Потом снова обращаюсь к даме, которая теперь, вижу, буквально следит немигающими глазами за каждым моим движением.
Тогда я начинаю почему-то пугаться этих немигающих глаз. Я и сам не рад успеху у этого существа. И уже хочу уйти. И уже хочу обогнуть памятник, чтобы сесть на трамвай и ехать куда глаза глядят, куда-нибудь на окраину, где нет такой немигающей публики.
Но вдруг эта приличная дама подходит ко мне и говорит:
Извините, уважаемый Очень, говорит, мне странно об этом говорить, но вот именно такое пальто украли у моего мужа. Не откажите в любезности показать подкладку.
«Ну да, конечно, думаю, неудобно же ей начать знакомство с бухты-барахты».
Я распахиваю свое пальто и при этом делаю максимальную грудь с напружкой.
Оглядев подкладку, дама поднимает истошный визг и крики. Ну да, конечно, это ее пальто! Краденое пальто, которое теперь этот прохвост (то есть я) носит на своих плечах.
Ее стенания режут мне уши. Я готов провалиться сквозь землю в новых брюках и в своем пальто.
Мы идем в милицию, где составляют протокол. Мне задают вопросы, и я правдиво на них отвечаю.
А когда меня, между прочим, спрашивают, сколько мне лет, я называю цифру и вдруг от этой почти трехзначной цифры прихожу в содрогание.
«Ах, вот отчего на меня не смотрят! говорю я сам себе. Я попросту постарел. А я было хотел свалить на гардероб недостатки своей личной жизни».
Я отдаю краденое пальто, купленное на рынке, и налегке, со смятенным сердцем, выхожу на улицу.
«Ну ладно, обойдусь! говорю я сам себе. Моя личная жизнь будет труд. Я буду работать. Я принесу людям пользу. Не только света в окне, что женщина».
Я начинаю издеваться над словами буржуазного ученого.
«Это брехня! говорю я себе. Это досужие выдумки! Типичный западный вздор!»
Я хохочу. Плюю направо и налево. И отворачиваюсь от проходящих женщин.
19321935
Беспокойный старичок
У нас в Ленинграде один старичок заснул летаргическим сном.
Год назад он, знаете, захворал куриной слепотой. Но потом поправился. И даже выходил на кухню ругаться с жильцами по культурным вопросам.
А недавно он взял и неожиданно заснул.
Вот он ночью заснул летаргическим сном. Утром просыпается и видит, что с ним чего-то такое неладное. То есть, вернее, родственники его видят, что лежит бездыханное тело и никаких признаков жизни не дает. И пульс у него не бьется, и грудка не вздымается, и пар от дыхания не садится на зеркальце, если это последнее приподнести к ротику.
Тут, конечно, все соображают, что старичок тихо себе скончался, и, конечно, поскорей делают разные распоряжения.
Они торопливо делают распоряжения, поскольку они всей семьей живут в одной небольшой комнате. И кругом коммунальная квартира. И старичка даже поставить, извините, некуда, до того тесно. Тут поневоле начнешь торопиться.
А надо сказать, что этот заснувший старикан жил со своими родственниками. Значит, муж, жена, ребенок и няня. И вдобавок он, так сказать, отец, или, проще сказать, папа его жены, то есть ее папа. Бывший трудящийся. Все как полагается. На пенсии.
И нянька девчонка шестнадцати лет, принятая на службу на подмогу этой семье, поскольку оба-два муж и жена, то есть дочь ее папы, или, проще сказать, отца служат на производстве.
Вот они служат и, значит, под утро видят такое грустное недоразумение папа скончался.
Ну, конечно, огорчение, расстройство чувств: поскольку небольшая комнатка и тут же лишний элемент.
Вот этот лишний элемент лежит теперь в комнате, лежит этакий чистенький, миленький старичок, интересный старичок, не могущий думать о квартирных делах, уплотнениях и дрязгах. Он лежит свеженький, как увядшая незабудка, как скушанное крымское яблочко.