12
Почему бы вам не начать с рассказа о вашей работе? предложила она. Где вы находитесь? В письмах вы пишете «где-то во Франции».
Неподалеку от Эр-сюр-ла-Лис, в деревеньке в нескольких милях от Бетюна. Хотя идут разговоры о переводе нас на восток, поближе к передовой.
И сколько сейчас от вас до передовой?
Миль семь-восемь. Но пушки так грохочут кажется, они еще ближе. Поначалу я уснуть не мог, а теперь почти их не слышу.
И что вы делаете?
Мы один из нескольких десятков полевых лазаретов на фронте. Грубо говоря, мы спасаем тех, кого можно спасти. Если у них незначительные ранения, мы латаем их и отправляем назад в часть. Если рана серьезна, мы стабилизируем их состояние и отправляем в тыловой госпиталь на дальнейшее лечение. Если же помочь им невозможно, мы облегчаем их уход в мир иной.
Она осторожно кивнула, впитывая его слова.
А чем занимаетесь конкретно вы?
Я один из семи хирургов. Когда привозят раненых, один из нас оценивает их состояние. Если требуется операция, мы делаем ее сразу же, независимо от времени суток. До моей отправки во Францию я работал в больнице в Ист-Энде. Оперировал жертв поножовщины, людей, попавших под лошадь, людей, получивших травмы при падении грузов в порту. Но ничто из этого не идет ни в какое сравнение с тем, что я видел в Пятьдесят первом.
Он помедлил, давая ей возможность попросить его сменить тему на более безопасную, более нейтральную.
Продолжайте, сказала она, сжимая его руку.
Он в этот миг отдал бы все, что у него есть, за то, чтобы оказаться с ней где-нибудь в другом месте, уединенном месте, где он мог бы обнять ее. Держать ее нежно, осторожно и самому в ее объятиях познать благодать забвения.
С июля у нас почти не было отдыха. Раненых везут и везут, и если я на сортировке раненых, то я оцениваю их состояние. У меня есть считаные секунды, чтобы оценить, у кого есть шанс выжить, а кто умрет. Прямая ампутация дело несложное и быстрое, за час я могу сделать две-три. Но все, что посложнее
Он отхлебнул чая, подкрепляя себя.
Приносят солдата, а на нем ни царапинки. Но пульс едва прощупывается, дыхание затрудненное, кожа бледная. Его тяжелое положение очевидно. И вот мы с санитаром переворачиваем его, осматриваем с головы до пят и находим: крохотное входное пулевое отверстие. Или осколочное. Его единственная надежда операция. Я должен разрезать его кожные ткани и найти, куда попала пуля. Я делаю это, обнаруживаю, что пуля или осколок отрикошетили от ребра или позвоночника и повредили жизненно важный орган и все артерии на пути. Операция на таком ранении может длиться часами, если раненый не умрет от шока или кровопотери, пока я над ним работаю. Мы можем делать переливания крови, но на это уходит много времени, и не всегда есть люди, готовые стать донорами.
А пока я пытаюсь спасти одного этого человека, в предоперационной палатке умирает с полдюжины других. Мальчики лет восемнадцати-девятнадцати. Они зовут своих матерей. А наши медсестры и санитары так заняты, что не могут улучить минуту, чтобы взять умирающего за руку в миг его ухода.
Он поднял глаза, постарался выдержать ее немигающий взгляд.
Я повидал много всяких ужасов, Лилли, но этот наихудший. Слышать, как они перед смертью зовут матерей. А они ведь изо всех сил стараются вести себя стоически. Вы поверите, что они даже просят у меня прощения за свою слабость?
Он отвернулся. Не мог не отвернуться, иначе она увидела бы горячие, постыдные слезы, собравшиеся за его закрытыми веками.
Хотела бы я знать, что тут можно сказать, тихо проговорила она дрожащим от чувств голосом. Я и представить себе не могла, что это так ужасно. Вы никогда в ваших письмах нет ни слова об этом.
Он, конечно, ничего об этом не писал. Да и с чего бы он стал рассказывать ей об этом? Он зажмурился, молясь Богу о том, чтобы она не заметила его постыдной слабости. Потом он нашел в себе силы снова посмотреть на нее. Она тихо плакала, на ее щеках остались следы слез.
Простите меня, Лилли. Простите, бога ради, сказал он, ощущая, как чувство вины сводит его желудок. Мне не следовало быть таким откровенным с вами. Не могу себя простить за то, что рассказал вам это.
Ну что вы. Она провела по глазам рукавом, открыла ридикюль в безуспешных поисках платка. Он достал из нагрудного кармана потертый кусочек ткани, вчера засунутый туда матерью, и вложил в ее руку.
Спасибо, сказала она, вытерев глаза. Не обращайте внимания на мои глупые слезы. Я ведь сказала вам, что буду слушать, невзирая ни на что. И я вам говорю: мне по силам вынести это.
Она не лукавила. Она принадлежала к тому типу женщин, которые могут вынести все. Но он знал про себя, что он трус, по крайней мере в том, что имело отношение к Лилли, а потому пошел легким путем сменил тему.
Эдвард вам что-нибудь говорил о том, в каких бывал переделках? спросил он и тут же мысленно выругал себя. Хорошенькая смена темы.
В письмах? Почти ничего. Обычные его шуточки. Я думала о том, что должна расспросить его подробнее
Бога ради, не делайте этого. Мой опыт по сравнению с жизнью в траншеях просто рай небесный. У меня хотя бы есть достаточно удобная кровать для сна и горячая или почти горячая пища, когда я голоден. В его голосе теперь послышалась ярость. И мне не приходится бояться, что меня сразит пуля снайпера. Или что я утону в воронке от снаряда. Или что я истеку кровью, вися на колючей проволоке. А именно так и умирают солдаты на этой чертовой войне, будь она проклята
Он осекся в ужасе.
Простите меня, Лилли. Мне нет прощения за этот язык.
Я не в первый раз слышу такие слова. Не забывайте, где я работаю.
Тем не менее я должен был выбирать слова.
Какой же он идиот так испоганить то недолгое время, которое у них есть. Все, что он делал только болтал о себе, пугал ее фронтовыми историями, бранился, как последний матрос, и ее теперь по ночам будут мучить худшие из кошмаров. Ну молодец!
Издалека до них донесся бой Вестминстерских часов, отбивавших четверть часа. Он отодвинул рукав, посмотрел на свои часы, его сердце упало.
Уже без четверти двенадцать. Мой поезд уходит через полчаса. Вы не проводите меня на вокзал?
Он подозвал официантку, расплатился по счету и вышел с Лилли на улицу. Сердце радостно забилось, когда она взяла его под руку, и он исполнился решимости наслаждаться каждым оставшимся им мгновением. Времени сказать все то, что на самом деле важно, что он чувствует на самом деле, никогда не будет хватать.
В считаные минуты они были уже на вокзале Виктория. Он взял свою сумку из камеры хранения, накинул на плечо, поднял голову и посмотрел на доску расписания наверху. Поезд на Дувр отправлялся с третьей платформы через десять минут.
Вы пройдете со мной до пропускного пункта? спросил он. Она робко кивнула, будто испытывая ту же неловкость, что и он.
Когда они подошли к его платформе, он поставил сумку на пол и повернулся к ней.
Вы мне напишете, Лилли?
Конечно. Но прежде, чем вы уйдете, Робби, я хочу
Да?
Я всегда хотела знать когда я видела вас в прошлый раз на праздновании обручения Эдварда, почему вы ушли, не попрощавшись?
Господи боже. Только не сейчас.
Я думал, Эдвард сказал вам. Вспомнил об одном деле.
Я волновалась уж не сказала ли вам что-то моя мама, не обидела ли каким-то образом? Так оно и было, да?
Пожалуйста, Лилли, не здесь
Я права, да? Вы должны мне сказать.
Да, она говорила со мной. Сказала, что вы обручены с Квентином Брук-Стейплтоном.
Это была ложь.
Теперь я знаю это. Я думаю, мы оба знаем, зачем она выдумала вам этого жениха.
Если бы я только знала. Если бы вы мне сказали, я бы вам все сразу же объяснила. Никогда у меня не было никаких женихов. Никогда. Вы ведь верите мне, правда?
Верю, ответил он, тщетно пытаясь найти еще какие-то слова.
С дальнего конца платформы до них донесся свисток.
Лилли, мне пора.
Он протянул руку, поправил ее локон, выбившийся из-под шляпки, и наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, но она в этот момент повернула голову случайно или намеренно? и ее губы прикоснулись к его губам.
Такие мягкие. Ни о чем другом в это мгновение он не мог думать. Ее губы были такими мягкими. Когда он в последний раз прикасался к чему-нибудь столь идеальному?
Он взял ее лицо в ладони, наклонился, чтобы в полной мере почувствовать сладость ее губ. И вот они разжались, и он отважился провести языком по нежной, гладкой, как атлас, внутренней поверхности ее нижней губы. Ее руки, сжимавшие лацканы его шинели, задрожали.
Кхе-кхе.
Реальность вторглась в их короткое забытье. Они стояли посреди вокзала Виктория и целовались. Всего лишь в ярде от дежурного по платформе, который даже не попытался скрыть восторга. Перед о черт побери не менее чем дюжиной солдатиков, которые явно с удовольствием следили за происходящим на их глазах.
Робби сделал шаг назад, нежно снял руки Лилли с лацканов своей шинели и попытался ободряюще улыбнуться.
До свидания, Лилли, прошептал он и развернулся. Он предъявил билет и прошел на платформу мимо железнодорожного служащего.
Он знал, она смотрит ему вслед, и ему стоило немалых усилий не броситься назад к ней, забыв обо всех приличиях, и не поцеловать ее еще раз. Он шел по платформе, и все вагоны, мимо которых он проходил, были заполнены. Он шел, и сердце колотилось в его груди ему так хотелось повернуться и увидеть ее еще раз. Наконец он увидел пустое купе.
Он вошел, скинул с плеча сумку и дал поезду увезти его. Увезти от Лилли назад к кошмарам его французской жизни.
Назад к войне, которая продолжалась уже столько, что ему стало казаться: она не кончится никогда.
13
16 декабря 1916
Дорогая моя Лилли,
получил отпуск на Рождество времени достаточно, чтобы съездить домой на два дня. Ты должна обязательно пообедать со мной на Рождество в «Савойе». И пригласи мисс Браун, если она свободна. В полдень тебя устроит?
С любовью и пр.
Эдвард.Лилли пришла в «Савойю» в день Рождества в половине двенадцатого, предполагая, что ей придется ждать в одиночестве за заказанным столиком, но, к ее радости, Эдвард уже был там, расхаживал туда-сюда по фойе. Он похудел по сравнению с тем, каким был в день их последней встречи, электрический свет резко выделял его скулы и нос с высокой переносицей, форма просторно сидела на его высокой, слишком худой фигуре.
Эдвард!
Он повернулся, увидел ее, обхватил руками, приподнял, осыпал поцелуями ее волосы.
Лилли, моя Лилли. Если бы ты только знала, как я скучал по тебе.
Несмотря на все мои письма? поддела она его и рассмеялась, когда он наконец опустил ее на пол.
Да, несмотря на все твои развеселые рассказы о жизни билетчицы. Не мог дождаться, когда увижу тебя сегодня встал ни свет ни заря. И кстати, счастливого Рождества.
И тебе того же. Ты когда приехал?
Вчера днем. Как раз вовремя для мрачного обеда en famille[10].
Бедняга.
Я только отдал долг не больше. Давай узнаем, есть для нас свободный столик в гриль-зале?
Вопрос был, конечно, риторический, потому что, стоило им войти в ресторан, как словно из ниоткуда появился метрдотель. Он приветствовал Эдварда по имени и провел их к столику.
Примечания
1
Мария Кюри (18671934) ученый-экспериментатор (физик, химик), педагог, общественный деятель. Первая женщина преподаватель Сорбонны. Лауреат Нобелевской премии по физике. Элизабет Гаррет Андерсон (18361917) английская суфражистка, первая женщина, получившая в Британии квалификацию врача. Беатриса Вебб (18581943) британский общественный деятель, социолог, экономист, социальный реформатор.
2
Речь идет о Второй англо-бурской войне 18991902 гг., в которой Англия одержала победу.
3
Портовый город на западном побережье Англии.
4
Медицинская служба Вооруженных сил Великобритании.
5
Фраза «где-то во Франции» вошла в песню (американского композитора и автора стихов Роберта Кинга, который для этой песни взял псевдоним Мэри Эрл), впервые исполненную в 1917 году и начинавшуюся словами «Мой милый далеко за океаном, / Мой милый где-то во Франции».
6
Вспомогательное добровольческое подразделение.
7
Территориальная добровольческая часть первой помощи.
8
Название одного из лондонских парков.
9
Название английской музыкальной комедии по книге Х. Гарвуда и Дж. Гроссмита. Премьера состоялась во время Первой мировой войны.
10
В семейном кругу (фр.).