Крэнфилд?
Да, шеф?
Пожалуйста, пришли Диксона и Рамиреса. С мешками для мусора.
Короткая пауза.
Принято.
Минуту или две спустя двое служащих департамента санитарии появились из палатки с большими черными мешками. Вчетвером они медленно двинулись вдоль берега, Пендергаст по-прежнему в своих дорогих туфлях. Рамирес нагнулся, чтобы подобрать пластиковую тарелку.
Тарелка ни к чему, сказал Пендергаст. Если не возражаете, мусор буду выбирать я.
И они пошли дальше, то и дело останавливаясь, когда Пендергаст подбирал что-нибудь пакетик от чипсов, остатки растений, выброшенный на берег плавучий мусор, пластиковую крышку от кофе и бросал в мешок, который держали сотрудники санитарии. Его выбор казался случайным. Перельман не помнил, чтобы когда-либо совершал более необычную прогулку.
У вас есть карта, которую я просил? сказал Пендергаст, рассматривая резиновое колечко и затем отбрасывая его на песок.
Перельман достал лист бумаги и вручил агенту. Это была карта берега, нарисованная от руки, с красными точками, обозначающими место, где был обнаружен каждый обрубок, прежде чем его поместили на высоту, недоступную прибою; тут же стояло приблизительное время находки. Агент запрашивал эту карту предыдущим вечером перед самым отъездом в морг.
Пендергаст остановился и принялся разглядывать карту:
Превосходно, благодарю вас.
Мой патрульный Лару зафиксировал эти находки. Он считает себя настоящим художником.
Они пошли дальше, Пендергаст с картой в руке, которая, впрочем, никак не повлияла на их разыскания. Они шли, агент время от времени останавливался, разглядывал флажок, воткнутый в месте находки, или подбирал мусор, изучал его, потом клал в мешок или бросал на берег. На ходу он засыпал Перельмана вопросами: не случалось ли прежде чего-либо подобного не с обрубками человеческих ног, но с какими-нибудь странными и кучно выброшенными на берег дарами моря? Не стоит ли опросить местных рыбаков? Много ли обычно выносит мусора на берег в дополнение к ракушкам? Как часто они убирают берег? Перельман старался ответить наилучшим образом.
Они приближались к дальнему концу пляжа, и Пендергаст остановился, уставившись на большой старый дом на дюнах за полицейской лентой.
Какой прекрасный пример викторианской архитектуры приморского стиля.
Это Мортлах-хаус сказал Перельман.
Почти идеальное место, хотя при таком расположении за дюнами дом кажется довольно беззащитным. Пендергаст помолчал. Он немного не на месте, по крайней мере, в сравнении с другими здешними домами. И кто там живет?
Никто. Он приговорен к сносу.
Жаль. Пендергаст подобрал пластиковую бирку и бросил ее в один из распухших от мусора мешков. Потом выпрямился. Возвращаемся? Думаю, я набрал достаточно мусора.
Я не возражаю.
Они развернулись и пошли назад, Рамирес и Диксон тащили наполненные мешки.
Должен признать, меня одолевает любопытство, шеф Перельман. Скажите, каково ваше мнение о версии коммандера?
Он опытный моряк провел на воде в качестве капитана десять тысяч часов, и его способности никто не оспаривает.
Ответ был недостаточно полный, и Перельман это знал. Он задумался на секунду, потом решил, что Пендергаст заслуживает его доверия. Почему именно заслуживает, он не был уверен.
Бо принадлежит к старой школе, он привык к полному подчинению, отчего иногда его одолевает гордыня и он не всегда готов слушать других. Но я работал с ним прежде. Я уважаю его опыт: целая жизнь на море. Его предположение, что обрубки прибило с Кубы, кажется мне вполне логичным. Куба меняется, но, к сожалению, там в тюрьмах все еще много диссидентов.
Пендергаст, идущий рядом с Перельманом, кивнул.
С другой стороны мы имеем дело не с осадкой, дрейфом и сносом катера береговой охраны водоизмещением в четыреста тонн. Мы имеем дело с обрубками ног в кроссовках, плывущими в воде. Не думаю, что кто-то имеет опыт в таких делах, даже коммандер.
Продолжая говорить, Перельман краем глаза приметил какое-то движение. Черный лимузин свернул с Каптива-драйв, двинулся по дороге, упиравшейся в пляжную парковку, и остановился, не доехав до ленты. Перельман нахмурился. Это еще что такое какой-то новый чиновник приехал на выход к прессе? Перельман полагал, что уже встретился или переговорил со всеми управленцами города, советниками, начальственным резервом округа Ли, имевшими хоть самые малые властные полномочия.
Задняя дверь машины открылась, и он понял, что ошибался. Из машины в тень под пальмами вышла женщина. На ней была большая стильная шляпа с широкими полями от солнца и легкое светлое платье, покрой которого подчеркивал ее стройные формы. Она приблизилась, вышла из тени на солнце, и тут Перельман понял, что она не только очень молода не больше двадцати трех или двадцати четырех лет, но еще и удивительно красива. Перельман был киноманом, и высокие брови и коротко стриженные волосы цвета красного дерева напомнили ему Клодетт Кольбер. Нет еще сильнее для воображения начальника полиции было сходство с легендарно красивой Олив Томас, звездой немого кино, умершей в 1920 году.
Но тут видение из прошлого изящно наклонилось и проскользнуло под полицейской лентой, и чары разрушились.
Эй, минуточку! воскликнул Перельман.
Вдали он заметил двух полицейских, бежавших к черной машине. И ощутил легкое прикосновение к руке.
Все в порядке, сказал Пендергаст. Она со мной.
Но молодая женщина остановилась сама, не желая зарываться каблуками в песок, и явно ждала их. Перельман дал отбой своим полицейским, и маленькая процессия агент ФБР, начальник полиции, двое рабочих с тяжелыми мешками с мусором двинулась к ней по песку.
Констанс, сказал Пендергаст, когда они приблизились, это начальник местной полиции Перельман. Позвольте представить вам, шеф, мою подопечную и помощницу Констанс Грин.
Молодая женщина сняла солнцезащитные очки и посмотрела на Перельмана фиалковыми глазами:
Рада с вами познакомиться.
Низкое контральто, среднеатлантическое произношение, и Перельман снова почувствовал странное дуновение из далекого прошлого.
Удивлен, что вижу тебя здесь, но рад, сказал ей Пендергаст. Что побудило тебя покинуть Эдем?
Я думаю, это была встреча с древом познания.
Даже обаяние рая со временем бледнеет.
Я дочитала «À rebours». И мне пришло в голову после того как шеф безопасности закончил объяснять мне подробности обращения с его Эм-шестьдесят, что с моей стороны эгоистично оставаться в стороне, погрязнув в роскоши, пока ты, предположительно, трудишься здесь над расследованием. Не знаю, буду ли полезна в этом, но, по крайней мере, могу составить компанию.
Очень любезно.
Мне сказали, что ты остановился в мотеле «Фламинго вью», она произнесла название мотеля так, словно это была разновидность слизняка, но, приехав туда, я предположила, что это какая-то ошибка, и не рискнула войти внутрь и спросить.
Увы, не ошибка. Уверен, что ответственный заместитель директора хотел заказать мне более подходящее место. Но я собираюсь в ближайшее время расставить все по своим местам.
Только не надо ничего менять из-за меня. Насколько я понимаю, сон в лачуге укрепляет характер.
Пендергаст повернулся к Перельману, который с любопытством слушал их разговор:
Спасибо, что удовлетворили мою просьбу и мой интерес к мусору. Я был рад поговорить с вами. Не сомневаюсь, что мы вскоре увидимся.
Заезжайте вечером, если будете свободны. Если я не вожусь со своим катером, то вы найдете меня на веранде я играю на гитаре, попиваю текилу и делаю вид, что читаю поэзию. Миз Грин, рад был с вами познакомиться. Кивнув своим рабочим, Перельман двинулся к командной палатке.
Одну секунду, пожалуйста! услышал он голос Пендергаста. Агент показывал на два мешка с мусором. Позвольте мне освободить вас от этого груза.
Перельман нахмурился:
Что?
Вы были настолько любезны, что привезли меня сюда. Ваши люди были настолько любезны, что таскали эти мешки, пока я наполнял их мусором. Минимум, что я могу сделать, это избавить вас от необходимости избавляться от него.
Но зачем?
Перельман замолчал, поняв, что не услышит прямого ответа. Он кивнул двум рабочим, и те последовали за Пендергастом и его подопечной к лимузину, где Пендергаст попросил их положить мешки в багажник. После чего рабочие вернулись к шефу, и все трое проводили взглядом сверкающую черную машину, которая развернулась в три приема и поехала на юг через мост, к мотелю «Фламинго вью».
9
Роджер Смитбек поднялся по наружной лестнице в убогое жилище на чердаке, стараясь идти беззвучно, чтобы не разбудить обитателя первого этажа. Подъем был труднее, чем прежде: пятая порция черного «Джонни Уокера» со льдом оказала сильное воздействие на его мозжечок.
Он добрался до лестничной площадки и на мгновение остановился, тяжело дыша и впитывая в себя ночной пейзаж. Повсюду вдоль берегов рукотворного канала стояли такие же небольшие дома в стиле кейп-код. Он слышал шум машин, поющие голоса, слабый рокот прибоя и бесконечное гудение насекомых.
Открыв дверь, Смитбек включил свет, прошел по комнате к глубокому мягкому креслу и рухнул в него. Он вытащил из кармана свой сотовый и быстро нашел фотографии, украдкой снятые сегодня. Слава богу, они сохранились и были приличного качества. Смитбек умел использовать наиболее скандальные приемы репортажа, но, поскольку в баре было темно, он беспокоился, что не получится.
Он опустил руку с телефоном на пол и закрыл глаза. Комната тут же начала вращаться. Смитбек открыл глаза и взглянул на часы. Начало десятого. Краски все еще у себя в кабинете он никогда оттуда не выходил, если нужда не припирала.
После того как его бесцеремонно выставили с места преступления, Смитбек вернулся на материк, где взял свой «субару» и поехал обратно на Санибел что само по себе было пыткой, намереваясь снять номер в мотеле. Но в связи с наплывом прессы номера стали такой же редкостью, как куриные зубы. Даже в самых паршивых мотелях у входа светилось объявление «свободных мест нет». В конечном счете он был вынужден снять за безумные деньги «номер на втором этаже» у частного домовладельца пенсионера, работавшего прежде в почтовом ведомстве. «Номер» состоял из одной комнаты и ванной, к ним придавался хозяин, который утомлял его своей болтовней всякий раз, когда Смитбек попадался ему на глаза. Хуже того, дом находился в самой непривлекательной части острова, известной как Гумбо-Лимбо, неподалеку от моста и далеко от Тёрнер-бич. Но немалым плюсом было то, что к «номеру» прилагалось разрешение на посещение пляжа; в этом разрешении он назывался резидентом, а таковой имел право свободно гулять по острову до тех пор, пока не попадется на глаза рыжеволосому ублюдку из береговой охраны. Конечно, резиденты имели не больше прав приближаться к месту преступления, чем нерезиденты, но теперь его передвижение хотя бы не ограничивалось и он мог проходить через пропускные пункты.
Однако проблема с получением информации оставалась. Когда Краски увидел фотографии и услышал историю, он практически наделал в штаны от радости и рассыпался похвалами в адрес Смитбека за этот эксклюзив. Похвалы от редактора «Геральд» были большой редкостью, и Смитбек насладился ими. Но то были вчерашние новости. Порадовавшись, Краски захотел еще, к нему быстро вернулись его ворчливый тон и требовательность.
В отличие от покойного брата Билла, тоже репортера, Роджер Смитбек предпочитал во время работы быть незаметным. Один из навыков, освоенных им во время прогулок по Майами, состоял в том, чтобы определять рестораны и бары какие из них для туристов, какие для местных, какие для копов, какие для уголовников и так далее. И потому он провел вечер, переходя из одного многообещающего бара на Перивинкл-уэй в другой, пил сельтерскую воду и держал уши востро. В конечном счете эта стратегия привела его в «Риф-бар», где он встретил некоего Пола Рамо. Рамо был дружелюбным гигантом, он работал медицинским техником в морге и за последние тридцать шесть часов повидал столько, что испытывал насущнейшую потребность утопить увиденное в море алкоголя, а если конкретнее, то в высокоградусном крафтовом пиве, сваренном на сушеном хмеле. Смитбеку удалось сесть на высокий табурет рядом с ним, и вскоре они стали если не закадычными друзьями, то по меньшей мере собутыльниками.
Рамо, похоже, мог вместить в себя столько пива, сколько позволяли его немалые размеры. И Смитбек счел необходимым во имя товарищества и ради вящего доверия переключиться с сельтерской на виски.
Он покачал головой и заставил себя сесть в кресле. Боже милостивый, нужно успеть передать это, прежде чем он заснет. Смитбек еще раз торопливо просмотрел фотографии, потом открыл свой список контактов и нажал кнопку.
Ответ последовал после первого же звонка:
Краски.
Привет, босс.
Смитбек, я ждал твоего звонка. Что у тебя есть для меня?
Ну просто птенец с широко раскрытым клювом, обезумевший от голода. Неужели вчерашняя удача уже перешла в разряд древних историй? Смитбек, который интересовался теорией игр, решил, что лучшая стратегия поиграть на терпении Краски и немножко его подразнить.
Тут, вообще-то, жестко. Реально говорю, жестко.
Ну?
Нечто беспрецедентное, то есть ничего подобного еще не случалось. Власти действуют интуитивно. Начали с полного перекрытия информации.
Ты что, пил? Слова глотаешь.
Исключительно по служебной необходимости, уверяю тебя.
Ладно. Продолжай.
Смитбек не ответил. Он в уме сложил, сколько порций пива он купил Рамо, и теперь размышлял, сможет ли окупить их все или нет.
Роджер? спросил Краски. Ты здесь?
Да, босс.
Так что у тебя есть?
Местные ничего не знают, я тут поспрашивал. Но я снял комнату, и у меня хорошее расположение если что случится, я уже тут, на месте.
Теперь, когда ты на месте преступления, ты сам знаешь, что нужно копать.
Они это дело так плотно закрыли плотнее ослиной жопы.
Тишина на линии. Потом раздраженный вздох.
Смитбек, я восхищен тем, как ты влез в это дело. Но если уж ты мой лучший криминальный репортер, то я жду от тебя продукта, а на таком горячем деле это должно произойти не на следующей неделе. Вчера ты проявил настоящую инициативу, так куда же она пропала сегодня?
«Лучший криминальный репортер». Это уже кое-что. Смитбек знал, что дальше морочить Краски опасно, на этом слезливую историю про перекрытие информации нужно заканчивать.
Я как раз к этому подхожу. У меня есть продукт.
Правда? Раздражение мгновенно сменилось нетерпением. И что?
Типа какое количество обрубков вынесло на берег. Их число перевалило за сотню как тебе такое? И они провели в воде довольно долгое время. Около месяца.
Ни хрена себе! И откуда они?
Никто не знает. Они делают анализы ДНК и другие тесты всякого рода.
Смитбек услышал скрежет кресла, когда Краски подъехал на нем поближе к столу.
Что еще?
Это больше, чем есть у кого-либо другого.
«И мне пришлось потратить целый вечер, чтобы напоить ошарашенного медтехника и выудить из него эту информацию». Но Смитбек решил утаить самую круть по крайней мере, он надеялся, что все это обернется крутым делом.
Ладно. Краски знал, что спрашивать Смитбека об источнике бесполезно. Ты все это запиши и немедленно пришли мне.