И он подробно описал местонахождение золотой россыпи.
Кажется, наш содейственник предусмотрел всё. За месяц он заготовил для нас в десять раз больше, чем мы до этого за год.
В такие расходы себя вогнал, сказал Пётр, обнимая его за плечи. Одно ружьё чего стоит!
Для хороших людей ничего не жалко, с ребяческой улыбкой проговорил юкагир. А даст Бог, и вы мне поможете.
Да как поможем-то! распахивая глаза, возразил Пётр. Больше ведь не встретимся. Если, конечно, повезёт с побегом и нас не завернут обратно.
Э-э, Сипай, кто знает! сказал Николай и улыбнулся чему-то своему. Жизнь такая штука в ней что только не случается. Вот номер моего телефона, запомните его, а бумажку уничтожьте. Освоитесь на воле, будет случай, позвоните, известите о себе; хотелось бы узнать, как пригодились мои припасы и что у вас получилось из задуманного.
Вот ты юкагир, а я русский, сказал ему Пётр при нашей с ним последней встрече. А ты ближе мне, родней большинства русских прежде всего душевностью своей и взглядами на человеческие отношения, в основе которых праведность и благонравие. Ну, прощай, брат!
Николай обнялся с ним, потом со мной.
Прощайте, братки! сказал он, отступая на шаг. Как же хорошо было с вами! Одному-то, без близких людей, жизнь скучной покажется.
И он перекрестил нас православным крестом.
К ночи дождь прекратился, ветер стих, и волны на реке улеглись. Подождав ещё немного, вывели лодку из устья ручья на открытую ширь. Небо по-прежнему закрывали низкие тучи, темень была не видно ни зги, как нельзя лучше для побега. До противоположного берега километров пять, там чуть ли не сплошь крутые обрывы, и причалить без опасности крушения можно было только при свете дня.
Торопиться нужды не было, и мы подгребали легонько, не утруждаясь. Скорость течения в этих местах была примерно полметра в секунду, и нас снесло от пристани ещё километров на восемь к северу.
Едва забрезжило, пристали к узкой галечной полосе, за которой тянулась с подъёмом расселина между скальными кручами. Ступив на гальку и выгрузив имущество, оттолкнули лодку её медленно повлекла текучая вода и сразу двинулись к лесу, тёмно вздымавшемуся по верху берегового обрыва.
Шли с ориентиром на восток, почти не останавливаясь. По пересечённой местности, иногда буреломом. Перекусывали на ходу колгоновскими сухарями. Запивали водой из луж, оставшихся после дождя. Иногда замирали, прислушиваясь, однако различали только звуки, обычно присущие тайге, ни лая собак, ни стучащего рокота вертолёта в небе.
Всё же это здорово, что мы переплыли реку, сразу отделившую нас от зоны, и уходили всё дальше в нетронутую человеком дикую сторону.
Ближе к полудню Пётр начал отставать; не было у него того спецназовского опыта марш-бросков и другой более чем жёсткой боевой подготовки, которую в своё время довелось испытать мне лично, и это сказывалось при всей его напористости. После окончания финансового вуза армейскую службу он первое время отбывал в научной роте, после чего помогал в бухгалтерском учёте канцеляристам своей воинской части; короче, сидячая работа, размягчающая и обессиливающая тело.
Я навьючил его рюкзак на себя, и он пошёл налегке с одним лишь ружьём.
К ночи, по моим прикидкам, оставили за собой километров шестьдесят.
У тихого неширокого ручья развели костёр и сварили овсяную кашу, заправив её мелко нарезанными кусочками сушёного мяса. Перед едой налили по немного спирта в кружки, разбавили водой и выпили. В основном всё молча, понимая друг друга без слов.
Опрокинув в себя дозу алкоголя, я замер на несколько секунд, проникаясь блаженным теплом, растекавшимся по животу и всему телу, затем рассмеялся и, выдавая хриплые ноты, не пропел, а прорыкал:
Слышишь, Петро, мы теперь на свободе! Ух, дьявольщина, как обалденно быть вольным человеком иди куда хочешь, когда хочешь, ха-ха-ха! И не оглядывайся на конвоира, потому что его нет за твоей спиной.
Он ответил мне понимающим взглядом, оживившимся после спирта, и мы рассмеялись уже вдвоём напряжённо и зло; случись что, за обретённую волю у обоих была готовность сражаться до последнего. В руках моего товарища колгоновское ружьё, у меня пистолет Христофорова; стволы придавали уверенности.
Как думаешь, нас ищут? спросил Пётр.
Конечно, ответил я, всю округу, поди, обшарили.
С овчарками, пожалуй.
И с ними. Но после такого дождя толку-то от собак!
Покончив с трапезой, нарубили лапника, постелили на него палатку, улеглись и тут же провалились в глубокий сон.
На следующий день прошли ещё километров шестьдесят, а пожалуй, и больше. Опять же на восток. Шли, не жалея себя. Случалось, падали, и вроде уже не было сил встать, но мы вставали и с прежним упорством двигались всё дальше. И наконец вступили в сильно расчленённый горный массив с крутыми обрывами и во многих местах ровными, как бы столовыми возвышенностями.
На четвёртый день повернули на юг. Ещё двумя днями позже взяли направление на юго-запад, всё больше принимая в сторону Енисея.
Пётр быстро втянулся в тяготы пути и с утра до вечера весь свой груз уже нёс на себе. Карта местности, сложенная в несколько раз, находилась у него в рюкзаке. На привалах он доставал её, разворачивал, вглядывался в условные изображения и говорил одно и то же:
Знаешь, где мы теперь?
Примерно знаю, отвечал я и указывал предположительное место.
Первые дни мы двигались по югу-западу Путораны.
Путорана это базальтовое плато Восточной Сибири, у Северного полярного круга, практически не тронутая человеческой цивилизацией область. В общем, затерянный мир с плоскими горами, ущельями и бездонными озёрами, где в долинах настоящая тайга с елями и лиственницами, похожая на ту, которую мы, зэки, вырубали уже не один год, а на возвышенностях тундра и ступенчатые каменные россыпи. Иногда наш путь пролегал и по верху, и тогда мы шли волнистым тундровым краем, цветущим в то время года и перемежаемым камнями.
К счастью, нам довелось пройти лишь краешек этого безлюдного плоскогорья; основной массив его, во многих местах непроходимый, простирался далеко на северо-восток.
Но вот горы пошли на убыль, расширились участки равнинной тайги, и Пётр довольно категорично заявил:
Путорана осталось северней. Теперь, друг мой любезный, мы уже вот где
Тыча пальцем в карту, он начал объяснять мне, как, по каким ландшафтным ориентирам ему удаётся достаточно точно определять наше местонахождение. Только я и без него знал приблизительные координаты благодаря армейской выучке.
Несколько раз мы выходили к самому Енисею и пополняли продовольствие рыбной ловлей. На ночлег выбирали место в глухом лесу возле какого-нибудь ручья или озера, на худой конец у достаточно обширной лужи, варили уху и, поужинав, сразу ложились спать.
Однажды вечером, сидя возле костра, я спросил у Петра:
Чем будешь заниматься на свободе?
Чем мы будем заниматься, ответил он, делая ударение на слове «мы». Мне так кажется. Теперь мы повязаны одной верёвочкой, и лучше держаться плечом к плечу. Как считаешь?
Гм, как! Для меня главное, чтобы нас не повязали. Остальное
И что надо делать, чтобы не повязали и снова не оказаться на зоне?
Сначала надо дойти до родных мест, там затаиться, отсидеться, прикинуть, что к чему, и
Что отсидеться, это понятно. А дальше-то что?
Ну не знаю, недоумённо ответил я. Как карта будет ложиться, обстоятельства покажут. А ты как думаешь?
Думаю, мы должны быть в разы умнее своих преследователей, которыми являются все правоохранительные структуры, а не только оперативники службы исполнения наказаний, непосредственно отряжённых в поиски за нами. Всегда, в любой ситуации быть умней всех вот в чём вопрос! Сумеем так поставить себя значит, свобода нам гарантирована и мы вольны будем жить по своему личному усмотрению сегодня и всегда. А нет опять закондыбачим в лагеря и нам впаяют добавочные сроки.
И как стать умнее?
Прежде всего надо проявлять осмотрительность и научиться просчитывать намерения карательной системы, опережая её на десять ходов вперёд.
Насчёт осмотрительности козе понятно, сказал я, не скрывая равнодушия к его словам, ничего особенного не открывавшим. Чтобы не так, как в «Джентльменах удачи» погулял, выпил и опять за решётку. Ладно, прикинь-ка лучше по карте, сколько нам ещё до Нерямы топать.
Не меньше двух суток, пожалуй.
Интересно, найдём ли мы там что-нибудь?
А вот дойдём и узнаем.
Глава вторая
Речные богатства
Речка Неряма впадала в более крупную реку, а уже та в Енисей.
Ну вот и дошли почти, сказал Пётр, когда узкая речная лента открылась перед нами в понижении между лесом. Спасибо нашему другу юкагиру.
Да, спасибо ему, конечно, поддакнул я, вставая рядом с товарищем.
Оба мы понимали, что, если бы не подробное описание Колгоновым той сложной гористой местности, золотую россыпь нам век бы не найти. Он настолько точно перечислил особенности рельефа, что под конец мы двигались, словно по путеводителю; за одной приметой открывалась другая, и так до самого водопада Карва с золотыми самородками.
Кем и почему было дано такое название отвесному таёжному стоку, Колгонов не сказал; вероятно, топонимная история сия уходила вглубь веков и там терялась. Лично мне оно напоминало лишь о речевых особенностях карело-финских народов, древние племена которых передвигались и по этим краям.
У падения воды, ниже его, ширина речки была метров четыре-пять, а выше почти вдвое меньше, и в этом месте и дальше к истоку она больше походила на ручей. Однако, по словам юкагира, ближе к устью в Неряму впадало ещё несколько притоков, и от бережка до бережка в тех местах было уже метров двенадцать, а где и пятнадцать. Вся длина русла составляла примерно километров семьдесят пять, потому, конечно, правильней было обозначение, что это малая река.
Непуганой рыбы в Неряме водилось чуть ли не руками лови. Она на глазах ходила у самого дна и одиночно, и косячками. Мы сначала диву давались, глядя, сколько её и как вольготно она чувствует себя в прозрачной чистой воде, несомненно, способствовавшей размножению.
Сбросив поклажу, развели костёр на ровном береговом лужке, представлявшем собой небольшой укромный пятачок между деревьями, удочками поймали в омутках несколько щучек и язей и сварили уху. К тому времени уже наступала ночь, так что после еды сразу легли спать.
Утром позавтракали остатками ушицы и принялись за дело, ради которого пришли сюда: поиск кусков и зёрен драгоценного металла.
О том, что просторы Сибири, в частности её реки, богаты золотом, известно, наверное, каждому мало-мальски начитанному человеку.
В памяти моей сохранился рассказ одной женщины-татарки, услышанный ещё в подростковом возрасте. О том, что мать её во время Великой Отечественной была золотодобытчицей исключительно удачливой. И она довольно-таки неплохо жила в те лихие поры, потому как за сданное золото, в котором воюющее государство остро нуждалось, получала мануфактуру, продукты питания и другие необходимые товары, которые были недоступны большинству простых граждан.
Скорость течения Нерямы на перекатистом выеме перед водопадом была ой-ёй какая, узкие потоки воды так и неслись с тихим несмолкаемым шумом и довольно ощутимо били по ногам.
А ниже Карвы русло становилось почти горизонтальным; именно на этом сравнительно спокойном отрезке и могли находиться гнёзда с концентрацией драгметалла. Воды здесь было по середину голени, а у бережков и вовсе по щиколотку, так что сквозь прозрачность её можно было рассмотреть каждую песчинку и каждый камешек.
Петру повезло с самого начала, своё первое золото он нашёл минут через пять поисков. Это был окатыш граммов тридцати весом.
Удача подхлестнула, и мы принялись за промысел с ещё большим рвением, забыв про еду и рыбалку.
Вскоре мне тоже попалось несколько крупных зёрен, за ними кусочек продолговатой овальной формы граммов сорока.
Сначала мы просто ходили по воде и краями берегов, пристально вглядываясь в донные отложения, а потом стали подковыривать песок и гальку сапёрной лопаткой и плоским на конце заступом, вытесанным из обрубленной жерди, и фортуна улыбалась нам всё чаще. Ну и опытность кое-какая стала появляться и делала своё дело.
Особенно тщательно проверяли русловые углубления и большие, и малые; именно в их отложениях таились наиболее крупные куски драгметалла, долгими годами обглаживаемые текучей водой и разными взвесями.
Лично я в полной мере почувствовал азарт золотодобытчика, будоражащий кровь, и вновь и вновь с нетерпением входил в реку на поиски. Подобное же настроение владело и Петром, это хорошо было видно по его горящим глазам и устремлённому выражению лица.
К полудню вымотались оба, от холодной воды начало сводить ноги.
На лужковом пятачке постоянно горел костёр, время от времени, когда совсем уж было невмоготу, мы подсаживались к нему, отогревались и по мере надобности подкладывали сухие сучья.
Всё, Карузо, хватит! возгласил наконец мой товарищ. Выбравшись на берег, он приблизился к горящим углям. Хватит пока. Сил нет терпеть. Так и обезножеть можно совсем.
Как скажешь, давай закончим, ответил я, следом за ним вылезая из воды. Пётр тянул руки к огню и постанывал, наслаждаясь исходящим теплом. Ладно, посиди здесь, а я рыбу половлю.
Вместе половим. Сейчас, минуту ещё, ноги только отойдут.
Да ты грейся, я один порыбачу.
Спустившись ниже по берегу до первого омутка, я забросил в воду удочку; немного погодя Пётр присоединился ко мне. Вскоре на крючки попались два ленка и три хариуса каждый едва достигал полуметра. Небольшие размеры их, наверное, были из-за условий обитания в Неряме узких берегов её, небольшой глубины и как следствие сравнительно ограниченной кормовой базы, хоть и при чистой воде. А может, это были молодые особи, ещё не достигшие половозрелого возраста.
Однако на уху для двоих такого улова было вполне достаточно.
Пётр взялся поварничать, а я прошёл вдоль речки выше и принялся осматривать дно на галечном створе возле крупных каменных выступов.
«Он» лежал в понижении у большого горбатого валуна, с приточной его стороны обкатанный самородок, на две трети затянутый смесью песка и мелкой гальки. Поддев лопаткой, я взял его в руки. Струи воды смыли тонкий илистый налёт с нижней его части, и металлический кусок целиком предстал в своём естественном посверкивающем виде. В нём было не меньше семисот граммов.
Смотри, сказал я, вернувшись к стоянке, и протянул самородок Петру.
Ого! воскликнул тот, расширяя глаза. Вот это сюрприз! Ну-ка дай.
Он взвесил находку на ладони.
Надо же, граммов семьсот или восемьсот будет! С виду чистое золото. Но, допустим, только наполовину он золотой, остальное пустая порода, кварц и прочее, всё равно мы уже богачи почти. И до этого ещё с полкило насобирали. В прежней, дозоновской жизни я слышал, что один грамм рудного золота стоит тысячу рублей.
Не торопись радоваться, Сипай. Мы в тайге, и ещё неизвестно, что нас ждёт впереди и чем закончится.
Да я не радуюсь, Карузо, просто трезво оцениваю вещи. Я хочу сказать, удача пока на нашей стороне и всё идёт без сучка и задоринки. И у нас есть всё необходимое для обитания великое спасибо Колгонову, снабдил, чем надо. Мы не голодные, одеты, обуты. Рыбы в нашем распоряжении вон через край. И золото нашли, как и хотели, и будущее наше обеспечено, попервоначалу уж точно. Надеюсь, будет везти и дальше. Самое главное смотреть в оба, не попасться в розыскные сети, расставленные для нас.