Это была наша семейная шутка. Вообще-то, он любил Зору, и, наверное, по мере роста его успехов на финансовом поприще он видел в этом способ обуздывать свое непомерное эго. А еще это был своеобразный код.
Код для чего? спросила Фонтен.
Код для его топ-менеджеров, его банкиров, его службы безопасности. А самое главное, это был код для его секретаря миссис Макгилликадди. Тот, кто предъявлял такую визитку, получал доступ ко всему. Получал всю возможную помощь. Не важно, что он просил.
Но что могло помешать кому угодно другому написать ЭМНП на визитке и получить такой же доступ ко всему?
Стивен дал всем понять, что любой, кто попытается это сделать, будет жестоко наказан. Игра не будет стоить свеч.
Фонтен посмотрела на тело Александра Плесснера.
Не настолько жестоко, сказал Гамаш.
Вам известно, сколько таких визиток он раздал? спросила Фонтен.
Вообще-то, я думал, что у меня единственная визитка подобного рода, сказал Гамаш, убирая свою визитку в бумажник. Для сохранности.
Стивен дал ему эту визитку после похорон родителей. Он тогда отвел Армана в сторону и под бдительным взглядом Зоры достал свою визитку и написал на ней ЭМНП.
«Знаешь, что означают эти буквы?» спросил тогда Стивен.
Арман отрицательно покачал головой. Он не знал и не хотел знать. Все в этом мире потеряло для него значение.
Стивен сказал ему, и Арман в первый раз после того стука в дверь улыбнулся. Он слышал, как Зора произносила эти слова на своем ужасном французском.
«Всегда держи эту карточку при себе, Арман. В любое время, когда тебе понадобится помощь, приходи ко мне. Если тебя не будут пускать, покажи им эту карточку. Они дадут тебе все, что ты попросишь».
«Мороженое?»
«Да. С любой приправой. Деньги. Безопасное место, где можно остановиться. И они найдут меня, где бы я ни был, и я приду к тебе. Ты меня понял?»
Вопрос был уместный. В то время Стивен еще не избавился от своего немецкого акцента. И если Арман понял не все сказанные им слова, то смысл он понял прекрасно.
Он положил карточку в карман, а потом вышел вместе со своим лучшим другом Мишелем.
Весь этот день он то и дело засовывал руку в карман. Трогал визитку. Смотрел на дом.
Зора будет заботиться о нем. А теперь он знал, что и Стивен тоже.
Он не останется один.
Полвека спустя пришел черед Армана заботиться о Стивене. Защищать его.
Разбираться в том, что произошло.
Но что именно произошло?
Арман посмотрел на мертвеца.
Был ли Александр Плесснер целью убийцы или же его убили по ошибке? Приняв за Стивена.
За этого мерзкого нищего поца.
Арман, сказал Дюссо, отведя Гамаша в сторону, пока Бовуар обследовал тело. Я не возражаю против твоего участия в следствии. Напротив, я даже приветствую это. Ты знаешь месье Горовица лучше, чем кто бы то ни было. Но этот парень? Он будет только мешать. Он уже раздражает Фонтен.
Бовуар опытный коп, сказал Гамаш. Еще раз. И он закончил свою карьеру главой отдела по расследованию убийств
В Квебеке.
Oui. Но убийство есть убийство. И люди всюду люди. Даже в Квебеке. Никто не выслеживает убийц лучше, чем Жан Ги Бовуар.
Ты кое-что забываешь, сказал префект, переведя взгляд с Гамаша на полицейских, собирающих улики. Это уголовный розыск. В Париже. Мы выбираем лучшее из того, что есть во Франции. И эти люди лучшие. Не только в Париже. Не только во Франции. Но и в мире.
Они уставились друг на друга.
Ты, конечно, прав, сдался Арман. Но Жан Ги на уровне лучших из лучших.
Правда? Я посмотрел про тебя в Сети, чтобы освежить в памяти сведения о твоей карьере. Многое случилось в твоей жизни, мой друг.
Верно.
По ходу дела я посмотрел и сведения о нем. Он алкоголик и наркоман
Выздоровевший, отрезал Арман. Он несколько лет как совершенно чист. Только не говори мне, что у тебя нет отличных полицейских, которые не страдали тем же. Несчастные случаи при нашей работе
Да. Да, согласился Дюссо. Слишком велик ущерб.
И часто этот ущерб наносится лучшим, сказал Гамаш. Тем, кому небезразлично. Тем, кто идет первым. Жану Ги небезразлично. Нигде нет офицера полиции лучше. Включая и твоих, местных. Он сделал паузу, давая Дюссо шанс возразить. Я не знаю никого храбрее Бовуара.
Или умнее? заметил Дюссо. Я слышал, что он спрыгнул с корабля, ушел работать в бизнес. Возможно, он зарабатывает в десять раз больше, чем мы. И при этом в него не стреляют. Как тебе известно, мой заместитель тоже ушел. Мы с тобой дураки, Арман.
Слава богу, мы пока прекрасно выглядим, с улыбкой сказал Арман.
Дюссо похлопал Гамаша по руке:
А у тебя никогда не возникало искушения, mon vieux?[41] Наняться в службу безопасности какой-нибудь фирмы, например? Такому, как ты, положат немаленькое жалованье.
Нет. А у тебя?
Дюссо рассмеялся:
Никому не говори, но я в этой жизни научился хорошо делать только одно дело. Им и занимаюсь. Он с гордостью посмотрел на свою команду.
Неправда, сказал Арман. Помнится, пару лет назад ты брал длительный отпуск, чтобы играть на саксофоне в чешском ансамбле.
Клод понизил голос:
Ш-ш-ш. Все думают, что я изучал систему международных прачечных по отмыванию денег.
Боюсь, что тебя раскроют. Ты совершил ошибку, когда сказал им, что вступил в хоровой кружок антитеррористического отдела Интерпола.
Да, трудно поверить, но они узнали это. Утешает, правда, то, что меня окружают не идиоты. Похоже, я единственный.
Арман рассмеялся.
Правда состояла в том (и Гамаш был одним из немногих, кто ее знал), что Клод пережил посттравматическое расстройство после невероятно жестокого года террористических нападений. Кульминацией которого стала гибель его наставника и предыдущего префекта под колесами автомобиля.
Музыка, в особенности его любимый саксофон, помогла ему исцелиться.
Ну хорошо, сказал Дюссо. Бовуар остается, но на втором плане. И я буду иметь дело с тобой, а не с ним.
Договорились.
Ты меня извинишь? Я вижу, тут появился прокурор.
Жан Ги прошел по всей квартире, осмотрел все комнаты.
Ирена Фонтен вернулась к своим обязанностям руководителя команды криминалистов.
Клод Дюссо, стоя у окна, совещался с прокурором республики, без санкции которого невозможно было открыть следствие по убийству.
Совещание не заняло много времени. Две пули оказались весомым аргументом.
Арман, отнюдь не новичок в расследовании убийств, потерянно стоял посреди знакомой комнаты.
Это пространство, это место всегда было для него безопасным. Почти священным.
Но теперь перестало быть таким.
Его взгляд скользил по крюкам под картины в стене, по картинам, лежащим на полу.
Гоген, Моне, Ротко, огромное полотно Сая Твомбли, скинутое с каминной полки. Великолепная картина Кеножуак Ашевак, лежащая кверху лицом.
Среди них можно было легко не заметить маленькую раму размером со средник старинного окна. Эта акварель, как ни посмотри, была совсем не впечатляющей, если не считать того утешения, которое она предлагала плачущему ребенку. Крохотное окно в невозможное.
Дымок все еще поднимался над домами. Неизменный. Предсказуемый. Река все еще прорезала деревню в долине. Вокруг росли непроходимые леса, в которых, как был уверен юный Арман, обитали чудесные существа. А в самом центре нарисованной деревни росло несколько деревьев.
Арман посмотрел на эту маленькую раму, лежащую на полу на месте преступления, и его обуяло почти непреодолимое желание повернуться и уйти домой. В Квебек.
Сидеть в бистро вместе с Рейн-Мари, Анри, Грейси и Фредом, свернувшимися перед камином, в котором потрескивают дрова.
Габри принес бы им кофе с молоком или что покрепче. Оливье подал бы лосося, копченного на кленовых дровах, а потом к ним присоединились бы Клара и Мирна, чтобы поболтать о книгах и картинах, о еде, о том, что натворила лошадь Святого Идиота.
Сумасшедшая Рут и ее одержимая утка Роза осыпали бы всех оскорблениями и тонкой поэзией.
Даже теперь, с расстояния, казавшегося непреодолимым, он видел многостворчатые окна бистро, выходящие на густой лес, и листья, которые уже меняют цвет.
Как это происходит рано или поздно со всеми.
Кроме той картины, которую так безрассудно бросили на пол.
Домой. Домой. Он очень хотел домой. Сидеть у огня. Слушать разговоры друзей, смеяться. Держать Рейн-Мари за руку и смотреть, как играют их внуки.
Гамаш подошел к маленькой картине и вернул ее на безопасное место на стене. На ее место.
Но прежде чем сделать это, он заметил написанное на заднике слово: «Арману».
Глава одиннадцатая
Рейн-Мари Гамаш сидела в баре «Жозефина» отеля «Лютеция», положив руку на картонную коробку.
Не обращая внимания на элегантных посетителей бара, она смотрела в огромные окна отеля на шикарных мужчин и женщин Шестого округа Парижа.
Они проходили по улице Севр. У многих в руках были полиэтиленовые пакеты из находящегося поблизости универмага «Ле Бон Марше».
Рейн-Мари осознавала, что происходит вокруг нее в великолепном баре в стиле модерн, но все, что она видела, это тело на полу и кровь на ковре в комнате, где прежде играли ее дети.
И еще она пыталась вспомнить этот запах. Удастся ли ей когда-нибудь распознать его?
Вплоть до нынешнего дня она помнила запах своей матери. Не духов, а очистителя с содержанием аммония. Этот запах прилип к ней, впитался в материнские поры она работала приходящей уборщицей.
И Рейн-Мари знала, что, уходя в могилу, унесет с собой запах Армана запах сандалового дерева. По крайней мере, она на это надеялась. На то, что уйдет первой. В его объятиях.
С ее стороны это было проявлением эгоизма. Вынудить его пережить это. Оставить его одного. Но она сомневалась, что сможет уйти без него. Если он
Она прогнала эти мысли. Надо вернуться к насущному. К фактам. К мертвецу.
Будучи профессиональным библиотекарем и архивариусом, Рейн-Мари умела не только сортировать и каталогизировать информацию, но и устанавливать связи. Именно эта способность ее мыслительного аппарата работать одновременно на нескольких уровнях сделала ее профессионалом высокой пробы и обеспечила ее карьеру в Национальной библиотеке и архиве Квебека.
Там, где другие видели только факты, мадам Гамаш видела связи между этими фактами. Она могла установить общее между двумя, тремя, многими внешне никак не связанными событиями.
Между аборигенским именем, означающим «Созерцатель звезд», рассказом об имевшем место в 1820 году званом обеде с участием геолога Бигсби и могилой нищего в Монреале.
Она соединила все это, и у нее получился Дэвид Томпсон. Землепроходец и картограф, который оказался, вероятно, величайшим картографом, когда-либо жившим на земле. Выдающаяся личность, забытая историей.
Пока архивариус и библиотекарь мадам Гамаш не обнаружила его.
А теперь она получила целый набор никак не связанных между собой фактов и событий. Не безопасно упокоившихся в истории, а живых, происходящих в данный момент. И забрызганных кровью.
Она прижала к себе коробку и прищурилась. Пытаясь увидеть
Привет!
Рейн-Мари в мгновение ока вернулась в бар «Жозефина» и увидела улыбающееся лицо мужа.
Désolé, сказал он и наклонился, чтобы поцеловать ее. Не хотел тебя испугать. Ты была где-то за миллион миль отсюда.
На самом деле не столь далеко. Она поцеловала его в ответ и услышала его шепот:
Не реагируй.
Она сохранила улыбку на лице и попыталась ничем не выдать своего недоумения.
Он отошел в сторону, и Рейн-Мари увидела Клода Дюссо.
Клод, сказала она.
Но недоумение никуда не делось. Что хотел сказать Арман? Неужели она не должна узнавать этого человека, которого так хорошо знала?
Которого видела вчера вечером в больнице?
Но когда префект наклонился поцеловать ее в обе щеки с преувеличенным политесом, давно вошедшим у них в шутку, Рейн-Мари все поняла.
Она постаралась не реагировать, но испугалась, что на какое-то мгновение выдала себя. Ее глаза слегка расширились. От удивления.
К счастью, после этого она увидела Жана Ги и перенесла свое удивление на него.
Все расселись на диванчике и заказали выпивку, а Арман рассказал Рейн-Мари о последнем развитии событий.
Она выслушала, задала несколько вопросов, на которые никто не знал ответа, и замолчала.
Но мысли ее метались. И так быстро, что она просто чувствовала, как они кружатся. Поднимают пыль. Затемняют то, что должно быть очевидным.
Жан Ги показал на ее булочку:
Вы не будете?..
Рейн-Мари подтолкнула тарелку с булочкой к своему вечно голодному зятю.
Большой вопрос состоит в том, убили ли месье Плесснера случайно, приняв его за месье Горовица, или нападение на него было преднамеренным, сказал Клод Дюссо. Что у вас здесь?
Он показал на коробку, на которой по-прежнему лежала рука Рейн-Мари, защищая ее.
Да-да, сказал Арман. Мы собирались тебе показать. Он огляделся и поймал взгляд метрдотеля. Жак!
Oui, месье Арман?
Они были давно знакомы. Жак служил помощником официанта, когда Стивен в первый раз привел девятилетнего Армана в «Лютецию». Разница в возрасте между ними составляла девять лет, и, хотя они знали друг друга почти полвека, отношения между ними оставались формальными. Хороший метрдотель никогда не бывает запанибрата с гостями. А Жак был одним из лучших.
Мы можем поговорить где-нибудь приватным образом?
Конечно. Я найду для вас комнату.
Несколько минут спустя они оказались в президентском номере.
Я рассчитывал на какую-нибудь кладовку в подвале, сказал Дюссо, с удивлением оглядывая номер. У тебя тут явно налажены связи, Арман.
Как и у тебя в «Георге Пятом».
Дюссо рассмеялся:
Если бы так. Я не появлялся там сто лет.
Значит, я ошибся. Мне показалось, что ты говорил об этом.
Нет. Ты, наверное, имеешь в виду тот клоповник за углом от набережной Орфевр.
Точно. «Люби меня задешево», сказал Арман.
Дюссо рассмеялся. Арман снова поймал взгляд Рейн-Мари, предостерегая ее. Но сразу же увидел, что в этом нет необходимости.
Клод Дюссо сел на низкий диван, поставил коробку на колени и открыл ее с предвкушением ребенка в рождественское утро.
Так, посмотрим, что у нас здесь. Это коробка из больницы, non? Вещи месье Горовица. Запечатано. Ты ее не открывал? Но я думал
Мы ее открыли, сказал Арман. И снова запечатали.
Он объяснил Дюссо и Жану Ги, что случилось в «Георге V».
Bon, сказал Дюссо. Хорошая мысль. Все здесь, на месте? Ноутбук, телефон, одежда?
Все, что было на Стивене прошлым вечером и что мне удалось найти в его кабинете.
Дюссо задумался, его рука замерла над коробкой, на худом лице появилось озадаченное выражение.
Странно, что он остановился в отеле. Ты не знаешь почему?
Нет.
Дюссо вытащил ноутбук.
Его пароля, я думаю, ты не знаешь?
Нет. И телефонного тоже. Впрочем, он разбит.
Сим-карта? спросил Дюссо.
Сломана.
Префект вздохнул:
Жаль.
Oui.
А это что? спросил Дюссо.
Похоже на универсальный гаечный ключ, сказала Рейн-Мари.
Они покупали для Даниеля и Анни немало сборной мебели, и сборка доставалась ей, так что с гаечными ключами она была знакома.
Этот ключ лежал на столе рядом с ноутбуком, сказал Арман. Я просто побросал все в коробку.
Включая и это, сказал Дюссо, на ладони у которого лежало несколько болтов. Нам не хватает только рулона клейкой ленты, и мы будем знать о «Георге Пятом» больше, чем нам хочется.
Интересно. Жан Ги достал из коробки пару канадских монеток. Они слиплись.
Ха, сказала Рейн-Мари, протягивая руку к монеткам. Забавно. Одна из них, вероятно, намагничена. Когда Даниель и Анни были детьми, я показывала им этот фокус.
Какой фокус?
Старые монеты имеют высокое содержание никеля, а это значит, что их можно превратить в магниты.