подойти и вправить этому типу мозги, и пусть ее потом хоть под плети кладут, лишь бы выслушали. Эдвард, ты справишься. Сможешь. Вспомни, о чем мы с тобой говорили. Давай, Эдвард, скажи им, иначе все, ради чего мы столько сил положили, пропало!»
Эдвард откашлялся.
Я, как уже говорил, расчистил надел от камней, раскорчевал, покрыл плодородной землей. Улучшил настолько, что большая часть его стоимости плод моего труда. И выплатил почти все, кроме последнего платежа. По справедливости, это одно дает мне право распоряжаться землей. Однако на самом деле вопрос намного серьезнее. Тут речь о том, чтоб держать слово, данное перед церковью и Господом. Я все, что обещал, исполнил, а Уоллеса всего-навсего прошу исполнить свои обещания.
Абита моргнула.
«Здорово сказано, Эдвард!»
Преподобный Картер смерил Эдварда пристальным взглядом, словно бы заново оценивая его, и, наконец, кивнул.
Да, Эдвард. Сейчас ты сказал весьма важную вещь. Кто мы таковы, если не держим своего слова? На мой взгляд, дело ясное.
И что же вам ясно? осведомился Уоллес.
Преподобный Картер повернулся к нему.
Уоллес, твой уговор с Эдвардом предшествует соглашению с лордом Мэнсфилдом, не так ли?
Да, но
Посему, на мой взгляд, нарушить его все равно, что забрать назад дарованное, обещанное другому. Разве ты сам этого не видишь?
Уоллес покачал головой.
Нет, не вижу. И рассуждений ваших не понимаю.
А вот я вас, ваше преподобие, вполне понимаю, кивнув, вмешался в разговор адъюнкт Коллинз. Уоллес не имел права обещать землю лорду Мэнсфилду, так как уже обещал ее Эдварду.
Именно, подтвердил преподобный Картер. И потому суждение мое таково пока Эдвард вовремя вносит оговоренные платежи, земля, возделываемая трудами Эдварда, по праву, если не по бумагам, должна принадлежать ему, и распоряжаться ею должен только он. Что скажете вы двое?
Абита негромко пискнула и поспешила прикрыть рот ладонью.
Уоллес вмиг помрачнел, как туча.
Что? Ну нет! Не бывать этому. Я
Преподобный Картер вскинул кверху ладонь.
Довольно, Уоллес. Ты свое слово сказал. Служители Господа что скажете вы?
Да, я с вами согласен, объявил преподобный Коллинз.
Казалось, преподобный Смит колеблется, однако и он, пусть нехотя, но кивнул.
Прости, Уоллес, но я тоже склонен с этим согласиться.
Тогда на том и порешим, подытожил преподобный Картер.
Абита едва сдержала желание завопить, со всех ног броситься к Эдварду, обнять его, что есть сил. Такой отваги, такой уверенности в себе она за ним еще не замечала. Казалось, она вот-вот расплачется от счастья.
Ошеломленный, Уоллес будто никак не мог поверить своим ушам.
Нет, а с лордом Мэнсфилдом мне как же быть? Как мне тогда с ним расплатиться?
Твой долг это ваше с ним дело, ответил преподобный Картер. Придется тебе подыскать другой выход.
Нет! на глазах багровея, прорычал Уоллес. Я не согласен! И требую
Уоллес! прикрикнул на него преподобный Картер. Ты повинуешься беспрекословно, или под суд угодишь.
Уоллес полоснул проповедников испепеляющим взглядом. Казалось, он готов броситься на преподобного с кулаками.
Посмотрим, что скажет на это лорд Мэнсфилд.
Преподобный Картер моргнул, словно слегка опешив.
Здесь Саттон, а не Хартфорд, слегка раздраженно сказал он, и лорд Мэнсфилд нам не указ.
Уоллес устремил полный ярости взгляд на Эдварда.
Погляди, кем ты стал, процедил он. Наслушался этой бабы и против родного брата пошел! Предал отца и его наследие! Скажи спасибо, что папы здесь нет, что не видит он всех твоих гнусностей, иначе у него от стыда и разочарования сердце разорвалось бы!
Презрительно усмехнувшись напоследок, Уоллес развернулся и стремительным шагом направился прочь.
Глава вторая
Пинком захлопнув за собой дверь, Эдвард внес в дом охапку наколотых дров. Дрова он сложил у печи и подкинул в топку пару полешек. Абита заканчивала готовить ужин яичницу-болтунью с вчерашними кукурузными лепешками.
Улучив минутку, Абита расшнуровала тугой корсет, со вздохом облегчения сбросила его на кровать, развязала и сдернула с головы чепец.
«В Саттоне о таком и речи бы быть не могло, подумала она, зная, что женщинам здесь не положено снимать чепцы даже на ночь. Но я же не в Саттоне, верно?»
Встряхнув освободившимися волосами, она запустила пальцы в длинные локоны и снова, возможно, в тысячный раз, не меньше, порадовалась нахлынувшему чувству свободы, а еще тому, что живут они тут, в глухомани, вдали от множества любопытных глаз и болтливых языков.
Наконец Абита водрузила сковороду на стол, и оба сели за ужин. Эдвард сложил руки перед грудью. Абита сделала то же.
Аминь, сказал муж, закончив благодарственную молитву.
Аминь, сказала и Абита, и оба принялись за еду.
Отчего ты так киснешь, Эдвард? Тебе бы улыбаться, а ты
Эдвард оторвал взгляд от тарелки.
Э-э а, да. Да. Знаю.
Ужин не удался? Да, верно, кукурузные лепешки черствоваты. Смалец у нас с тобой кончился, но
О нет, Абита. Не в ужине дело. Ты и из горшка сосновой коры лакомство приготовишь. Нет, дело совсем не в еде.
Абита молчала. Она давно усвоила: чтобы разговориться, Эдварду нужно время.
Дело в Уоллесе, со вздохом сознался муж. Что он сказал о папе
Махнув рукой, он умолк.
Хочешь сказать, тебе стыдно? Чушь полная, и ты, Эдвард Уильямс, лучше меня это знаешь. Брату твоему вот кому стыдно должно быть.
Согласен, кивнул Эдвард. Да, я многого не понимаю, не замечаю, но уж такие-то вещи понять способен. Это не просто ссора. Он ведь мне брат. Родной брат. Разрыв с братом от этого-то на сердце и тяжело.
И Уоллес прекрасно об этом знает. Знает, Эдвард, и пользуется этим, будто оружием, играет на твоей братской любви, чтоб вертеть тобой, как захочет.
Эдвард надолго умолк, устремив взгляд в огонь.
Ты же помнишь о моих затруднениях. Что люди для меня загадка. Что я сроду не понимал, чего от них ждать что говорить, что делать. Подрастая, прочие дети это приметили а дети порой очень жестоки к тем, кто на остальных не похож. Так вот, Уоллес всегда за меня заступался. Никому не позволял надо мной измываться никому.
Эдвард вновь замолчал. Абите очень хотелось напомнить, что теперь Уоллес сам над ним измывается, и даже хуже, но вместо этого она лишь вздохнула.
Быть может, со временем эти раны заживут.
Эдвард не отвечал, по-прежнему глядя в огонь.
Поднявшись, Абита подошла к буфету, сняла с полки кастрюльку, поставила ее на стол и подтолкнула к Эдварду.
Что это? удивленно моргнув, спросил он.
А это я тебе еще кое-что приготовила.
Эдвард нахмурил брови.
Открой же, глупый!
Сняв крышку, Эдвард увидел внутри горстку хрустящего медового хвороста. На губах его мелькнула улыбка.
Может, все остальное у нас и на исходе, сказала Абита, но меда, благодаря твоему мастерству пасечника, еще хватает.
Сунув в рот ломтик хвороста, Эдвард принялся с хрустом жевать.
Спасибо, Аби.
Сегодня ты замечательно себя показал, заметила Абита. С Уоллесом справился. Я тобой так гордилась: знала ведь, насколько для тебя такие вещи трудны. Но ты был просто восхитителен!
Да, уж это точно, просияв, даже негромко хмыкнув, согласился Эдвард. А ты мне из-за того дерева рожи корчила и, знаешь, так помогло! Откуда только в такой крохе, как ты, этакий твердый нрав?
С этими словами он вернул крышку на место.
Нет, съешь еще. Ты заслужил.
Эдвард взял себе еще ломтик.
Всего одна, последняя выплата, Эдвард, и мы свободны! Вспомни об этом. А как только от долгового ярма избавимся, всего у нас будет в избытке. И я смогу покупать сахар, и смалец, и соль, и столько имбирных пряников тебе напеку ешь до отвала! А может, хватит даже на ткань, чтоб новую одежду пошить. Чтоб в кои-то веки не выглядеть, как попрошайки.
Бог даст, все у нас с тобой будет, сказал Эдвард, накрыв ее руки ладонями. А ты, Абита Уильямс просто благословение Господа. Что б я без тебя делал?
Мы с тобой просто пара белых ворон, рассмеялась Абита. Что ж, может, вдвоем и найдем себе место под солнцем.
Сложив тарелки и ложки с ножами в большую лохань, чтоб вымыть поутру, Абита обнаружила Эдварда за извлечением из-за буфета спрятанной там черной кожаной сумки.
Муж поднял на нее взгляд.
Абита, ты мне сегодня почитаешь?
Почитаю, с улыбкой отвечала она. Знаешь же, что почитаю.
Пристроив сумку возле кровати, Эдвард снял сапоги, сел, зажег масляную лампу, вынул из сумки пару книг и выбрал из них одну. Читать он умел и сам, но очень уж медленно складывал буквы в слова.
Что сегодня читаем, Эдвард?
Муж подал Абите «Королеву духов» Эдмунда Спенсера.
А-а, моя любимая!
Я помню.
Эту книгу Абита привезла с собою из Англии. Как всполошился Эдвард, впервые увидев ее, как горячо настаивал, чтобы Абита немедля ее сожгла: ведь среди пуритан чтение любых книг, кроме Библии почитается за тяжкий грех Однако Абите удалось уломать его послушать несколько глав, и после этого Эдвард согласился сберечь книгу, пока она не будет дочитана до конца. Сейчас они читали «Королеву духов» уже по третьему разу, а книг в доме завелось целых шесть. Похоже, с тех пор без приобретения нового романа не обходилась ни одна поездка в Хартфорд.
«Да, Эдвард, пожалуй, ты не безнадежен», с улыбкой подумала Абита.
Раздевшись до нижней рубашки, она устроилась на кровати, рядом с мужем, скрестила ноги, открыла книгу там, где остановилась в последний раз, и начала читать.
Тем временем Эдвард подтащил к себе сумку. Ее он унаследовал от отца. Внутри хранились несколько угольных карандашей и пять-шесть дюжин старых листов пергамента. Пергамент был сплошь исписан многословными отцовскими толкованиями всевозможных отрывков из Библии, но сохранил его Эдвард вовсе не ради них, а из любви к рисованию и украшал эти страницы с лицевой стороны, с оборотной, хоть чистые, хоть поверх строк на удивление точными, уверенно выполненными рисунками. Вот и сейчас он достал пергамент и уголь, уложил сумку на колено, а сверху пристроил пергаментный лист, чтобы порисовать, пока Абита читает вслух.